Круглый год. Сборник. 1974 - С. В. Орлеанская

замёрзла. Кое-как разными способами на время утоляем жажду мотора.

Егор заметно побледнел. Просит смены. У штурвала меняемся каждый час. Он сразу бросается к кислородной маске.

Наступает утро двадцатого июня. Иссяк кислород.

Байдуков знаками требует карту. Саша ползёт к нему на четвереньках, но силы изменяют, в полуобмороке он ложится на масляный бак. У меня из носа хлещет кровь. Сидеть невозможно. Нечем дышать. Стало колоть сердце. Пульс как колокол.

Байдуков начинает пробивать облака, он ведёт машину на снижение. Из облаков вынырнули на высоте четырёх тысяч метров. Внизу — второй слой, в просветах чернеет вода.

Беляков посылает радиограмму о том, что пересекли Скалистые горы.

Моя вахта. Сажусь за штурвал. Беспокоимся, какая погода ожидает нас впереди, когда мы выйдем на побережье.

Самолёт летит вдоль берега. Ночь. В кабине горит свет. Опять появились облака. Зажгли бортовые огни. Снова слепой полёт. Вахта Егора. Опять набираем высоту. За бортом ледяная крупа. Темно. Хочется пить. Байдуков тоже просит. Но воды нет...

Наконец горизонт розовеет. Погасли звёзды. Слева заблестели огоньки какого-то города.

Внизу река. Мы в полёте уже шестьдесят два часа! Идёт дождь. В расходном баке бензин кончается. Надо садиться. Мчимся над самой землёй. Узкий аэродром. Никаких опознавательных знаков. Но мы заходим на посадку. Глубокий вираж. Садимся. Мы в Америке!..

Чкалов зажигает потухшую папиросу и устало смотрит в пол. Потом задумчиво добавляет:

— Пройдут годы, и полёт на полюс, возможно, будет увеселительной прогулкой. Но пусть потомки знают, что в наше время это было не просто...

Мы мёрзли, обледеневали, падали в обмороки от кислородного голодания. У нас выходили из строя важнейшие приборы и механизмы. Мы седели в несколько страшных мгновений. Но никакие препятствия не смогли сбить нас с пути...

Поезд подходит к Смоленску, на перроне толпа железнодорожников, школьников, женщин, военных.

Чкалов выходит из вагона, его встречают бурными приветствиями, подносят цветы.

Он произносит короткую речь:

— Честь завоевания полюса принадлежит советским людям. Мы обязаны своим успехом вам, рабочим и колхозникам нашей необъятной Советской страны... Одиночка наверняка обречён на гибель... Наша безопасность обеспечивалась Родиной.

Чкалова заваливают цветами. Валерий Павлович растроганно смотрит на вихрастого пастушонка с кнутом. Он гладит его по волосам:

— Хочешь быть лётчиком?

Хлопчик смущённо опускает голову:

— Хочу...

— А раз хочешь — значит, будешь!

Мальчуган исподлобья улыбается герою.

Перед Москвой все приоделись и нетерпеливо повысовывались в окна. За поездом бегут ребятишки. Ход вагона всё тише, медленно подползает сумрачная прохлада вокзала. Москвичи встречают героев. Первым, впереди всех фоторепортёров и кинооператоров, мчится к вагону сын Чкалова, Игорь. С разгона он бросается в объятия к отцу, у обоих глаза влажны от счастья.

Иван Рахилло

ЗИМНИЕ СТИХИ

ЗИМА ПРИШЛА

Ночью ветер волком выл

и по крыше палкой бил.

Утром глянули в окно,

там — волшебное кино:

раскатала белый холст,

набросала светлых звёзд

и папахи на дома

нахлобучила зима.

В. Фетисов

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Искрится тихая дорога,

Теряясь в сонном далеке.

Над голубой вершиной стога

Луна в январском ободке.

Молчат леса. Не вскрикнет птица.

В траве, у края борозды,

Таится рыжая лисица,

Темнеют заячьи следы.

Т. Белозёров

НА СТЕКЛЕ МОРОЗНЫЙ ИНЕЙ...

На стекле — морозный иней.

Сколько чёрточек и линий!

Знаю только я одна,

Кто стоит там у окна.

На стекло Снегурка дышит

И прилежно буквы пишет,

Водит пальчиком сама:

«С» — снежинки, «3» — зима.

Н. Френкель

МЕДВЕДЬ

(Шутка)

Спит медведь, и над берлогой

Пар клубится в вышину.

Рядом куст с табличкой строгой:

«Соблюдайте тишину!»

В. Кривошеев

23 ФЕВРАЛЯ — ДЕНЬ СОВЕТСКОЙ АРМИИ И ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА

ПОЗДРАВЛЕНИЕ

Не слишком часто я бывал в бою,

Но в эту знаменательную дату

Я обнимаю Армию свою

И каждого отдельного солдата.

Я не мальчишка.

Я в теплушках трясся,

И надо мной войны гражданской дым...

И маршалам — простой майор запаса —

Я издали откозыряю им.

Мне кажется — я снова меж бойцами,

Никак не полководец, не герой,

Хочу я вновь с военными сердцами

Гражданским сердцем встать в единый строй.

Мне до сих пор походы наши снятся,

Обугленные юности края...

В любви поэта нет субординаций,

Есть Армия великая моя!

Михаил Светлов

Качаев Ю. Майна

МАЙНА

Рассказ

Ещё полгода назад Серёга считал себя человеком довольно везучим. В школе он учился не хуже других, с ребятами отношения были нормальные, и о завтрашнем дне думать ему, в общем-то, не приходилось.

Но потом у Серёги тяжело захворал отец. Врачи сделали ему операцию — и теперь было неизвестно, скоро ли отца выпишут из больницы.

На руках у матери, кроме Серёги, осталось ещё трое младших, и каждого надо было накормить, одеть и обуть.

Когда в семье стали сказываться нехватки, Серёга про себя решил: «Хватит сидеть на шее. Мужик я или нет?»

Посоветовавшись со своим дружком Лёшкой Званцевым, Серёга решил бежать на Саяно-Шушенскую ГЭС. По радио постоянно передавали, что там нужны люди любых специальностей, в том числе и разнорабочие.

Но, увы, из этой заманчивой затеи ничего не вышло. Серёге удалось доехать только до Красноярска, а там его сняла с поезда железнодорожная милиция, поскольку у Серёги не оказалось ни билета, ни документов.

Дома беглецу досталось от матери. Было не столько больно, сколько обидно.

А вечером к Малышевым зашёл сосед, дядя Саша Званцев.

— Попало? — спросил он Серёгу.— А ты не бегай без спросу и не заставляй мать волноваться.

— Я же записку оставил,— уныло