Исторический этикет - Мария Ивановна Козьякова

феномен пикантности. Возникает своеобразная ситуация «подглядывания» – сторонний наблюдатель вторгается в интимную сферу. Пикантность чрезвычайно любима эпохой и культивируется в различных формах, о чем свидетельствует, в том числе, изобразительное искусство – в частности, мотив качелей.

Пышность и великолепие имели и обратную сторону. Во многих помещениях роскошного версальского дворца тесно и грязно. Все должны оберегать свои карманы, так как процветает воровство: во дворце был дважды обворован наследник престола, а принцесса Бургундская ограблена даже в день своей свадьбы. За карточным столом много и азартно играют, но игра зачастую ведется краплеными картами, и нередки скандальные истории с шулерами. Как и раньше, при дворе процветает колдовство, тайно служатся «черные мессы», отравители используют свое страшное, наводящее ужас оружие. И наконец, характерное для этого времени печальное отсутствие гигиены: моются редко и мало. Сам Людовик XIV имел обыкновение только брызгать на себя водой и одеколоном. Роскошные прически и наряды кишат насекомыми. Дамские волосы из-за сложности укладки не расчесываются неделями, что вызывает болезни кожи, глаз, ушей. В блестящем обществе мало у кого можно найти здоровые и крепкие зубы, и потому их белят.

Аристократия XVII в. ориентировалась на двор, его обычаи, моду и взгляды, но уже в следующем столетии придворный мир теряет свое влияние, постепенно замыкаясь в узком кругу собственных проблем. В эпоху Людовика XVI этикет оставался в общих чертах таким же, как и в эпоху Людовика XIV. Но все участники этой игры, от семейства самого короля до простого придворного, лишь нехотя несли его бремя, жаловались, когда необходимо было являться ко двору. В последние годы перед революцией старый герцог Ришелье неодобрительно заметил королю: «При Людовике XIV молчали, при Людовике XV осмеливались шептать, при Вас говорят в полный голос».

В XVIII в. тон в светской жизни задают аристократические салоны и клубы, переориентировавшие на себя бывшую сферу влияния королевского двора. «В той мере, в какой аристократический дом представлял уменьшенную копию королевского дворца, его существование было подчинено тем же принципам», – отмечает М. С. Неклюдова. «Это сходство имело исторические корни, уходившие в эпоху политического могущества аристократии, когда каждый крупный владелец замка имел собственный двор. Иными словами, в нем был элемент соперничества с королевской властью». В салонах собираются кружки людей, принадлежащих к так называемому «хорошему обществу», которые так же должны подчинять свою жизнь целому ряду условностей. Этикет теперь более, чем когда-либо призван дистанцировать их от простонародья, подчеркивать аристократизм, вкус, изысканность принадлежащих к этому обществу людей.

XVII и XVIII столетия называют галантным веком. Дух свободы, разнообразия, потребность смены впечатлений более всего нашли свое выражение в галантном обиходе, в культе наслаждения, запечатлев тем самым особые приметы времени. Формы придворного ритуала – церемониальность, почитание этикета, галантность (от гала – торжественный, пышный), получают распространение в различных сферах жизни, в том числе в гендерных отношениях как демонстративно почтительное отношения к даме с неким эротическим подтекстом. Данный стиль культивируется в различных кругах дворянства и буржуазии, это становится модой, символом хорошего тона: «Галантность следует рассматривать как «характер эпохи» (Б. Яворский) (иллюстрация 8).

Это время называют «классическим веком женщины»– она задает тон, господствует во всех областях культуры, вокруг нее складывается настоящий культ. «Она – идея, поставленная на вершине общества, к которой обращены все взоры и устремлены все сердца. Она – идол, перед которым люди склоняют колена, икона, на которую молятся… Проза и стихи, кисть, резец и лира создают из нее, ей же на радость, божество, и женщина становится в конце концов для XVIII в. не только богиней счастья, наслаждения и любви, но и истинно поэтическим, истинно священным существом.», – красочно описали культ галантности братья Гонкуры. «Век женщины», однако, – феномен культурной, но не правовой сферы. Господство женщины не означает ее эмансипации. Она царит в культуре аристократии, символизируя наслаждение, эротику, праздное времяпрепровождение.

Галантный век охватывает два стилевых периода – барокко и рококо. У них много общего, они внутренне близки, родственны, и в то же время они противостоят друг другу. В эпоху расцвета абсолютизма, его наибольшего могущества барокко создает пышное обрамление абсолютистским устремлениям монарха и аристократии, прославляет власть и богатство. Недаром многие зарубежные исследователи называют это столетие «веком барокко»: «Нельзя, кажется, назвать почти ни одного другого века, атмосфера которого так глубоко отмечена стилем своего времени, как XVII век. Это всеобщее моделирование жизни, духа и внешнего облика по выкройке барокко…», – отмечал Й. Хейзинга. Стилистика барокко находит выражение в торжественных формах придворного церемониала, ритуале любовной игры, правилах поведения в обществе, манере держаться, а также в костюме, аксессуарах, украшениях (иллюстрация 16).

Барочные формы импозантны, величественны, представительны, в то же время напыщенны и помпезны, они отделяют знатного человека от простого смертного, короля – от толпы придворных. Идеал мужчины XVII в. – уже не рыцарь, а дворянин. Образцом мужской доблести и красоты становится «король-солнце» – Людовик XIV. Умелый наездник, охотник, танцор, он отличался во всех придворных искусствах, Увлеченно занимаясь военными делами, король тем не менее не являл собой тип воина. Даже разработанный под его непосредственным руководством военный костюм, изменивший дворянский облик, отвечал в большей степени потребностям придворной, а не военной жизни.

По отзывам современников, король был «гением представительства»: используя речь, манеры, величественные позы, он представал перед толпой окружавших его придворных в образе могущественного Юпитера. Этому в немалой степени способствовали высокие каблуки и огромные парики – аллонжи; впрочем, по расхожей мудрости того времени, аллонжи могли превратить в Юпитера любого башмачника. Под стать ему была и Юнона, олицетворяемая либо его матерью Анной Австрийской (первая половина XVII в.), либо его фаворитками (вторая половина XVII в.). Это представительная дама, величественная и жеманная одновременно. Создать подобный образ помогали шлейфы, фонтанжи, высокие каблуки.

В XVIII в. идеал мужской и женской красоты формируется под воздействием законов рокайля. Все теряет величественность, становится изящным, кокетливым и грациозным. Юпитер превращается в Адониса, «юного бога в легких туфлях». Эволюция идет в сторону все большей рафинированности, утонченности, и мужчина, воспринимая эти черты, утрачивает свой мужественный облик. «Мужчина теперь более, чем когда либо, похож на женщину… шпага надевается – как можно реже. На руки надеваются перчатки, зубы не только чистят, но и белят, лицо румянят. Мужчина ходит пешком и разъезжает в коляске как можно реже, ест легкую пищу, любит удобные кресла и покойное ложе. Не желая ни в чем отставать от женщины, он употребляет тонкое полотно и кружева, обвешивает себя часами, надевает на пальцы перстни, а карманы наполняет безделушками» – описывает модный тип того времени Л.-С. Мерсье[23]. «Мужчин с железными кулаками, с желудками страусов, с крепкими мускулами теперь можно встретить только, как диковинку, – на ярмарках».

Женщина