Приключения 1972-1973 - Коллектив авторов

– Ураз? Сам? Басмач сам сдался? – не поверил Натан. – Не смейтесь надо мной, бедным, товарищ начальник.

– Правда, Натан, – подтвердил Джура. – Не веришь – спроси у него самого.

Щеки Натана порозовели.

– Ах, товарищ начальник! Вы великий человек, я маленький человек, Ураз тоже человек, наверное, кушать хочет. Разрешите, обед принесу, товарищ начальник, Ураз хворый, он плов любит.

Джура рассмеялся.

– Ладно, неси.

Натан поклонился и, пятясь, вышел из комнаты.

– И ты предлагал его арестовать, а? – насмешливо упрекнул меня Джура. – Таких, как он, много, надо привлечь их, постепенно перетянуть к нам, на нашу сторону. Тогда тоже, как Ураз, плов кушать будем, поэт…

Вошел солдат‑конвоир.

– Товарищ Саидов, тот вас спрашивает…

– Кто тот?

– Да этот… басмач. Я говорю: «Спит, нельзя будить, ночь не спал, тебя, головореза, ловил». А он все свое талдычит и ругается еще: мол, важное сообщить хочу, зови скорее…

Джура вышел с конвойным, скоро вернулся, бросил мне с порога:

– Вставай, браток, найди Зубова скорее, а я еще с Уразом побеседую…

Начальника милиции я нашел у амбара – провожал в Тангатапды последнюю арбу с пшеницей. Джура уже ждал нас в кабинете Зубова.

– Басмачи готовят нападение на продотряд, идущий в Чадак, – встретил он нас новостью.

– Откуда сведения?

– Ураз сказал. В пятницу обоз должен выйти из Коканда. У Чадака – засада Худайберды.

– Османов! – позвал Зубов.

Вошел конвоир.

– Приведи Ураза… А не врет он, Джура?

– Верю ему.

– Уж очень многим ты веришь… Как бы не вышло нам боком!

– Послушайте лучше, что он предлагает. «Отпустите меня, – говорит, – я приведу Вам тех, что в засаде. Старший – уйгур, Абдуллой зовут. Не ладит с Худайберды».

Конвоир ввел Ураза. Теперь он не прятал, как утром, взгляд, держался смелее. «Решился», – подумал я.

– Не обманываешь нас, Ураз?

– Не люблю обманывать,

– Сколько их будет в засаде?

– У Абдуллы двадцать человек. Пойдет он – пойдут все.

– Как узнал, что продотряд выйдет в пятницу?

– Худайберды сказал. В Коканде его человек есть. Большой человек. Я раз видел, угощал eгo Худайберды. Но имени и кто такой, не знаю.

– Бежать хочешь, а, Ураз?

– Жить хочу, – глухо молвил Ураз и опустил голову. Потом добавил: – Отпустите – всех их приведу сюда. Только есть условие.

– Какое?

– Не сажайте их. Ведь вышел такой приказ, слыхал .

– Османов! – распорядился Зубов. – Уведи.

Конвойный вывел Ураза.

– Ну, Джура, что делать будем?

– Разреши Костя!

– Сбежит – потом волосы на себе рвать будем.

– И все‑таки разреши. Я с группой пойду в Чадак; если Ураз не приведет людей Абдуллы, тронемся в Коканд, навстречу продотряду.

– Хорошо, – подумав, согласился, наконец Зубов. – Только с Кокандом связаться надо будет, пусть отряд укрепят.

Конвоир привел Ураза.

– Отпускаем тебя, – сказал Зубов. – Но если, обманешь, найду и пристрелку помни!

Ураз улыбнулся, оскалил зубы.

Когда он в конюшне седлал хромоногую клячу, мне стало жаль его. Отпускаем на волю, а коня что ж, отобрали? Я кивком показал Уразу; можешь взять своего гнедого. Ураз обрадовался:

– Брат, если будет: все хорошо, сам найду для тебя коня. А этого жеребца я и Худайберды не уступил. Тоскует он без меня… – И, выехав уже на улицу, обернулся и крикнул мне: – Эй, милиция! Большое дело сделал! Не забуду твою доброту. Ураз еще покажет себя, да!

И погнал коня.

Но не получилось так, как хотел Ураз, как хотел Джура. То, что произошло в Чадаке, свинцовой тяжестью легло на мою душу.

Когда мы с Джурой и с нами отряд милиционеров вошли в Чадак, мы увидели у крайних домов двадцать один труп. Двадцать басмачей лежали, расстрелянные, и с ними Ураз.

Случилось это так: узнав от Зубова о предполагавшейся засаде, член Кокандского ревкома Саидхан Мухтаров лично возглавил продотряд. Когда они подошли к Чадаку, навстречу вышел Ураз. «Двадцать джигитов Худайберды согласны сдаться красным, Зубов знает, а Джура‑милиция уже выехал сюда с отрядом принять пленных», – вот что сказал Ураз Мухтарову. Мухтаров распорядился, чтобы басмачи вышли и сдали ему оружие и коней. Басмачи согласились. Как Ураз уговорил их сдаться – никто уже не расскажет. Когда басмачи остались без оружия, Мухтаров приказал связать их; связали и Ураза.

– Что ты делаешь! – возмутился Ураз. – Мы же добровольно перешли к вам!..

В ответ Мухтаров хлестнул его нагайкой по лицу.

И тут только Ураз узнал в нем человека, которого угощал Худайберды. Но было поздно…

Обо всем этом услышал я через шесть лет, когда Мухтарова нашли и арестовали.

А мы – мы опоздали на час. Боясь разоблачения, Мухтаров расстрелял всех пленных.

Это была настоящая беда. И те басмачи, что колебались и могли бы уйти от Худайберды, теперь становились нашими заклятыми врагами.

– Ты предатель! – кричал Джура в лицо Мухтарову. – Судить тебя будут, я добьюсь!

– Попробуй! – равнодушно отвечал Мухтаров. – Попробуй, но что это даст? Правильно я сделал! Они хитростью хотели взять нас, но мы их опередили. А кто поверит тебе, полумулле, двадцать лет жил где‑то в чужой земле, неизвестно чем занимался, а потом втерся в ряды большевиков!

Джура побелел от гнева.

– Возвращайтесь и передайте Зубову, что Кокандский ревком выражает вам благодарность за своевременную помощь… – распорядился Мухтаров.

Жители кишлака помогли нам похоронить убитых. Потом мы молча двинулись к Алмалыку, но, едва отъехали, Джура заставил меня вернуться:

– Стой! Надо забрать у них коня Ураза! Догони их!

Мухтаров не стал спорить, отдал гнедого.

Когда я вернулся к своим, Джура глянул на осиротевшего жеребца и сказал только:

– Хороший человек был Ураз. Те джигиты тоже стали бы хорошими людьми… – И больше до самого Алмалыка не проронил ни слова.

На следующий день я увидел – Джура собирается в дорогу. Еще прежде Зубов составил и отослал в Ташкент рапорт, где обвинял Мухтарова в убийстве басмачей, согласных сдаться властям.

Пришел Натан. В лице, в глазах печаль.

– Товарищ начальник, возьмите, Ураз оставил у меня… – и протянул Джуре маленький мешочек. По щекам Натана скатились две слезинки. – Как умер, а? Пусть земля ему будет пухом!

В мешочке было несколько серебряных колечек, серьги, два золотых браслета.

– Это все… – горько вздохнул Натан. – Все, что осталось от него. Я не успел продать…

Джура передал мешочек мне, сам оседлал коня. Натан все это время тихо стоял рядом с опущенной головой. Потом не выдержал:

– Товарищ начальник, что со мной будет?

Джура не понял вопроса, пожал плечами.

– Всей душой умоляю, товарищ начальник, не отправляйте в Сибирь! У меня даже ватника нет дома, был, да жена ребятишкам безрукавки сделала!