Четверть века без родины. Страницы минувшего - Александр Вертинский

— Деньги есть?

— Есть, — ответил я.

— Сколько?

В кармане у меня лежало пятьдесят тысяч лей. Это было все, что я заработал от концертов. Он взял деньги, внимательно сосчитал их, взял мои часы, портсигар, еще какие-то мелочи из карманов. Потом велел снять воротничок и галстук, как с бандита, спрятал все это в шкафчик и дал мне номер 63.

— Вы арестованы пока здесь, при сигуранце, впредь до особого распоряжения! — сказал он.

На мои попытки выяснить, за что я арестован, он отвечал:

— Это не наше дело.

Меня отвели в подвал, где сидело несколько воров. Это была большая комната, уставленная до половины «партами». Здесь читали лекции сыщикам, учили их всей премудрости ремесла.

Воры — поляки, бессарабцы — говорили по-русски, к тому же были еще моими поклонниками. По вечерам они просили меня петь. Петь свои песни мне не хотелось, и я обычно пел какую-нибудь русскую народную песню вроде «То не ветер ветку клонит», «Ермак» или, чтобы попасть им прямо в сердце, — «Александровский централ». Я знаю и люблю русские песни — звонкие и печальные, протяжные и заливистые, пронизывающие все существо сладчайшей болью и нежностью, острой, пронзительной тоской, наполняющие до краев сердце любовью к далекой родной земле. Словно светлые невидимые нити тянутся к душе. Словно где-то вверху в тюремной камере открыли окно. И оттуда рвется на волю загнанная, заброшенная душа… И омывается от грязи житейской, очищается светлыми слезами, слезами муки, жалости и прощенья.

Славно пели воры. Пели не спеша, пропевая и протягивая каждое слово. Пели любовно и бережно. Осторожно подходили к ноте, к фразе, точно у них в сердце она давно уже была обдумана, пережита, перепета и обласкана.

Чудесная, великая сила — русская песня! Она отражает мужество, терпеливость, гордость народа, его глубочайшую мудрость, чистоту, любовь к Родине! С ней и работа легче, и горе тише, и смерть не страшна!

Новое знакомство

Однажды утром дверь нашей камеры-школы открылась и к нам вошел сравнительно молодой еще человек, который при ближайшем знакомстве оказался знаменитым международным вором Вацеком. Наш новый «товарищ» оказался милейшим парнем, веселым и добрым. Он был с полицией и сигуранцей, что называется, на «ты», был очень богат. И хотя денег у него, как у всякого арестованного, не могло быть, тем не менее ему сторожа приносили все, что он заказывал. У него, как у всякого «большого вора», был собственный адвокат, и, вероятно, он и оплачивал все его счета. У нас сразу появились вино и еда в неограниченном количестве и даже сигареты. Как настоящий джентльмен, Вацек широко угощал своих младших коллег, честно деля между ними все, что присылалось ему. Перепадало и мне от барской руки. Ко мне он сразу почувствовал симпатию, и мы начали подолгу разговаривать на разные темы.

Воры буквально благоговели перед ним. Это был настоящий «премьер» — красивый, воспитанный, умный, а главное — удачливый в своей профессии. Мелочами он не занимался — «работал» только с банками. Приехав в город, где его никто не знал, он приходил с «помощником» в самый большой банк в деловое время. В его руках был большой портфель. Быстро оглядев зал и учтя положение, он спокойно и решительно подходил к тому окошку, где получал крупную сумму денег, к примеру, артельщик, становился рядом с ними раскрывал свой портфель, ища в нем какие-то бумаги. Когда артельщик пересчитывал деньги, помощник Вацека, проходя мимо, незаметно ронял на пол пачку денег, вежливо трогал его за плечо и любезно говорил:

— Простите, вы, кажется, уронили деньги?

Артельщик оглядывался и, нагнувшись, подымал пачку, благодаря за любезность. Этого момента Вацеку было достаточно, чтобы перебросить в свой уже открытый портфель несколько крупных пачек его денег. После этого в тот же день он исчезал из города. Комбинация была чистая и смелая. На этот раз он тоже не попался, но во время обыска сигуранцы у него нашли двести тысяч лей.

Теперь их интересовало, откуда у него эти деньги.

— Я могу хоть сегодня уйти отсюда, — со смехом говорил Вацек. — Они не могут доказать ничего. Потому что я «достал» их даже не в Румынии. Мой адвокат докажет им, что в течение этого месяца в Румынии не было ни одною ограбления банка. Они просят пятьдесят тысяч, чтобы отпустить меня. А я и копейки не дам этой сволочи. — И он заразительно захохотал.

— Подержат еще пару дней и выпустят. Ничего со мной они сделать не могут!

По ночам я пел ему «блатные» песни — «Клавиши», «Централ» и другие. Он слушал меня часами и вздыхал.

Мы сдружились.

— Если я тебе смогу быть полезным, когда выйду отсюда, — сказал Вацек, — ты скажи, что тебе надо, я помогу с удовольствием.

Я поблагодарил его. Мне ничего не было нужно.

Через две недели утром меня вызвали наверх.

— Вы свободны, — сказал мне толстый начальник. — Можете ехать или оставаться в Бухаресте. Можете быть всюду, кроме Бессарабии.

Я кивнул головой.

— Вот ваши вещи!

Передо мной лежал галстук, портсигар, гребешок, но денег не было.

— А деньги? — спросил я.

Лицо начальника выразило максимум изумления.

— Деньги? Какие деньги?

— Пятьдесят тысяч лей!

Начальник строго взглянул мне в глаза.

— Итак, вы утверждаете, — откашлявшись, медленно проговорил он, — что у вас было пятьдесят тысяч лей? Так я вас понял?

Я кивнул.

— Стало быть, эти деньги у вас пропали?

— Да.

— А-а… — задумчиво протянул он. — В таком случае мне придется задержать вас еще на некоторое время, пока мы произведем расследование.

Я понял.

— Извиняюсь, господин начальник, я совсем забыл. Я оставил их дома на комоде…

— Так будет лучше, — сказал он.

Я улыбнулся и вышел.

Мытарства

Выйдя из сигуранцы, я стал соображать — что же делать дальше. Деньги у меня отобрали. Петь мне было негде. В Бессарабию ехать нельзя, а в Бухаресте очень мало русских. На целый концерт их бы не хватило, да и разрешили ли бы мне этот концерт? Пошарив в кармане, я наскреб двадцать лей. На эти деньги я сбрил бороду и усы и вместе с Кирьяковым остановился в номере маленького отеля.

Через несколько дней Кирьяков нашел мне место. Он «продал» меня в «шантан» одному греку. Шантан был третьесортный, довольно грязный. В главном зале публика смотрела программу, а рядом был ресторан с ложами. Программа состояла из бесконечного числа румынских девиц, танцевавших один и тот же танец, вроде «казачка», но в разных костюмах и под разную музыку. Кроме них был куплетист, дрессированные собаки. Пел я какую-то ерунду с веселыми припевами, старые цыганские романсы, вроде «Нет, не хочу», «Ямщик, гони-ка к Яру» и т. д. Пел под оркестр. Посетителям нравилось. Они подпевали и раскачивались в такт песне. Хозяин был доволен и «положил» мне пятьсот лей в месяц. Этой суммы было вполне достаточно, чтобы не голодать и оплачивать отель. А дальше? Что делать дальше? Надо было пробраться в Польшу. Мы с Кирьяковым не сомневались, что мое имя там сделает сборы. Но как доехать? Где взять денег? Одни билеты и визы туда, даже третьим классом, стоили около двадцати тысяч лей. Горизонтов у нас никаких не было. Оставалось ждать чуда.