Наше счастье украли цыгане - Олег Лукошин

Томительная пауза незримой пружиной сжалась в помещении. Я чувствовала: человек пребывает в смятении.

— Мне очень неловко, — раздался из-за двери мужской голос с хрипотцой. — Поверь мне, девочка, я не имел в виду ничего дурного. Если б ты знала, что заставляет меня так вести себя, ты бы сразу же меня простила.

— Ну так покажитесь. Быть может, и прощать вас не придётся.

Дверь снова пришла в движение. Сначала она прикрылась, потом распахнулась во всю ширь. За ней оказался рыхлый полноватый мужчина с довольно длинными «а-ля Битлз» и несколько всколоченными волосами, с печальной синевой под глазами и странно-взволнованным взглядом. Приняв на себя как тот самый удар клинком мой беглый, но пытливый взгляд, он сжал кулаки, решительно мотнул головой, словно собираясь совершить Поступок, затем взглянул на меня ещё более тревожно и наконец рухнул на колени — чтобы суетливо и нелепо поползти к моему столу.

— Мамочка! — выдохнула я.

Упёршись в край стола грудью, рыхлый мужчина остановился и, глядя на меня совершенно по-щенячьи, выдал:

— Здравствуй, доченька!

Ну нет, господин Весельчак У, я вам не Алиса Селезнёва и кричать в ответ «Здравствуй, папочка!» не собираюсь.

— Здравствуй, папочка! — вопреки самой себе осознала я вырывающийся из груди возглас.

Выходка эта так меня развеселила, что я засмеялась в голос и торопливо уткнулась лицом в ладони. Вот так однажды подпишу себе смертный приговор — просто ради прикола и чувства противоречия.

— А я знал, — чувственно зашептал дяденька, и я заметила, что глаза его заблестели от выступившей в мгновение ока влаги, — я знал, что ты сразу же признаешь во мне отца.

— Ошибаетесь, мужчина! — я всё ещё давилась смехом. — Я признала в вас лишь очередного обитателя страны дураков. Ваше прозвище — Санчо Пансо Ключинский?

— Ты не представляешь, Светочка, — он словно не замечал моего сарказма, — как долго я желал встретиться с тобой. Я рассылал запросы по всей огромной советской стране, чтобы выяснить твоё местонахождение. Я даже объездил близлежащие области, обращаясь в местные партийные органы с просьбой посодействовать в поисках. Ничего. Ты представляешь, я ничего не добился! Они презрительно и высокомерно прятали мои бумаги под сукно.

— Дед прекрасно знал, где мы живём. Да мать ни от кого и не скрывала, куда уехала. Вся деревня знала. И я приезжала сюда три года назад. Что-то не сходятся у вас концы с концами, гражданин хороший.

— Я не знал! Честно-пречестно, я не знал об этом! Верь мне, доченька!

— Так, — сделала я серьёзное выражение лица, — давайте-ка не будем торопиться с выводами. Представьтесь для начала. Имя, фамилия, должность, политические взгляды. Прошу отвечать кратко, не растекаясь словесами по древу. Начали!

В это мгновение в дверях показалась Людмила Тарасовна. Всплеснув руками, она бросилась к рыхлому мужчине и торопливо принялась поднимать его на ноги.

— Егор Валерьевич, что вы! — бормотала она укоризненно. — Разве можно так? Возьмите себя в руки!

Кряхтя и всхлипывая, мужчина позволил переместить себя в вертикальное положение.

— Это дочка моя, Люд! — бормотал он не то в оправдание своему поведению, не то просто от наплыва эмоций. — Ты не представляешь, как это волнительно — встретить взрослую дочь. Я же искал её! Да, по всем городам искал.

Библиотекарша, взяв мужчину за бочок, торопливо старалась вывести его из читального зала.

— Стоп, я ещё не закончила! — воскликнула я. — Фамилия как ваша, любезный?

— Светочка, вы бы не дразнили его, а? — жалостливо посмотрела на меня Людмила Тарасовна. — Это директор школы, Пахомов его фамилия. Он и раньше был со странностями, а в последнее время и вовсе с ума сошёл.

Алёшин отец! Вот так ну!

— Люда, ну что за чушь ты несёшь! — сморщился Пахомов. — С ума… Я адекватнее, чем кто бы то ни был. Просто я расчувствовался, я дал волю эмоциям. Имею право, в конце концов, потому что не каждый день встречаешь после долгой разлуки родную дочь. Кровинушку родную… Ты знаешь, сын это не то. Я не чувствую с ним духовной близости. Я вообще не уверен, что он мне родной. Ты же знаешь, моя Ирина гуляла тогда направо и налево. И я тоже пытался ей мстить, да! Отвечать той же монетой. Но встретил настоящую любовь в лице матери вот этого божественного создания. Пусть у нас тогда не сложилось, пусть мы не поняли друг друга, но чувства проверяются временем. И ты знаешь, сейчас я понимаю, что по-настоящему любил её. И эта девушка — она доказательство нашей любви. Посмотри на неё — она прекрасна! Разве может быть так красив ребёнок, рождённый без любви? Нет, Людочка, не может! Она — моя!

— Света, ступайте домой, — гладила Пахомова по плечу Людмила Тарасовна. — Книгу берите с собой, я разрешаю. Вы хорошая девушка, вы её не порвёте. Не обращайте, пожалуйста, внимания на этого дяденьку. Просто он в последнее время стал заниматься не своими делами, с кооператорами зачем-то связался, а это ведь не его, какой из тебя коммерсант, правда? — кивнула она директору и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Вот и мечется с совестью не в ладах. Времена такие, мутные времена. Нет бы тихо отсидеться в сторонке. С достоинством, с самоуважением. Нет, лезут некоторые на рожон. А потом места себе не находят.

— Да что за ерунду ты говоришь? — проскрипел Пахомов. — Куркин здесь не при чём, я ему уже всё объяснил. Никакого склада он от меня не получит. Школьные помещения созданы не для этого. Я даже деньги ему вернул! Тяжело было — но я смог. Он же скользкий, колючий, но я смог — всё вернул до копейки. Это не то. Просто я о жизни задумываюсь в последнее время. О сути её. А тут — дочь! Ты знаешь, что за чувства, что за кружение эмоций!.. Люда, ты не суди меня, пожалуйста! Я же люблю тебя…

— Хорошо, Егорушка, хорошо, — продолжала гладить его библиотекарша. Она обвила директора обеими руками и принялась целовать в шею. — Только сдерживай себя, сдерживай.

— У моего отца, — объявила я, приподнимаясь, — должно иметься родимое пятно на правой ягодице. Отдалённо напоминающее бабочку. Потому что у меня такое же. Оно перешло ко мне по наследству. Товарищ Пахомов, говорите прямо: у вас имеется родимое пятно?

Директор и библиотекарша взглянули друг на друга с изумлением, словно ненормальными здесь были не они, а я.

— Нет, — жалостливо покачала головой Людмила Тарасовна. — Нет у него никаких пятен.

ВООБРАЖАЕМОЕ ПИСЬМО МАТЕРИ

Дорогая мама!

Ты редкостная блядь и дура.

Как можно встречаться одновременно с тремя мужиками и каждому давать? Ну как, скажи мне на милость?