Я дрался в 41-м - Артем Владимирович Драбкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Столько было радости, ведь мы прошли более 1000 километров и наконец-то встретились со своими войсками. Сколько пришлось испытать голода и холода (обмундирование у нас было летнее, разваливающиеся сапоги, а в голенищах между подкладками мы сохранили партийные билеты).
Вышли в военной форме с оружием, сохранив партбилеты — нас было 4 коммуниста. Нам много раз предлагали сдать оружие и обмундирование, но мы не соглашались, и правильно сделали, до конца выполнив воинский долг.
Командование находилось в городе Чигры. После проверки документов нас направили в штаб Юго-Западного фронта, который находился в городе Воронеже. В штабе фронта мы получили направление в город Липецк в резерв, где нам выдали новое обмундирование. После разгрома немцев под городом Ельна я узнал, что в этих боях участвовали наши товарищи, вышедшие из окружения: лейтенанты Иванов, Хвацкин, старшина Сироткин и другие. А я был временно назначен политруком в резервной роте молодых солдат.
Остапчук Григорий Данилович
Вечером 21 июня в каком-то селе нас встретили с духовым оркестром, и мы расположились отдыхать в зарослях лозняка.
Сели отдыхать, разрешили поесть НЗ, переночевали, а утром тревога. Всех построили, и командир части сделал сообщение: «Товарищи, началась война!» Для нас это известие стало полной неожиданностью, но сказали и сказали, значит, будем бить врага. Мы были абсолютно уверены в своих силах.
Тут наш батальон отделили от полка и отправили на уничтожение немецкого десанта. При этом выдали всего по 20 мин на миномет и по 30 патронов на карабин. Но разве с этим много навоюешь?! а нам, наводчикам, полагался даже не карабин, а револьвер. Их выдали, а патроны нет. Но пока мы дошли туда, десант там уже уничтожили другие части.
Тогда ускоренным маршем, где бегом, где шагом, пошли догонять свою дивизию. В одном месте где-то за Молодечно расположились на ночлег в лесочке. Командир отдал приказ: «Разжечь костры, но обвесить их плащ-палатками и приготовить еду из НЗ». Стали располагаться, натаскали воды, рядом было какое-то озеро не озеро, болото не болото. Дело уже под вечер, сидим, тут командиры приказывают: «Переобуться!», чтобы мы не натерли мозоли. И тут, когда я один ботинок снял, обернулся — солдат стоит. А на петлицах у него золотые буквы ВПУ. С ручным пулеметом в руках и по грудь мокрый: «Товарищи, я курсант Виленского пехотного училища». Его, конечно, сразу увели к комбату, и там он рассказал, что все их училище разбито, а половина курсантов-прибалтов сама перебежала к немцам.
Сразу команда: «Потушить костры!», вот тебе и поужинали. Пошли в темноте искать место у Молодечно, где нам приказали занять позиции. На окраине леса окопались, заняли оборону, а через поле от нас уже находились немцы.
На рассвете слышим гул, и дали команду: «Не высовываться! Без команды не стрелять!» Потом смотрим, а на нас 14 танков идут. Но у нас при батальоне было две «сорокапятки» и они как дали залп, два танка сразу задымилось. Дали второй — еще один, тогда они развернулись и ушли обратно.
Тут вдруг команда: «Сняться с позиций!» И только мы из этого леса перебрались через поле, как на то самое место, откуда мы только ушли, как налетели самолеты. Аж страшно смотреть туда было. Вот тут мы и поняли, что все, шутки кончились, война — это не игра.
И начались отходы, отходы. Остановимся, дадим бой и опять скорее-скорее отходим. Вот в этих переходах я потерял своего приятеля Васю Егина, с которым мы вместе призывались из Тулы. Он служил в пехоте, и когда мы отходили я его вдруг увидел. А дни жаркие стояли, и Вася, видимо, не сдержался, напился непонятно из какой лужи, и стоит весь мокрый и не может идти. А нас же командиры все время предупреждали: «Не пейте воду! Потерпите!» Я к нему подбежал, тяну за руку: «Вася, айда! Айда, друг!» — «Гриша, не могу.» И мне пришлось его оставить, потому что надо было догонять свою роту, и больше я его не видел и судьбы его не знаю.
Многие ветераны, которые пережили эту горькую долю отступления летом 41-го, признают, что в это время в войсках царил хаос и было много чего неприглядного. Что кругом царила паника и началось чуть ли не повальное дезертирство.
Нет, лично я ничего такого не видел, потому что наша дивизия была кадрового состава и мы все были дисциплинированные солдаты. Конечно, мы были новички, но у нас все было организовано как полагается, без всякой паники. Помню, у местечка Плещеницы дали немцам большой бой. Вот тут у нас появились первые потери — двое раненных.
В общем, свою дивизию мы догнали только возле старой границы. Заняли оборону, помню, рядом с нами стояла какая-то Пролетарская дивизия, и несколько дней вели там очень крепкие бои. Зато тут нас хорошо снабжали, регулярно подвозили боеприпасы и питание. Но вот опять слева или справа немец прорвал нашу оборону, и мы оказались в окружении. Вся дивизия ушла назад, а наш батальон оставили прикрывать отход. Сутки прикрывали, и к вечеру команда: «Сняться с позиций!» И всю ночь бегом, бегом. Но мне как минометчику было легче, потому что у нас на каждый миномет полагалась повозка с одной лошадкой, и мы на них все погрузили, и на мне остался только пустой наган и прицел от миномета. Да еще за оглоблю держусь, чтобы легче было бежать, а на пехотинцах все их снаряжение, а наш комбат ездил на лошади вдоль нашей колонны и все подбадривал нас: «Ребятки, ну потерпите еще немного, нам бы только Березину пересечь!» До Березины то мы дошли, помню, там лесок стоял, а на мосту уже немцы. И вот они оцепили наш батальон в этом лесочке и где-то после обеда мы
