Алана Инош - Слепые души
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего не будет хорошо, Аля… Если я тебе не нужна, то так и скажи… И не морочь мне голову!
Она сжала мою руку.
– Настенька… Ты – мой свет, моё солнце. Моё счастье. Ты – чудо, которое подарил мне Господь. Наверно, последнее чудо. Спасибо тебе, что ты есть такая на свете. Спасибо тебе за всё.
У меня помертвело сердце. Еле шевеля похолодевшими губами, я пролепетала:
– Аля… Ты что, прощаешься? Ты хочешь сказать…
Альбина протянула ко мне руки.
– Иди сюда, малыш… Успокойся, поцелуй меня.
Её тёплые губы нежно прильнули к моим, но поцелуя не получилось: мои губы были как мёртвые. Она поцеловала меня в глаза и в лоб.
– Иди… Иди домой, милая. Только не плачь, а то папа может Бог знает что подумать.
На деревянных ногах я вышла из машины. Внутри я была живым трупом, но со стороны, наверно, всё выглядело вполне нормально. Каким-то чудом я не упала на ступеньках крыльца и вошла в подъезд. Услышав за спиной звук отъезжающей машины, я осела на грязную площадку, ухватившись за перила. Я чувствовала себя так, как, наверно, чувствовал себя Атлант, на терпеливые плечи которого давила вся тяжесть небесного свода.
Не знаю, как я дошла до квартиры. Двигаясь, как марионетка с обрезанными нитками, я убирала со стола и мыла посуду, а отец что-то говорил, но я ничего не понимала.
*
14 октября
Итак, записка написана, холодильник полон как никогда, и я, решив, что отец не будет на меня в обиде за не приготовленный ужин, говорю:
– Я готова, Аля, пойдём.
Я помогаю ей обуться, и она снова становится на голову выше меня. Потом я подаю ей плащ и шляпу. Прошу:
– Давай без парика.
– Ладно, только для тебя, – улыбается она и надевает шляпу.
Её парик я кладу в свой пакет, закрываю квартиру, и мы спускаемся по лестнице. Я поддерживаю Альбину за талию, но она спускается уверенно, почти как зрячая, а вот мои ноги меня подводят. Слегка пошатнувшись, я успеваю опереться ладонью о стену, и Альбина сразу же приостанавливается, заботливо обняв меня за плечи.
– Тихонько, малыш… Что, головка кружится?
– Вроде бы нет, – отвечаю я.
Она качает головой.
– Угораздило же тебя наглотаться этих таблеток… Давай пойдём помедленнее, и держись за меня.
– Да ничего, всё уже нормально, Аля, – уверяю я.
Дворники, скользя по лобовому стеклу, размазывают ручейки дождевой воды. Снаружи ничего интересного, только мокрые улицы, машины, автобусы и маршрутки, а внутри, рядом со мной – колени Альбины. Я знаю, что если я их потрогаю, она не будет возражать, но я могу только опустить голову ей на плечо и взять за руку: усталость придавила меня, как бетонная плита. Могучий джип мягко катится по улице, и у меня такое ощущение, будто мы едем в огромном танке, достающем своей башней до неба, давя на своём пути людей и автобусы, как муравьёв.
– Зайчонок, как ты себя чувствуешь? – тепло щекочет мой висок голос Альбины.
Посылая нервные импульсы за миллионы километров, я шевелю губами:
– Нормально… Только спать хочется. Я люблю тебя, Аля…
Да, я люблю её, и мне неважно, что Рюрик это слышит. Пусть. А тёплый, чуть грустный голос отвечает мне с сияющих облаков рая:
– И я тебя, зайчишка.
Мы уже плывём на светлом облаке над тёмными тучами, грозно клубящимися внизу. В них скопился электрический гнев, он грохочет и перекатывается, угрожая нам ветвистыми белыми вспышками, но ему нас не достать: мы поднимаемся на нашем облаке к сияющему солнцу.
Глава 5. Подруги
Флешбэк
После того семейного обеда мы не разговаривали неделю. Эти дни прошли, как в тумане, я жила по инерции: спала, ела, пила, работала, уставившись в монитор. Отец три дня выпивал, на четвёртый наконец пошёл на работу, а я даже не заметила его запоя, хотя всегда болезненно реагировала на это. Может быть, он уже тогда что-то заподозрил. Позвонила Ника, пригласила погулять в парке. Я машинально согласилась, хотя больше всего мне хотелось лечь и умереть.
В парке, несмотря на невесёлую погоду, гуляли люди. Небо пряталось за непроглядными тучами, из которых в любой момент мог пролиться дождь и испортить нам удовольствие. Впрочем, о каком удовольствии можно было говорить? Мы бродили по парку, я рассеянно слушала Нику, пыталась что-то отвечать, но получалось невпопад.
– Что это с тобой сегодня? – спросила она наконец. – Ты как будто на другой планете.
– Так и есть, – усмехнулась я. – Извини, депрессняк… Давай просто погуляем, подышим воздухом, помолчим. Из меня сегодня и правда неважный собеседник.
Некоторое время мы шли молча, но Ника не выдержала.
– Нет, так – скучно… Давай лучше о чём-нибудь поговорим, чтобы просто отвлечься. А то, если всё время думать, можно вообще свихнуться.
– Это верно, – вздохнула я. – Только я сейчас как бетонной плитой придавленная… И на языке как будто чугунная гиря. Может, выпьем пива?
Мы купили в палатке по бутылке «Сибирской короны» и большую пачку чипсов. Начал накрапывать мелкий дождичек, и мы устроились за столиком под навесом. Ника сидела, задумчиво подперев подбородок рукой, её рассеянный взгляд блуждал по верхушкам старых высоких елей, росших вдоль аллеи. Мы опять молчали. Непривычно было видеть её с короткой стрижкой, которую она сделала две недели назад; перед этим она долго думала, стричься или не стричься, сомневалась, пойдёт ли ей, хотя, на мой взгляд, тут и думать было нечего. Её многострадальные волосы уже давно имели больной вид, безнадёжно испорченные многочисленными экспериментами – перекрашиванием, мелированием, химией, и всё, что оставалось – это только избавиться от них.
…Когда две недели назад я позвонила, Ника ответила, что она сейчас в парикмахерской.
«И какую стрижку ты делаешь?» – поинтересовалась я.
«Под ноль», – с нервным смехом ответила она.
«Что, в самом деле?» – не поверила я.
«Слышишь – машинка жужжит?»
Конечно, она пошутила. Когда через полчаса мы встретились у парикмахерской, она вышла из дверей постриженная хоть и не под ноль, но всё-таки довольно коротко. С круглой, мальчишеской головой на длинной худой шее, в джинсах и кроссовках, она резво сбежала вниз по ступенькам, сияя мне улыбкой от уха до уха, чмокнула в щёку.
«Ну, как?»
«Мне нравится», – сказала я.
Подумать только, как стрижка может изменить человека! Настроение у Ники было отличное, и мы отправились гулять. День был жаркий и душный, и стрижка была весьма кстати. Пока мы шли, Ника заглядывала в каждую мало-мальски отражающую поверхность, трогала затылок:
«Так непривычно! Я теперь похожа на парня».
«Тебе хорошо так», – заверила я её.
«Сзади машинкой стригли, – сказала Ника. – Я даже испугалась – думала, налысо брить будут! И как раз в это время ты позвонила».
Она не ожидала, что такая стрижка ей пойдёт, и созналась, что очень боялась подставлять голову под ножницы, но теперь ей даже нравилось, как она выглядела.
«Такая причёска тебя молодит», – сказала я.
И это было действительно так: Ника стала похожа на мальчика. Аккуратно подстриженные и вымытые, её волосы блестели на солнце и выглядели ухоженными. Она всегда была угловатой, как худой мальчик-подросток, зачем-то отрастивший длинные волосы, и сейчас было ясно, что короткая стрижка – именно то, что ей всегда было нужно. С ней она была самой собой.
День мы провели весело: гуляли в парке, выпили пива и даже прокатились на каруселях, много смеялись. Захмелев от пива, Ника дурачилась, висела на турнике, пытаясь подтянуться, но у неё не получалось, и она смеялась над собственной неловкостью. Ей удалось вскарабкаться на брусья и даже повиснуть вниз головой. Я погладила и взъерошила ей макушку, и она засмеялась. Потом она слезла на землю, а я попыталась повторить её упражнение. Когда я висела вниз головой, наблюдая перевёрнутые деревья, перевёрнутая Ника подошла ко мне, взяла моё лицо в свои ладони и крепко чмокнула в губы.
«Ты чего?» – удивилась я.
Она засмеялась и чмокнула снова, ещё крепче.
Потом мы взяли ещё по пиву и сидели на скамейке. Над верхушками деревьев висело неловкое молчание.
Когда мы шли домой, она сказала:
«Наверно, пиво в голову ударило».
…Горьковато-терпкий глоток прохладно пролился мне в горло, на зубах захрустела солёная картофельная пластинка. Край навеса колыхался, то втягиваясь внутрь, то трепеща наружу, а асфальт аллеи уже потемнел и поблёскивал, на нём резче выступила белая разметка. Опустив чёрные щёточки ресниц, Ника порылась в сумочке и достала изящную розовую пачку тонких «дамских» сигарет и обыкновенную дешёвенькую зажигалку. Я приподняла брови.
– Опять куришь?
Она со смущённой усмешкой отвела глаза.
– Да так, купила зачем-то на днях…
В пачке уже не было двух сигарет. Моя подруга вытряхнула ещё одну, нерешительно протянула мне. Я качнула головой:
– Я в завязке. Бесповоротно.
