Верните маму - Мария Киселёва

А потом Николай Максимыч описывал настоящий шторм в четыре балла, который застал их через два дня врасплох. Он сорвал мостки, смыл с берегов стройматериалы. Нептун не хочет быть кротким. В скобках объяснялось Анне Даниловне, что Нептун — это морской бог, которого признают даже самые отчаянные безбожники.

Галина Сергеевна перебирала в руках эти письма, а бабушка говорила, что потом еще и другие водохранилища строили, но Коля на них не ездил.

А сегодня Анна Даниловна рассказывала, что Юрия Гагарина она видела еще до полета в космос. Будто шел он по набережной Москвы-реки, руки так за спину. И очень он был похож лицом на Мишу, старшего сына Анны Даниловны, у нее даже сердце колыхнулось, она остановилась и все глядела ему вслед. И в тот вечер Коле про это рассказывала. А потом, когда встречали первого космонавта, когда стал он говорить с Мавзолея, Анна Даниловна сразу его узнала.

— Что же ты, бабушка, плачешь? — спросила тогда Зойка.

Сынок мой, Миша… Такой же молоденький был… когда уходил. Как будто на него гляжу.

А Николай Максимыч тогда заметил, что это, можно сказать, так и есть: Миша начал, а Юрий кончил.

— Да, — согласилась Галина Сергеевна. — Я тоже так думаю: без первого не было бы и второго.

— А я хотела письмо Гагарину написать про все это, — немного потупясь, сказала бабушка. — Да не стала. Человек он теперь известный, занятой, забот много. И писем много. Где же на все ответить? Я понимаю, что мог бы и не ответить. А я бы ждала. Обидно бы было. Такие уж мы, старики-то. Потому и не стала.

— А он бы ответил, — помолчав произнесла Галина. — Честное слово, мама.

6

— Я не сумею проводить тебя, папа, — сказал Димка утром. — У нас сегодня классное собрание.

— Опять в субботу? Вы не очень удачно выбираете время. Субботу загружать не следует, чтобы не передвигать дела на воскресенье и не портить отдыха.

— Мы именно для этого и делаем!

Отец удивленно посмотрел на Димку.

— Чтобы показать превосходство общественных интересов над личными.

— Что за глупость? Надя, ты слышишь?

— У них очень энергичный комсорг, — улыбнулась Димкина мама.

Отец уезжал в геологическую экспедицию, о которой они с матерью давно говорили. Работа должна быть интересной, Надежда Павловна очень бы хотела быть рядом с мужем, да… нельзя. Первое время своего супружества они ездили вместе, но потом появился Димка. Надежда Павловна просидела с ним дома полтора года, пропустила несколько партий, а когда ей окончательно предложили работу в городе, она никак не хотела согласиться и заявила, что посадит сына в рюкзак и уедет. Это была, конечно, шутка, но бабушка, которая приехала из Загорска ей помогать, прижала к себе внука и вздохнула по-настоящему горько:

— Вот какие матери пошли. В рюкзак! Им работа, видишь, дороже.

И увезла Димку в Загорск. Но когда родился Шурик, детой стали растить вместе, а в экспедиции ездить только врозь.

— Ну, Дмитрий, — сказал отец на прощанье, — как всегда, гляди тут за порядком. И маму… — он понизил голос.

— Хватит шептаться, — подошла Надежда Павловна. — Все будет в порядке, товарищ начальник экспедиции.

После уроков Димку тянуло уйти, потому что он успел бы еще застать отца на аэродроме. Перемена показалась долгой, а когда все уселись по местам, он, чтобы заглушить свое желание, первым взял слово.

— Считается, что личность истории не делает, — начал Димка. — Ее делают массы. И значит, Македонский, Наполеон, Суворов — не герои. Не знаю, я в этом не уверен. Но даже если Македонский истории не делал, то Лютикова в масштабе нашего класса — делает. В этом я уверен.

Лютикову всегда хвалили, тут удивляться было нечему. Правда, с Наполеоном ее не сравнивали. Но это же Димка. Он вообще любит гиперболы. За их убедительность. Так. Что же дальше? А дальше Лавров сказал, что класс их, правда, был всегда неплохим, но теперь он первый среди восьмых. И это благодаря усердию Лютиковой, чего отрицать нельзя. Геля слушала без смущения, уже привыкла. Но вот она насторожилась.

— Вперед мы выдвинулись, — говорил Лавров, — а стали ли мы лучше?

Класс задвигался, Лютикова в недоумении пожала плечами.

— Мы стали активнее, мы весь год что-то делали, суетились, а много ли сделали? Пусть кто-нибудь мне ответит. — Димка неожиданно сел.

— Сейчас не отчетное собрание, — отрезала Лютикова. — И говорить об этом не время.

— А действительно, — Аникеев покрутил головой, — суетились мы много, Димка верно сказал. Весь год туда-сюда, а на поверку вышел пшик.

— Как это пшик? — повысила Лютикова голос. — Вы что?

Поднялся шум: «Правильно говорит!», «Нет, не правильно!»

Вера вышла к столу:

— Давайте разберемся. Это очень важно, что сейчас тут затронули. Итак: что мы делали и что мы сделали?

— Я протестую! — почти крикнула Лютикова. — Говорить об этом рано до отчетного собрания.

— Не рано, товарищ комсорг, — возразил Абрамов. — А может быть, несколько поздно. Но раньше мы не могли: не видели. Глаза не у всех позвоночных открываются сразу.

Дверь открыла Инна Макаровна и прошла к задней парте.

— Итак, что мы делали? — Вера Белова взяла мел и поставила на доске слева цифру один. — Боролись за успеваемость. Дальше?

— Устроили живой уголок!

— Ну знаете! — вспыхнула Лютикова. — Это может со всяким случиться.

— Конечно, — кивнул Абрамов. — Но мы это делали, мы много суетились. Пиши, Белова.

В начале года Геля носилась с идеей создания живого уголка для младших. Собирали деньги по школе, закупали ежей и черепах, клетки и аквариумы, ездили на консультацию к работникам зоопарка. Почти все было сделано, когда вдруг оказалось, что… нет помещения для этого живого уголка. С кем-то не было согласовано.

— Третье: руководили и участвовали в сборе металлолома. Четвертое: устраивали субботники и воскресники. Пятое: выпускали классную и школьную сатирические газеты. Шестое: ходили в кино и театры. Как будто все. — (Вера провела посередине черту.) — Теперь справа. Что сделали?

— Первое: успеваемость. Ну успеваемость у нас как будто стала лучше.

— Вот именно: как будто!

— Что с вами, товарищи, случилось? — Лютикова, стараясь скрыть раздражение, произнесла это с поддельным удивлением. Что значит «как будто», когда успеваемость улучшилась, И значительно, а это самое главное в нашей работе. Это очень и очень много, даже если в чем-то другом у нас были неудачи.

— Хитренькая, — усмехнулась Люся.

— Не буду называть фамилий, — продолжала Лютикова, — но двое учеников почти из года в год портили нам показатели, тянули класс назад. Это были, можно сказать, хронические двоечники. А теперь их нет.

Это прозвучало очень убедительно.

— Но у нас были, — тем же тоном вставил Димка, — и хронические отличники. А теперь их тоже нет. Кроме Беловой.

Геля растерялась. Видно, этого она не заметила. За двоечниками следили, о них беспокоились, а об отличниках нет.

— Как это случилось? — спрашивал Димка. — А вот как. Они не заленились. Напротив: перетрудились. Им дали по два отстающих по математике, да еще по химии или что там? По физике. Да еще вот это, — он кивнул на доску. — Не всякий вытянет такой груз.

И Димка стал говорить, что отличники бывают, по его мнению, двух видов: от больших способностей, и от больших усердий. Последних называют часто зубрилами, но он с этим не согласен. Он таких людей не презирает, а уважает, потому что отличнику первого вида, то есть способному, все дается легко, а вот второму дается иногда труднее, чем некоторым другим, но он своим упорством и настойчивостью добивается отличных результатов.

— Ну и ясно, — объяснял Лавров, — что у первых остается в запасе достаточно сил и времени, а у вторых все на пределе. Таким девчонкам и дохнуть некогда. Они бледные, их сразу узнаешь…

— Что за ерунду ты плетешь? — прервала с возмущением Лютикова. — Какие-то бледные отличники, просто комедия!

— Не комедия, а драма, — поднялся Аникеев. — Позволь, Лавров, я объясню сценарий. Пролог вы уже слышали, — махнул рукой на Димку. — Теперь явление первое.

И Витька Аникеев, делая выразительные жесты своими тонкими пальцами и то сгущая голос, то ослабляя его до жалкого стона умирающего, живо изобразил перед затихшим классом «Гибель отличниц».

— Явление первое. Царство отличниц. Появляется личность, которая делает историю, и начинает раздавать поручения-приказания, нужные и ненужные, причесывать под одну гребенку румяных и бледных. Первые выдерживают, вторые стараются не отстать, тянутся, тужатся, но никто этого не замечает. Занавес. Действие второе. Показатели растут, галочки в бумагах множатся, похвала кружит голову. Действие третье: бледных отличниц нет, погибли, превратились в галочки, но никто этого опять же не замечает. В этом трагедия. Эпилог. Цифры, цифры, цифры. Звук фанфар. Много шума, мало дела. Популярность личности растет, как и полагается личности, делающей историю.