Рокоссовский - Владислав Кардашов

Все же чаша весов клонилась на сторону красноармейцев: их единственное трехдюймовое орудие, стрельбой которого руководил матрос Попов, несколькими выстрелами заставило замолчать пулеметы белых, на заводе вспыхнул пожар. Рокоссовский и его товарищи, дойдя до первых строений поселка, вели перестрелку с казаками, засевшими в заводских зданиях, а по плотине в панике уже бежали белые солдаты. Исход боя решило активное вмешательство чехословацкого батальона, цепи которого были поддержаны интенсивным пулеметным огнем. Не выдержав удара, понеся большие потери, красноармейцы вынуждены были отступить за реку Сылву, и мост оказался весьма кстати.

Возобновили наступление красноармейские отряды через несколько дней, на этот раз оно было лучше организовано и подготовлено, и 30 августа станция Шаля, Сарга и Сылвенский завод были заняты красными войсками.

В конце июля – в августе 1918 года на Восточном фронте, протянувшемся с севера на юг на 2 тысячи километров, произошли важные организационные перемены. «Отрядный» период гражданской войны кончался. Было очевидно, что для победы над врагом необходимо создание регулярных, правильно организованных частей и соединений. На Восточном фронте войска Красной Армии были разделены на пять армий. Отряды, сражавшиеся на Кунгурском направлении, вошли в состав 3-й Уральской дивизии 3-й армии. Одновременно с организацией армейского управления отдельные отряды и отрядики сводились в батальоны и полки, а те, в свою очередь, в дивизии. Вскоре наступил черед и Каргопольского отряда.

К сентябрю в нем едва насчитывалось сорок бойцов. Командование решило объединить Каргопольский отряд с конными Верхне-Исетским, Сылвенским и Латышским отрядами, и с середины сентября 1918 года в составе 3-й Уральской дивизии появляется 1-й Уральский кавалерийский полк.

Принятые в тот период командованием Восточного фронта энергичные меры имели в виду организацию кавалерии типа «ездящей пехоты». Для формирования кавалерии, обладающей способностью к удару в конном строю, требовались обученные люди и подготовленные (выезженные) лошади. И тех и других в распоряжении командования Восточного фронта было очень мало. Кроме того, организапия такой кавалерии требует значительного времени на обучение и подготовку в тылу. Покупая же лошадей у местного населения и сажая на них находившихся под рукой рабочих-красногвардейцев, командование Восточного фронта рассчитывало создать «ездящую нехоту», способную маневрировать на коне, а драться в пешем строю. Конечно, только спустя долгое время такие бойцы, овладев искусством верховой езды, становились настоящими кавалеристами.

Если опытные рядовые кавалеристы в то время в Красной Армии были в большом дефиците, то в кавалерийских командирах она нуждалась в еще большей степени. Естественно поэтому, что бывалые драгуны Карго-польского полка, имевшие к тому же полугодовую практику гражданской войны и проявившие себя в ней с самой лучшей стороны, получили во вновь создаваемом кавалерийском полку руководящие посты. Адольф Юшкевич становится командиром полка, Константин Рокоссовский получает под командование эскадрон.

В начале октября 1918 года 1-й Уральский кавалерийский полк находился еще в процессе формирования. Насчитывал он всего 195, как тогда говорили, «активных сабель» и два пулемета.

Критическое положение на фронте не оставляло командованию 3-й армии времени на длительное обучение новых частей, и с середины октября Константин Рокоссовский в составе 1-го Уральского кавалерийского полка, насчитывающего теперь около 500 человек, дерется с белыми, рвущимися к Кунгуру, на левом фланге 4-й Уральской дивизии. В ноябре эта дивизия получает порядковый номер 30. Под этим номером она и вошла в историю Красной Армии. Ее бойцам и командирам предстояло свершить немало славных дел.

Достойным дивизии оказался и командир 1-го эскадрона 1-го Уральского кавалерийского полка Константин Рокоссовский. Свое боевое крещение как командир эскадрона он получил во время ноябрьского контрнаступления 3-й армии. В результате ожесточенных боев, в которых полк Юшкевича принял активное участие, белые войска к 17 ноября вновь были отброшены за реку Сылву.

Сражаться кавалеристам приходилось в условиях малопригодных для действия кавалерии: сильно пересеченная болотистая местность ограничивала возможность маневра конницей. С ноября передвижение кавалерии затруднялось и выпавшим обильным снегом.

Мороз и снег были весьма серьезным противником для частей Красной Армии. Теплого обмундирования в 30-й дивизии не хватало, нелегким было и продовольственное положение. Сложившаяся ситуация хорошо охарактеризована в докладе военкома 5-й бригады 30-й дивизии Ионова (1-й Уральский кавалерийский полк в тот период входил в состав этой бригады). 17 ноября военком докладывал начальству: «Район нашего нахождения мы весь объели, надежды же на получение из отдела снабжения штаба дивизии необходимого фуража и продовольствия у нас нет. Теплого обмундирования не хватает. Перчаток, теплых портянок нужно страшно, у многих их нет, отдел снабжения не дает, а выдал вязаные, как это кавалеристам носить – неделю, и все порвались... Нет у многих шинелей, когда пришла пора ходить в шубах, а у некоторых ни того, ни другого, и таких порядочно в полках, сапоги развалились, и чинить их нечем, кожи подошвенной дают десятую часть необходимого. Сапог нет, в 4-м номерном полку ходят некоторые в лаптях, одежда рвется; маленькая дырка, которую можно бы зашить, с быстротой превращается в большую – нечем зашить, ниток не дают... Холода, заболеваемость отражаются сильно. Болеют массами во всех полках». Болели и люди и лошади. Однако, несмотря на чрезвычайно тяжелые условия борьбы, боевой дух кавалеристов оставался все время высоким, что полностью подтвердилось во время ноябрьских и особенно декабрьских боев.

Население деревень в большинстве своем сочувственно относилось к красноармейцам, помогало им, чем могло, но часть жителей, особенно зажиточная прослойка, недовольная продразверсткой, нетерпеливо ожидала прихода белых войск. В этом бойцам 1-го эскадрона однажды пришлось убедиться самым наглядным образом.

Кавалеристы, как и подавляющее большинство бойцов 3-й армии, не имели зимнего обмундирования. Единственное, чем своевременно смогла снабдить бойцов хозяйственная часть полка, – это теплыми папахами, которые работник хозчасти Кузьма Ширинкин закупил на весь полк во время поездки в Кунгур.

Во второй половине ноября 1918 года эскадроны полка расположились ио деревням северо-восточнее Кунгура, в трех-пяти верстах от передовых частей неприятеля. Между эскадронами была установлена телефонная и постоянная конная связь, каждый эскадрон выставил сторожевые посты. Поэтому, когда часов в 12 дня 2-й эскадрон подвергся внезапному нападению неприятельской конницы, Константин Рокоссовский во главе своего эскадрона немедленно бросился на выручку товарищей.

На обратном пути, довольные успешным боем, кавалеристы оживленно обсуждали его ход. Постепенно возбуждение, вызванное боем, стихало, а мороз к вечеру окреп, и конники сильно продрогли. Уж поблизости от деревни, где стоял эскадрон, навстречу колонне попался мужичок, несший за плечами увесистую с виду котомку. Поравнявшись с ехавшим впереди командиром эскадрона, мужичок, пристально вглядевшись во всадников, вдруг скинул шапку и низко, чуть не до земли, поклонился кавалеристам. Рокоссовский придержал коня:

– Ты что, дед?

– Здравствуйте, братцы! Вот по всему уж видать, что вы беленькие: лошадки дородные, да и сами-то в белых шапочках.

Кто-то из наезжавших сзади бойцов уже хотел выразить свое возмущение, но Рокоссовский жестом остановил его.

– Ну и что же?

– А я здесь неподалеку живу, – и мужик показал в сторону от дороги. – В гости приглашаю, хлеба-соли отведать, да от большевиков избавить. Версты за полторы от меня стоит полк красноголовиков...

– Ты это точно знаешь, дед?

– А как же? Я ночью проведу вас по тропам к ним в тыл и укажу, куда гнать их надо, всех там перебьем.

Кровь застучала в висках у бойцов от подобной речи, а командир эскадрона казался невозмутимым.

– Что ж, отчего и не поехать? Погреемся... Поехали. В просторную избу вместилось человек тридцать. Хозяин дома немедленно приказал домашним тащить все, что есть в доме, и гостям оставалось лишь удивляться, откуда только это взялось у него: и гусятина, и поросятина, и сметана, и молоко, и самогон.

Никто из бойцов не пил и не ел. Каждый думая о том, что, окажись этот щедрый кулак днем раньше на пути настоящих белых, вряд ли бы кто-нибудь из них был сейчас жив. Молча сидели бойцы, молчал и их командир. Наконец он встал.

– Ну, хватит! Крепко ты ошибся, дед! Не белые мы, а красные.

Недоумение, недоверие, а затем испуг промелькнули на лице кулака, он наконец понял, упал на колени.