Поделись своей правдой - Алексей Евгеньевич Аберемко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как это – отбили?
– Ну дрались мы с цирком за выступления в среду. У нас только вторник и пятница остались.
Я знал, что цирк сегодня подрабатывает на детском шоу в выставочном зале, но уточнять не стал.
– Подожди. «Плюм» в Павильоне выступает? Ты мне не говорила.
– Причём здесь «Плюм»?! Я ещё в театре играю. Цирк решил у нас среду отбить. Понятно, там и силачи, и акробаты, а у нас сплошные Ленские и Гамлеты. Хлюпики рефлексирующие.
– Гамлет тоже дрался?
– Гамлет тоже дрался?
– Не Крисов Гамлет, дебил, Шекспировский.
– Их что, двое?
– Проехали! Так вот, просрали мы срекду. Твоя мать мне, кстати, губу разбила.
– Извини! Ты не говорила, что в театре выступаешь.
– А тебе всё говорить нужно! Интересоваться больше нужно жизнью своей девушки. Да, играю. Уже месяц. Пока роли маленькие, но мне нравится. Я решила стать актрисой. Вот только подучиться нужно.
– Ну так подучись.
– Думаешь, всё так просто? Я уже сняла портфолио, разместила в приёмных комиссиях, где только смогла, даже в Москве. Везде отказ. «Курс набран из более достойных кандидатов». А как мне стать более достойной, если меня никто учить не хочет?
– А если самой отвезти документы. Вот ты где бы хотела учиться?
– Всё равно, куда возьмут.
– А больше-больше всего?
– Ну ты спросил! Я не думала… наверное… точно! В Джульярдской школе.
– Хочешь, я отвезу твои документы? Ты мне скинь, я отвезу.
– Куда?
– В школу твою эту. Не вопрос, просто скинь, я разберусь.
Я ещё не знал, как, но уже твёрдо решил, что помогу. Сейчас же был настроен на другое мероприятие:
– Так что, идём в цирк или нет?
– Ну пошли, – Аглая потянула меня за руку, – ты, кстати, так и не рассказал, как этот цирк относится к тому, с которым мы дрались.
– Понимаешь, сейчас все выступают там, где можно снять голограмму, записать трансляцию, а подписчики посмотрят в удобном для себя месте, с экрана или с проекции. И в любое время. а раньше на выступления люди собирались в одном месте в одно время и смотрели.
– И сколько людей там могло собраться?
– Может, тысяча, может, больше.
– Тысяча просмотров – ни о чём! И всё равно, тысяча человек в одно и то же время захотела посмотреть на клоунов и акробатов? Не бывает такого порыва. Даже в клуб больше сотни не набивается.
– Раньше в Клибриге больше людей жило. А сейчас дома путуют. А в больших городах и в небоскрёбах не помещаются, в квартирках четыре на четыре. Почему так?
– Потому что в твоём Клибриге делать нехрен. Кто хоть на что-то способен – валит.
– И что же ты до сих пор не свалила? Села на самоёт в Бетельгейзе, и – тю-тю.
– Какой умный! У меня что, приглашение есть или 100К подписчиков, чтобы меня на борт пустили? А он реально громадный!
– Кто?
– Да цирк твой. Проснись! Мы пришли.
Мы и правда дотопали до старого здания цирка. Оставалось пройти пологий каскад лестниц и пройти сквозь прозрачные двери гигантской шайбы, накрытой бетонным куполом, с облупившимися, но ещё различимыми разноцветными полосами по скатам, чтобы проникнуть в храм древнего искусства. Правда, чип у меня был только на открытие задней двери, той, что для персонала. Сюда мама ходила репетировать.
Старый пластик двери при моём приближении жалобно скрипнул, но остался на месте. Пришлось подтолкнуть. Дверь нехотя съехала в сторону. Изнутри тепло пахнула полистироловой крошкой арены. Запах детства! Включилось тусклое освещение рабочих помещений. Мы шли вдоль ящиков фокусников, разобранных трапеций, скатанного в тугой валик батута. Я хотел открыть мамину гримёрку. Там диван есть. От мыслей о диване, брюки спереди стали теснее. Но тут услышал сзади:
– А это что?
Я и не заметил, что Аглая отстала. Она стояла у клеток с прутьями из толстого пластика. Пришлось вернуться.
– Клетки, – коротко ответил я, – пошли!
– А зачем они?
– Раньше в них зверей держали, пока законом не запретили.
– А зачем звери в цирке? Чтобы популяцию сохранить?
– Здесь их дрессировали, – видя полное непонимание на лице подруги, пояснил, – заставляли делать то, что хочет дрессировщик.
– Как заставляли?
Я окинул взглядом стену и нашёл, что искал. Снял со стены смотанный в круг хлыст. Смахнул пыль: система клининга была цирку не по просмотрам. В детстве я учился им пользаваться. Взмах. Ничего. Ещё. Щёлк! Помнят руки. Аглая посмотрела на меня испуганно:
– Этим били животных?!
– В основном, пугали. Звери тоже были опасные – хищники. Тигры там, львы. Потому в клетках и держали.
– Хищники, – Аглая облизнула губы, – это, которые на людей нападают?
Она шагнула ко мне почти вплотную. Я почувствовал её дыхание, но ответил:
– Говорят, были случаи. Даже смертельные.
– А можно я попробую?
Аглая отобрала у меня хлыст и неловко дёрнула им.
– Не так.
Я подошёл сзади, взял руку девушки в свою и показал движение. При этом мои бёдра упёрлись в попу подруги. Вернее, упёрлось то, что всё явственнее выпирало между бёдер. Девушка повернулась ко мне и улыбнулась. Уже с третьего раза у неё стало получаться. Аглая повернулась, обняла меня за талию и притянула:
– Давай, ты будешь моим тигром!
Сопротивляться природе сил не было. Я обхватил подругу одной рукой за попу, другую завёл под волосы на затылке. Мои губы коснулись горячих мягких губ девушки. Но она вдруг отстранилась:
– Не так! Тигра сначала нужно подчинить.
Она отстранилась, отошла на несколько шагов и щёлкнула хлыстом. Кончик больно ударил меня по руке.
– Ты чего?!
– Лежать!
– Что?
– Лежать, я сказала!
Я не люблю, когда человека заставляют что-то делать против его воли, особенно меня, но тут решил подыграть. Взял какую-то попону и лёг на неё спиной. Желание стало уходить.
Аглая подошла, несколько секунд удовлетворённо смотрела сверху вниз, потом присела и расстегнула мои брюки. Её нежные ладони за несколько энергичных движений вернули меня в работоспособное состояние. Она завозилась под длинной юбкой, вытащила трусики, перешагнула одной ногой через моё тело. Ткань просторной юбки накрыла меня почти до шеи. Аглая запустила руку под юбку сзади, направляя что надо, куда нужно, и села. Мои руки взяли её за бёдра. И приподняли. Тело девушки стало ритмично подниматься и опускаться.
Домой я вернулся поздно, но родители ещё не ложились. Я передвигаюсь тихо. Не специально, так получается. Маму это раздражает: «Появляешься как приведение. Когда-нибудь инфаркт хватит». Сейчас меня бы не заметили, хоть
