Про Любовь Одиноких Женщин - Екатерина Шпиллер

Ты помнишь, как мы с тобой ходили в "Мулен Руж"? Тогда, в самую первую поездку в Париж? Помнишь? Когда нам подали шампанское, а со сцены запели "I love Paris", ты заплакала. Я испугался, а ты сказала: "Я так счастлива, что не верю". Помнишь? Я никогда не забуду этой минуты, что я тогда почувствовал...

Это чудо, настоящее чудо, Лидушка, понимаешь? Это никак не вяжется с той моей прошлой жизнью, про которую я не понимал ничего, а потому был вроде бы счастлив. Но всё познаётся в сравнении, вот истина, - Аркадий умолк на минуту, сжав губы, его желваки напряглись. Лида боялась вздохнуть и пошевелиться - она увидела в глазах мужчины слёзы. Он ещё сильнее сжал её руку, и она ответила на его пожатие.

- Я хочу спросить тебя: может быть, ты хочешь сейчас всё изменить? Может, хочешь уехать в Париж, в Лондон - куда скажешь? Я сделаю всё для тебя. Ты только скажи. Хочешь?

Лида опустила голову.

- Аркаша... Ох... Я не знаю. Погоди минутку, сейчас я сформулирую...

И опять они замолчали на несколько минут. Звучал печальный и очень красивый фокстрот - тихонько так звучал, будто боялся помешать этой беседе, опасался спугнуть их чувства, стараясь, напротив, помочь им оставаться на той же ноте, вести разговор, не отвлекаясь на внешнее, быть только вдвоём. Ведь со стороны эта пара смотрелась, как нежные любовники, встретившиеся на желанном свидании, бесконечно говорящие о любви и только о ней. Спустя несколько минут Лида продолжила:

- Сейчас ещё больно. Если бы... если бы... был ребёнок, - эти слова она произнесла едва слышно; Аркадий скорее угадал их, чем услышал, - то я, безусловно, сказала бы - да, давай уедем из Москвы. Будем жить в другом месте, в другой стране. Но теперь... - она подняла глаза и улыбнулась. - Ты знаешь, я так счастлива с тобой и со всем тем, что у нас есть, что не чувствую в этом ни малейшей потребности. Я так люблю наш с тобой дом! Мне там хорошо, уютно, спокойно и... счастливо, и я не понимаю - зачем что-то менять? Я очень счастлива! Мне больше ничего не нужно. Я неправа?

Аркадий нежно поцеловал её руку и прислонил Лидину ладонь к своей щеке.

- Всё-таки ты мне родная, да? Я ведь думал в точности так же, теми же словами. Или ты бессовестно залезла мне в мозг и украла оттуда мою мысль?

- Тогда уж не мысль украла, - засмеялась Лида, - а чувство, и не из мозга, а прямо из души, из сердца!

- Ты украла само моё сердце, - без смеха и очень серьёзно заметил Аркадий. - И это здорово. Пусть оно побудет у тебя. Не потеряй только.

Потом они вернулись в Москву, и кое-что изменилось: Аркадий оставил работу. Он уже имел право на пенсию по закону, но дело не в этом. Пока с Лидой было плохо, Аркадий несколько раз пугался до смерти от мысли, что может её потерять. Он сто тысяч раз подумал, что не такая уж долгая жизнь осталась у него, и тратить её не на то, чтобы всегда быть рядом с любимой, глупо, глупее не придумаешь. Те самые все деньги, которые нужны, чтобы в старости жить без хлопот, он давно уже заработал и вполне мог себе позволить жизнь как рантье, причём, отнюдь не бедный рантье.

Не поддаётся описанию тот ужас, который испытали владельцы фирмы, где трудился Аркадий.

- Умоляем! Хотя бы консультантом, хотя бы на половину рабочей недели, Аркадий! - чуть не в ногах у него валялись испуганные, как мальчики, крутые бизнесмены в дорогих костюмах. Аркадий "так и быть" согласился помогать консультациями в сложных ситуациях. Но не обещал, что будет всегда в доступе по телефону или по Интернету. Словом, вогнал он своих коллег и работодателей в довольно тоскливый траур. Но Аркадию было всё равно. Будто и не был он никогда фанатиком работы, будто не слыл упёртым трудоголиком, не знавшим ни усталости, ни слабости, человеком, на которого всегда можно рассчитывать.

После всех перенесённых неприятностей и операции у Лиды началась гипертония. Не сильная, не страшная, но всё-таки. Каждодневной необходимостью стал приём утренних и вечерних таблеток, а также контроль давления. Теперь они с Аркадием проводили всё время вместе, поэтому, даже несмотря на Лидину болезнь, нельзя сказать, что влюблённые сникли, затосковали и изменили образ жизни. Отнюдь! Ведь им не надо было больше расставаться, Аркадию некуда было торопиться. Они полностью посвящали жизнь друг другу и находили в этом необычайный кайф. Днём много гуляли, часто ходили на московские выставки, далеко не всегда интересные и достойные, часто смешные и нелепые, но это не имело ровным счётом никакого значения. Взявшись за руки, они получали впечатления, чтобы вдвоём обсудить, посмеяться, понедоумевать...

Ходили в театры, старались попадать на премьеры. Любили слушать музыку в консерватории. А летом с удовольствием брали абонемент на конкурс Чайковского и "болели" за какой-нибудь молодой талантище.

По вечерам они уютно устраивались на большом, мягком диване, каждый с маленьким ноутбуком в руках и, вместе шарясь по Сети, зачитывали друг другу вслух самое интересное, самое смешное или трагическое; смотрели забавные ролики, любовались фильмами про животных и про природу.

А иногда на них нападало... и они по очереди читали вслух прозу. Чаще новую, тщательно отобранную по отзывам и критическим материалам, но особенно им нравилось брать что-то из любимой обоими классики и зачитывать особенно "вкусные" фрагменты. В этом смысле лидерами их выбора были Гоголь, Салтыков-Щедрин и Гончаров. Почему-то так получилось... Каждый вспоминал что-то такое, что когда-то его потрясло, находил это место (спасибо компьютерным программам - это стало так легко и просто сделать!) и приобщал другого к своему давнему потрясению молодости.

Потом они пили чай - кофе теперь для Лиды стал запретным напитком, и Аркадий из солидарности тоже превратился в заядлого чаевника. Пили горяченький с халвой и пастилой (Лида всю жизнь обожала халву, а Аркадий пастилу, поэтому и то, и другое всегда водилось в их доме).

"Старосветские помещики какие-то!" - так они сами иронизировали над собой. Тему ребёнка и того, что случилось, они больше никогда не обсуждали. А Лида думала так: "Возможно, всё правильно и к лучшему, как ни страшно это звучит. Я вряд ли смогла бы стать хорошей мамой, я слишком принадлежу Аркадию и себе. И мне никто вообще больше не нужен! То, как мы живём сейчас, этот наш мир - и есть моё счастье, и ничто в него больше не вписывается, ну, совсем ничто!" Лида себе не лгала, уж кому-кому, а самой себе она врать не привыкла. И много раз так и сяк протестировала свои чувства по этому поводу. Да. Получилось, что беда случилась... к лучшему. Возможно, что иной исход сделал бы несчастными всех, в том числе и ребёнка. Они с Аркадием были завершённым миром, гармоничной вселенной, куда не было хода никому более. Разве лучше трое несчастливых людей, чем двое счастливых?

Аркадий думал... Ох, чего он только ни думал, о чём только ни размышлял! И вовсе не о работе. О жизни, судьбе, быте, любви, об отношениях. Ведь его жизнь чётко поделилась на две части: до Лиды и вместе с Лидой. И первую часть жизни он мысленно окрестил "преджизнью". Да-да, целых 55 лет - это была подготовка плацдарма, фундамента для той по-настоящему счастливой судьбы, имя которой было Лидия.

Любил ли он свою первую жену? Хм, да он понятия не имел, что такое любовь. Молодой был, а она - эффектная и статная девушка. Очень была хороша! Он её хотел нон-стоп, и брак ему нужен был, чтоб без проблем и страхов спать с ней каждую ночь. Всё было весело и здорово - и ему, и ей. А потом один за другим родились дети - счастье, радость, огромное удовольствие. Вот к ним появилась настоящая любовь. Да, то был прекрасный и интересный период жизни - растить детей. У них была нормальная семья - крепкая (до поры), с красивыми и здоровыми детьми, подарившими им столько радости и счастья. Но даже тогда работа, его любимая работа не уходила на задний план - возможно, в этом и был дьявольский замысел судьбы: надо было упорно готовить, строить надёжный фундамент для будущей Настоящей Жизни.

Разве он не знал женщин? Знал и немало. И во время брака, что греха таить, и уж тем более после развода. Была ли хоть раз любовь? Да нет же... Хотя случались женщины и красивые, и умные, то есть красивыми его женщины были всегда (иначе какой смысл?), а вот умными гораздо реже. Но даже когда происходило счастливое сочетание ума, красоты, тонкости, образованности, всё равно никогда ничего не ёкало в его сердце так, как ёкнуло от Лидиных бровей тогда же, в самый первый день.

В общем, должно было случиться то, что случилось: он стал свободным, состоятельным и опытным. И даже где-то пресыщенным и убеждённым в том, что уж он-то про эту жизнь знает всё. И вот тогда хитрюга-судьба и решила: пора! И началась его новая, та самая Настоящая Жизнь.

Так поздно!

А поздно ли? Аркадий спрашивал себя, смог бы он оценить и полюбить Лиду, когда был молодым? Закрывал глаза и представлял: вот ему тридцать лет и он встречает эту же Лиду - с теми же бровками, с той же улыбкой, с теми же интересами. Был ли он сам готов тогда к этой встрече? Возможно, что и нет. До Настоящей Жизни и Любви с большой буквы Л надо было, к сожалению, дорасти, потратив на это молодые годы. По-дурацки как-то устроено всё в этом смысле, но вот так оно устроено, с этим не поспоришь, не переделаешь. Аркадий не верил, что подобные отношения, такие, как у них с Лидой, могут сложиться у молодых людей - без жизненного опыта, без фундамента и истории отношений со многими и многими другими людьми.