Лаура и тайна Авентерры - Петер Фройнд

Садовник продолжал мрачно смотреть на Лауру. Вид у него был недобрый, можно даже сказать, устрашающий.

«Кажется, я ему не нравлюсь, — подумала Лаура. — Или, может быть, я сделала что-то не так?»

Альбин Эллеркинг прославился тем, что бессовестно доносил дирекции интерната на учеников, которые нарушали устав или же имели хвосты по каким-нибудь предметам. К счастью, его доносы почти никогда не имели последствий, так как директор интерната Аврелиус Моргенштерн не был приверженцем строгих мер и поэтому чаще всего сменял гнев на милость. Но равенштайнцы все равно терпеть не могли Альбина Эллеркинга. И боялись его почти так же, как Аттилу Мордука, завхоза интерната.

Но это была уже совсем другая история.

— Лаура, хватит мечтать, — нервно сказала Заэль, нетерпеливо переминавшаяся с ноги на ногу рядом с водительской дверцей, — доставай свой рюкзак!

Девочка подошла к раскрытому багажнику, у которого с рюкзаком за плечами стоял Лукас, продолжавший играть с уимблдонским мячом Бориса Бэкера. Лаура толкнула брата локтем.

— Ты слышал? — спросила она тихо.

— Слышал что? — поинтересовался он, от удивления даже выронив мяч.

— Рычание, — ответила Лаура, просовывая руки в лямки рюкзака. — Рычание собак.

Лукас некоторое время грустно смотрел на сестру, потом молча покачал головой.

Прощание с мачехой было кратким и безболезненным. Формальные объятия, «Пока, до выходных!» — и через минуту Заэль уже сидела в машине и быстро катила прочь.

Лаура и Лукас даже не взглянули ей вслед. Рука об руку они дружно зашагали к широкой лестнице, ведущей к центральному входу интерната. Внизу по обеим сторонам лестницы находились две большие каменные скульптуры — дикие львы с орлиными крыльями как будто охраняли парадный подъезд. Сверху над лестницей был сооружен огромный навес, защищавший ее от дождя и снега. Опорой ему служила тяжелая каменная колонна.

Это была не совсем обычная колонна. Вряд ли кто-нибудь мог теперь сказать, что подвигло неизвестного мастера много лет тому назад высечь из камня этого исполина. И хотя фигура его была намечена весьма схематично и по пропорциям не во всем соответствовала человеческому телу, тем не менее это, безусловно, был настоящий атлант. Особое внимание скульптор уделил лицу — добрые глаза и лукавую улыбку он проработал с особой тщательностью. Благодаря мягким чертам лица каменный исполин, несмотря на огромный, более пяти метров, рост, выглядел совсем нестрашным. Наоборот, Лауре он представлялся чем-то вроде добродушного привратника, гостеприимно встречавшего учеников и гостей интерната Равенштайн на пороге замка.

Поднимаясь по лестнице, Лаура задумчиво посмотрела на брата:

— Как ты думаешь, кто ему позировал?

— Кому?

— Ну, мастеру, делавшему эту колонну. — Лаура указала на лицо великана. — Он как живой.

Лукас покачал головой.

— Скульпторы и каменотесы работают, как правило, по рисункам, — ответил он хорошо знакомым Лауре поучительным тоном, который действовал ей на нервы и доводил до белого каления. — В отличие от художников. Те как раз, наоборот, предпочитают живую натуру, что в данном случае абсолютно исключено.

Лаура удивленно посмотрела на брата:

— Почему?

— Эх ты, даун-айкю, — сказал Лукас, и его лицо расплылось в широкой, довольной улыбке. — Много ты видела людей такого роста?

Лаура задохнулась от негодования.

— Ну, знаешь… да ты… ты просто… — она отчаянно искала подходящее слово, — просто туподиот, вот кто! — наконец выпалила она.

Но Лукас уже не слушал, он спокойно продолжал подниматься по лестнице, ехидно хихикая себе под нос.

Девочка снова взглянула на каменного великана, и — о нет! — он прищурил один глаз и весело ей подмигнул! Лаура чуть не закричала. Не в силах сдвинуться с места, она как вкопанная застыла на ступеньках, пристально глядя атланту в лицо.

Лукас заметил ее необычное поведение и удивленно спросил:

— Ну, что там еще?

— Он… он… он, — заикаясь, пролепетала сестра и скосила глаза на колонну.

— Что он? — спросил Лукас, переводя взгляд в указанном направлении.

— Что он?.. — недоверчиво переспросила Лаура, и в душу ей закралось ужасное подозрение. — Ты что, ничего не видишь?

— А что я должен видеть?

Некоторое время Лаура колебалась, стоит ли рассказывать брату, но потом ей вдруг стало ясно — это бесполезно, он все равно не поверит.

Никто ей не поверит!

Разве что только Кая.

Она быстро взбежала вверх по лестнице.

— Да так, ничего, ерунда. Идем скорей! — небрежно бросила она брату на ходу через плечо. — Или так и будешь стоять здесь как приклеенный?

В центральном вестибюле, откуда расходились коридоры, ведущие к кабинетам, и лестницы на другие этажи, было сумрачно. Узкие оконца пропускали совсем мало света, освещение было выключено, электрические свечи, украшавшие большую рождественскую елку в центре холла, тоже, само собой, не горели. Аттила Мордук, завхоз, был страстным приверженцем экономии. Поэтому свет в коридорах на время занятий выключали. Когда Лаура и Лукас вошли в вестибюль, там не было ни души, только гулко зазвучали в пустом зале их собственные шаги да пахнуло резким запахом свежей мастики.

На стене, как раз напротив входа, висела большая, написанная маслом картина. На ней была изображена красивая молодая женщина в белом платье, а у ее ног лежал огромный черный волк. Лицо женщины было очень бледное, и сама она выглядела необыкновенно печальной. Настолько печальной, что казалось, будто ничто на свете уже никогда не сможет ее развеселить. От старшеклассников Лаура узнала, что женщину на картине звали Сильва и что она жила во времена Жестокого Рыцаря фон Равенштайна. У нее, наверное, была очень несчастная судьба, вот почему неизвестный художник изобразил ее такой печальной на своей картине.

Лаура машинально скользнула взглядом по картине, и тут ей вдруг показалось, что женщина смотрит на нее с упреком.

Девочка испуганно остановилась, замотала головой и заморгала глазами. Когда она снова посмотрела на картину, та выглядела уже совершенно обычно, так же как и всегда.

«Да и как, спрашивается, ей еще выглядеть?» — подумалось Лауре. Не хватало только, чтобы волк на картине начал выть, тогда уже точно можно сразу же отправляться в психушку. Но животное, тихое и безобидное как ягненок, продолжало спокойно лежать у ног своей красивой хозяйки и при этом, естественно, не издавало ни звука. А разве могло быть иначе? Лаура облегченно вздохнула и быстро пошла дальше.

У картины пути брата с сестрой разошлись. Лукас пошел налево, где находилось крыло для мальчиков, а Лаура повернула направо, в коридор, ведущий в женское крыло.

Вдруг, кое-что вспомнив, Лукас остановился.

— Лаура, подожди! — закричал он.

Лаура удивленно остановилась, а Лукас быстро подбежал к ней, снял с плеч рюкзак и начал в нем рыться. Через минуту он извлек оттуда небольшой, завернутый в подарочную бумагу плоский предмет и, немного помедлив, протянул его сестре.

— Вот, чуть не забыл, — сказал он. — Подарок от меня. Надеюсь, его ты возьмешь. Или тоже…

Лаура улыбнулась и весело хлопнула брата по плечу:

— Вот глупый! Конечно возьму! Ты ведь хочешь, чтобы папа вернулся домой! — Она взяла подарок. — Спасибо! Открыть здесь или в комнате?

— Как хочешь, — великодушно ответил Лукас. — Все равно знаешь, что это!

Лаура кивнула. Ну конечно, она знала. Новый «Гарри Поттер», что же еще. Как сильно она о нем мечтала!

Почти так же сильно, как о том, чтобы папа снова был с ними.

5

Темные силы

Первое, что почувствовал Мариус Леандер, придя в себя, была невыносимая боль. Спину страшно жгло, а по щекам, казалось, текли тончайшие струйки раскаленной лавы. Кнут, которым прошлой ночью беспощадно хлестал его палач в темнице, оставил по всему телу глубокие следы, кожа в местах ударов была порвана в клочья, лицо изуродовано, а спина превратилась в одну большую горящую рану. Счастье еще, что какая-то добрая девушка, наверное служанка, пожалела его. Когда палач, закончив пытку, наконец ушел и оставил пленного одного, она потихоньку пробралась в его грязную, сырую каморку и обработала раны: промыла их, остановила кровь, а затем намазала какой-то темной кашицей. На вопросы Мариуса она прошептала только, что это смесь из земли и целебных трав, которая должна помочь предотвратить воспаление. Ведь заражение крови в таких условиях означало бы для него верную смерть. Это было последнее, что он разобрал, прежде чем потерял сознание.

Мариус Леандер вздохнул. Ему снова вспомнились слова доброй девушки. И хотя он ничего не смыслил в медицине, совсем необязательно быть медиком, чтобы понять, что занести инфекцию в такой грязи ровным счетом ничего не стоит.