Над Тиссой (сборник) - Александр Авдеенко

Шофер часто останавливал машину, протирал залепленное грязью переднее стекло. И в такие мгновенья особенно ощущалась глубокая тишина границы.

Лес вплотную подходил к дороге – глухой, нехоженый, таинственный лес пограничной полосы. Когда берег реки становился пологим, низменным, лес убегал от реки на взгорья, уступая место непроходимым зарослям кустарника и камыша.

Один за другим мелькали зелено-красные пограничные столбы и высокие дозорные вышки.

Грунтовая дорога выбежала из леса прямо на шоссе. Весело шурша мелкой галькой, напоминающей о море и горных реках, газик пошел быстрее.

– Комендатура! – вполголоса проговорил адъютант.

Лучи фар выхватили из тумана небольшой пруд, поросший камышом, плотину, каменные стены водяной мельницы и приземистое здание на берегу. С тыла к комендатуре примыкал густой лес. На той стороне, на западном берегу реки, светились огни деревни.

Шофер, по-видимому, подумал, что генерал обязательно задержится, и замедлил ход газика.

– Вперед! – сказал Громада. – На заставу!

Пятая застава располагалась неподалеку от Тиссы, в двухстах метрах от границы, по соседству с землями колхоза «Заря над Тиссой». Большой, недавно срубленный бревенчатый дом, где размещались пограничники, три веселых теремка с резными наличниками и воинственными петушками на гребне крыш (здесь жил начальник и его заместитель), низенькая, пахнущая свежим деревом баня, длинная конюшня, помещения для собак, дощатый навес над штабелями наколотых дров, колодец с журавлем, лестница, кольца, шесты и турник для гимнастических упражнений, гравийные дорожки – все это обнесено невысоким частоколом, чуть потемневшим от времени и дождей.

Узнав от соседней заставы, что генерал Громада направился к нему, капитан Шапошников тотчас одернул китель, поднялся и, глядя в окно, через которое смутно виднелась Тисса, задумался: в порядке ли его хозяйство, за которое ему придется держать ответ перед генералом?

Шапошников думал о границе. Нет, не о широкой реке, не о служебной полосе, не о погранзнаках, не о внешних признаках границы. На границе можно нагородить чего угодно и сколько угодно. Однако техника лишь затруднит доступ врагам, но не остановит их, если за техническими препятствиями не будут стоять люди. На людях, на человеке держится охрана границы. Вот об этом, о людях, о том, что составляет плоть и душу государственного рубежа, и думал Шапошников. Он мысленным взором окинул передний край своего участка, от фланга к флангу. И перед ним предстали такие разные, но все одинаково дорогие лица солдат, сержантов, старшин, офицеров. Шапошников пытливо вглядывался в эту живую границу и думал: правильно ли он расставил людей, не осталось ли где-нибудь лазейки для нарушителя, все ли пограничники готовы услышать вражескую поступь и сквозь туманную мглу? Шапошников твердо ответил: да, все, и даже Каблуков. Всем верил капитан Шапошников, на каждого надеялся: не подведет.

Части генерала Громады охраняли один из самых молодых участков границы Советского Союза. Возник он в результате договора СССР с Чехословацкой Народной Республикой, которым было завершено великое дело слияния в одну семью украинского народа.

Шапошников, тогда еще лейтенант, в числе многих других офицеров попал на закарпатскую границу в первые же дни ее образования. В те времена на берегах Тиссы еще не было ни погранзнаков, ни другого оборудования границы.

Упорно и трудолюбиво, из года в год Шапошников укреплял и совершенствовал охрану границы на своем участке. Он сумел сделать больше, чем был обязан по долгу службы. Существовала теория, что в горах невозможно поставить на пути нарушителя такую серьезнейшую преграду, как служебная полоса. Шапошников вопреки этой теории оборудовал КСП. Смоет ее дождем, унесут весенние талые воды плоды многодневных тяжелых трудов – все равно в скором времени вдоль границы опять вырастала служебная полоса. Там, где круты были гранитные склоны и земля не держалась, ставили рубленые соты, клети, одну над другой, ступенчато, засыпали тяжелыми камнями, а потом мягкой землей, хорошо отпечатывающей следы. Все соседние заставы последовали его примеру.

Много вкладывал Шапошников труда в оборудование участка заставы. Но еще больше пришлось ему поработать, чтобы глубоко знать людей своего подразделения, как их должен знать офицер-пограничник.

Знать, кто на что способен, кто что может сделать, – это значит подобрать ключи к разным характерам. Отвечая за людей, ты должен знать их вкусы и наклонности и в конце концов даже повседневное настроение Иванова или Петрова, Каблукова или Смолярчука. О, это далеко не пустяк – отличное настроение пограничника! Всех выбившихся по той или иной причине из обычной колеи пограничников он брал под личное наблюдение, боролся за них.

Не далее как сегодня заместитель Шапошникова, молодой лейтенант, недавно закончивший школу, предложил отстранить от непосредственно пограничной службы ефрейтора Каблукова на том основании, что тот в последние дни, в ожидании демобилизации, стал особенно задумчив, рассеян, мрачноват. Нельзя, мол, настаивал заместитель, доверять ему охрану границы в таком состоянии.

Если бы Шапошников согласился с предложением своего заместителя и подписал соответствующий приказ, Каблуков, конечно, еще больше бы помрачнел. Не одобрил бы это несправедливое решение и генерал Громада. Увидав фамилию Каблукова вычеркнутой из списка солдат, несущих службу на границе, генерал, несомненно, сказал бы: «Не ожидал, товарищ Шапошников! Как замечательно вы оборудовали границу, а человека… человека не сумели ободрить».

Мглистые сумерки, насыщенные густой водяной пылью, спускались с гор. В выгулах залаяли собаки. В собачьем хоре заметно выделялся голос Витязя. Из конюшни донесся стук лошадиных копыт и смешанный запах конского пота, продегтяренной сбруи и навоза.

На стальной перекладине тренировался пограничник в оранжевой майке, белобрысый, со стриженой головой. Через открытую форточку казармы послышался настойчивый зуммер, а потом и строгий голос дежурного по заставе:

– «Яблоня» слушает. Что? Телефонограмма? Давай, записываю.

Через несколько минут дежурный разыскал Шапошникова во дворе заставы.

– Разрешите доложить, товарищ капитан. Телефонограмма из штаба отряда, – толстые обветренные губы чернобрового, черноволосого сержанта растягивались в неудержимой улыбке. – Насчет ефрейтора Каблукова. Демобилизован.

Дальше Шапошникову все было ясно, но дежурный не отказал себе в удовольствии слово в слово повторить то, что значилось в приказе о демобилизации.

Шапошников в канцелярии прочитал телефонограмму. Сержант стоял у порога и молча выразительными своими глазами спрашивал: «Разрешите? Я знаю, что надо дальше делать».

Начальник заставы улыбнулся.

– Сообщите Каблукову. И вычеркните его из суточного наряда. Вместо Каблукова назначьте Степанова.

– Есть сообщить…

Дежурный четкой, веселой скороговоркой повторил приказ капитана и стремительно побежал в казарму.

Каблуков, к удивлению Шапошникова, не очень обрадовался долгожданному приказу. Во всяком случае на его лице это слабо отразилось: оно по-прежнему было серьезным, сосредоточенным. Вся казарма, все пограничники гудели возбужденными голосами, а Каблуков был сдержан.

– В чем дело, товарищ Каблуков? – спросил Шапошников, входя некоторое время спустя в казарму.

– Все хорошо, товарищ капитан. Мать обрадуется. Только… – ефрейтор покраснел до слез. – Как же я уеду, когда тут…

Каблуков замолчал, но Шапошников все понял.

– Ничего, поезжайте со спокойной совестью, – сказал он. – Ваше место займет Степанов. Достойная замена. Желаю вам счастливой мирной жизни.

Шапошников протянул ефрейтору руку. Тот схватил ее и не сразу выпустил.

– Товарищ капитан, разрешите последний раз сходить в наряд, с этим самым молодым пограничником Степановым. Разрешите, товарищ капитан.

Шапошникову хотелось обнять Каблукова, но он только сказал:

– Хорошо, пойдете.

Генерал Громада, прибыв на границу, проверил планирование работы на заставе, организацию охраны, службу нарядов, выполнение расписания занятий, состояние оружия, хорошо ли стираются солдатские простыни, вкусный и по норме ли приготовлен ужин, хорошо ли накормлены и прибраны служебные собаки. Всюду был полный порядок. Генерал считал своей обязанностью и долгом сказать об этом начальнику заставы.

Два пограничника, вооруженные автоматами, в куртках и брезентовых плащах с откинутыми капюшонами, вошли в комнату, где находились генерал Громада и начальник заставы. Ефрейтор Каблуков доложил, что наряд прибыл за получением приказа на охрану государственной границы. Пограничники остановились перед большим, с низкими бортами, на высокой подставке ящиком, в котором был размещен искусно сделанный макет участка пятой погранзаставы и подступов к ней: река, опушка леса, горные склоны, шоссе и проселочная дорога, тропы, кладбище, одинокое дерево, кустарники, канавы, овраги.