Секунда между нами - Эмма Стил

О боже. Все настолько плохо, насколько я помню. В чем его проблема? Он все еще воспринимает меня как ребенка, хотя я уже взрослый человек. На тот момент я уже несколько лет работал поваром в ресторане. И это не какое-то дурацкое хобби.

Дженн слегка сжимает под столом ногу Робби.

– Черт! Можно мне хоть на пару минут забыть о работе? – ворчит Фай, глядя в телефон. Экран сердито вспыхивает в ответ.

– Тише. Твой сын может услышать, – обрывает ее мама, кивком показывая на Струана. Но тот лишь расплывается в улыбке.

– Ой, он слышал и кое-что похуже.

– Ради бога, Фай, разве это нормально?! Ведь ты психолог, в конце концов, – говорит мама, вставая из-за стола.

Фай качает головой, делая очередной глоток вина.

– А мы тут недавно как раз смотрели передачу про психологию. Помнишь, милый? – обращается мама к отцу. Классическое отступление.

Папа смеется.

– Ну, если это можно так назвать, – говорит он.

Мама с надеждой поворачивается к Фай:

– А ты смотрела?

Фай утомленно закатывает глаза:

– Как она называлась?

– Название не помню, но там было что-то про необъяснимый человеческий опыт. Феномены и всякое такое.

– Что-то типа паранормального дерьма? – подает голос Робби.

– Следи за языком, – раздраженно говорит Джилл.

– Мам, это никакая не психология, – продолжает Робби. – Это просто чушь собачья.

Я нервно сглатываю.

Ничего-то я тогда не понимал.

– Между прочим, это называется «аномальная психология», – встревает Фай, усаживая Струана себе на колени. Она протирает его испачканную мордашку влажной салфеткой. Он извивается, отчаянно пытаясь выбраться.

– А что это такое? – спрашивает Дженн, подаваясь вперед.

Я совсем забыл, что Дженн с Фай постоянно обсуждают психологию. «Просто интересно, почему люди поступают так, а не иначе», – сказала однажды Дженн, прочитав книгу, которую дала ей Фай. Дженн долгие годы изучала человеческий организм, но этих знаний ей всегда было недостаточно.

И это одна из тех черт, которые мне нравятся в ней больше всего.

– Ну, если в общем, аномальная психология изучает разные необъяснимые явления, – начинает Фай, и в ее обычно серьезных синих глазах загорается искорка. – Такие явления называют паранормальными. Их пытаются объяснить с точки зрения психологии и физики.

– Вернее, опровергнуть, – усмехается Робби.

Фай пожимает плечами:

– Не обязательно.

– Ты имеешь в виду экстрасенсорику? – спрашивает Дженн.

– Ну да. Внетелесные, околосмертные переживания, все в таком роде. На самом деле такие вещи не редкость и не связаны с чем-то паранормальным. В одном авторитетном медицинском журнале была статья, в которой утверждалось, что наше самовосприятие складывается не только из физических ощущений. Оно может быть вообще с ними не связано.

Волосы на моих руках встают дыбом.

Что она сказала?

– Ладно, заканчивай уже, доктор Фрейд, – поддразнивает ее Робби. Он берет стопку тарелок и встает из-за стола.

– Я просто отвечаю на вопрос Дженн, – парирует Фай, и я чувствую, что разговор окончен.

Черт. В словах Фай было что-то важное – это могло бы объяснить, почему я оказался в такой ситуации.

Нужно больше информации.

– Я отнесу, – обращается Дженн к Робби и тоже встает, предлагая ему сесть.

– Постой, – говорит Фай ей вдогонку. Дженн оборачивается. – У меня где-то есть книга на эту тему. Если, конечно, ты хочешь узнать больше и без комментариев Робби.

– Конечно, хочу, – кивает Дженн. – Это было бы здорово, спасибо.

ДЖЕНН

Пока семья продолжает разговор, Дженн выскальзывает из отделанного камнем патио и направляется в сторону кухни. Солнечный южный фасад огромного дома постройки 1920-х будто улыбается ей.

На кухне Дженн ставит в раковину фарфоровые тарелки, и они приземляются с тихим звоном. Это старые, пожалуй, даже очень старые на вид тарелки, с гирляндой маленьких розовых розочек по белому ободку. За окном в тюдоровском стиле слышится очередной взрыв смеха из прохладного патио.

Здесь она чувствует себя как дома. Ей нравятся эти люди, которые приняли ее так, словно она одна из них.

Даже сосчитать трудно, сколько раз они бывали у родителей Робби: то заглянут на кофе с печеньками, то на ужин, то просто зайдут поздороваться, когда и у Дженн, и у Робби выходной. Джилл и Кэмпбелл в любое время принимают их с распростертыми объятиями, особенно Джилл – она всегда рада поболтать и проявить материнскую заботу. Робби – младший из троих детей, единственный сын. Он тоже обожает Джилл, всегда обнимет, нальет чаю, поможет сделать что-то по дому.

Но Дженн не понимает, почему они так обращаются с Робби, – все эти уничижительные комментарии и шуточки по поводу его работы. Это что-то необъяснимое. Он легко мог бы открыть свой ресторан и достичь успеха. В этом она не сомневалась. Почему же они смеются над ним?

Когда Дженн открывает кран, чтобы налить горячую воду в глубокую керамическую раковину, чьи-то шаги заставляют ее обернуться к двери. Она улыбается, увидев Джилл с очередной стопкой тарелок.

– О, моя дорогая! Просто оставь все это в раковине! – восклицает Джилл. – Не утруждайся.

– Все нормально, – отвечает Дженн, ополаскивает тарелку и ставит ее на решетку. – Я быстро.

– Кыш отсюда! – шутливо прикрикивает на нее Джилл и отстраняет от раковины. – Иди лучше возьми себе еще шампанского из холодильника.

– Ладно, – смеясь уступает Дженн. – Вам налить немного?

– Вообще, мне уже достаточно, разве что еще капельку, – улыбается Джилл. – Да, и захвати чистые бокалы. Те, что на улице, уже нагрелись.

Распахнув дверцу гигантского холодильника, Дженн тянется за шампанским и слышит, как стекло неприятно скрежещет о пластик, когда она достает бутылку. Потом берет из старинного буфета два бокала на длинных ножках и наливает вино. Пожалуй, ей тоже уже достаточно, но день такой чудесный, воздух все еще теплый, – хочется немного продлить это очарование.

Поставив бокал для Джилл возле раковины, она выглядывает из окна в сад и делает глоток.

Джилл поворачивается к ней, ополаскивая очередную тарелку.

– Знаешь, Дженн, ты такая умница, – говорит она, внимательно глядя на нее.

Эта фраза застигает Дженн врасплох, – она вспоминает другую кухню, другую маму. Какая ты у меня умница.

Не зная, что ответить, она опускает взгляд и начинает рассматривать испещренный трещинками каменный пол.

Но Джилл как будто не замечает этой заминки.

– Мы так чудесно ладим. Надеюсь, у вас с Робби все сложится.

Дженн вздрагивает. Она никогда не смогла бы порвать с Робби, это просто немыслимо. Это все равно что потерять конечность. Она думает о последних десяти месяцах (неужели прошло всего лишь десять месяцев?): вспоминает каждый ужин, который он приготовил для нее, каждую шутку, каждый страстный поцелуй в темноте ночи и в нежных предрассветных сумерках. Вспоминает места, которые теперь неразрывно связаны с ним: ливанский ресторанчик рядом с домом, который они объявили «своим» после того, как провели там веселый вечер за табуле; закуток на канале, где они препирались из-за счетов; музей, куда они так спешили; туалет, где у них случился феерический секс; кинотеатр, где они были два месяца назад и где она спросила его в темноте, почему он такой молчаливый, а он произнес вслух то, что она уже давно чувствовала, – «Я люблю тебя».

– Я его не брошу, – говорит Дженн.

– Отлично, – улыбается Джилл, но в ее лучистых глазах промелькнула тень тревоги. – Вы прекрасная пара. Ему с тобой лучше.

Дженн делает глоток, сердце застучало сильнее.

– Что вы имеете в виду?

– Да так, – говорит Джилл и снова поворачивается к раковине, натянуто улыбаясь. – Ничего особенного. Кажется, мне уже хватит.

Дженн прокручивает в голове прошедший ужин: как Робби рассказывал о нелепых ситуациях в ресторане, советовался насчет поездки на остров Скай в следующие выходные; как предложил Фай присмотреть за Струаном в вечер перед отъездом. Робби был дружелюбным, заботливым и забавным. Как и всегда.

Или нет?

Дженн терпеливо ждет, когда Джилл заговорит снова, но та смотрит в окно: на ухоженном газоне Робби кружит племянника, обхватив его за руки, Струан радостно визжит, рядом сидит Фай с бокалом в руке. Лицо Джилл озаряет ангельская улыбка, и на ее