Фаворитка Наполеона - Эдмон Лепеллетье

– Ну, теперь он не так-то скоро зазвонит свой «Анжелюс», – заметил ла Виолетт. – Скорее в путь! Этот Жозеф, по-видимому, – главарь шайки этих мазуриков. Он-то не дремлет… и даже – кто его знает? – быть может, он даже и выслеживает. Скорее, Сигэ! Но что ты делаешь?

Гусар склонился над бесчувственным телом звонаря и старательно обшаривал его.

– Я ищу ключи! – ответил он. – Случается, что пьяницы пробуждаются. Возможно, что и этот, проспавшись, отрезвится и успеет поднять тревогу. Ага, вот и ключи! – с триумфом воскликнул Сигэ, потрясая связкой ключей, вынутой из кармана передника спящего звонаря.

– Ну, а теперь бежим! – сказал ла Виолетт.

Уплатив по счету и наказав не будить их товарища, а дать ему выспаться всласть, ла Виолетт и Сигэ покинули гостиницу «Перекресток».

Когда они торопливо шли по улице, ведущей к церковной площади, Сигэ вдруг заметил колодец под навесом.

– Вот «Анжелюс» и отзвонили! – сказал он, бросая ключи на дно.

VI

Как только ла Виолетт и Сигэ вернулись в гостиницу «Почта», хозяйка попеняла им:

– Поздненько! Вам придется довольствоваться холодными блюдами. Ко мне здесь понаехало немало других путников, они торопились, и мне пришлось все подать им.

Ла Виолетт быстро окинул взглядом общий зал и спросил хозяйку:

– Ваши путешественники уже кончили есть?

– Нет еще… они пьют кофе. Попросили, чтобы им подали отдельно.

– Вы куда поместили их?

– Да в ту комнату, наверху.

«Знать это нелишне», – подумал ла Виолетт и тотчас же добавил:

– Мы тоже торопимся, подайте же и нам поскорее.

Они уселись, наскоро съели первые блюда, отказались от всего остального и потребовали кофе. Когда на стол были принесены маленькие чашечки и наполнены кофе, ла Виолетт сказал служанке:

– Голубушка, ты больше не нужна нам. Мы теперь покурим перед сном. Позаботься, чтобы нас никто не побеспокоил.

– О, будьте покойны, господа, в эту пору у нас никто не бывает. Если что-нибудь понадобится вам, так позовите меня. Кроме того, ведь теперь время и нашего ужина.

Лишь только служанка ушла, ла Виолетт поднялся с места и сказал Сигэ:

– Пока все идет недурно, и дело с ключами обделано чисто. Но тем не менее мы ничего не знаем или по крайней мере очень мало.

– Все же мы знаем, что звонарь должен был звонить к «Анжелюсу», но не сделает этого! Это уже кое-что!

– Да, конечно. Но кому, собственно, он должен был подать сигнал? И почему маркиза де Мобрейля здесь нет до сих пор? Проедет ли император этим путем и не остановится ли он в этой гостинице? Мне очень бы хотелось знать это.

– Если бы маршрут был изменен, то Жозеф не сидел бы здесь со своими прохвостами. Нет, ла Виолетт, они поджидают так же, как и мы! А что, если бы мы поднялись наверх? Раз канальи заняты выпивкой, очевидно обсуждая планы своего заговора, то мы прекрасно могли бы напасть на них Орудуя вдвоем, мы великолепным образом уничтожим эту троицу прохвостов.

– Эта мысль улыбается мне. Но даже и так мы ничего не узнаем относительно того, что именно замышляется против нашего императора, и вследствие этого будем бессильны отпарировать удар, который готовится ему.

– Верно, начальник! Вы человек с головой! – промолвил Сигэ, с восхищением глядя на ла Виолетта. – И подумать только, что канальи наверху, над самой нашей головой, калякают о своих делишках, которые ведь в то же время касаются и нас; подумать, что их можно было бы услышать… если бы потолок был пониже, а мы повыше ростом!

Ла Виолетт быстро встал и воскликнул:

– Да здравствует император! Я нашел! Опустить потолок до нашего уха мы не можем, не так ли?

– Нет, это невозможно!

– Но если бы мы могли приподнять наши уши до потолка, то результат был бы один и тот же? Не правда ли?

– Совершенно верно! Но как сделать это? Эта комната чертовски высока. Даже встав на стол, мне не достать до половины высоты.

– Да, гусар, тебе невозможно, – сказал ла Виолетт, – но я! – И при этом он, выпрямившись во весь свой высокий рост, сказал: – Гляди, я лезу на стол! – И, согласуя слова с делом, ла Виолетт влез на стол, осторожно двигаясь среди посуды и бутылок. – А теперь твоя очередь, – произнес он, обращаясь к Сигэ. – Видишь, я все-таки не достаю до потолка. Ну же, влезай живей!

Гусар тоже полез на стол. Они ни дать ни взять походили на атлетов, готовящихся к головоломному прыжку.

– Теперь полезай мне на спину и садись ко мне на плечи!

Сигэ повиновался этому приказанию и мгновение спустя оказался сидящим на плечах у гиганта ла Виолетта.

– Так. Тебе удобно? Ну, теперь напряги свой слух, затаи дыхание и слушай внимательно!

Сидя на своем живом насесте, Сигэ мотнул головой в знак того, что хорошо понимает приказание ла Виолетта и что ему слышен разговор, происходящий наверху. Несколько минут спустя он дал понять, что желает спуститься.

– Тсс! Они уходят! – прошептал он, сползая с плеч ла Виолетта и легко соскакивая со стола.

Спустился на пол и тамбурмажор.

– Сегодня вечером, – продолжал запыхавшись Сигэ, – они ожидают прибытия императора. Коляска императора мчится впереди, и без эскорта, вероятно, для того, чтобы не привлечь к себе ничьего внимания и не быть узнанной. Мобрейль должен прибыть для того, чтобы командовать атакой, но, по словам этих мошенников, они обойдутся и без него. Да, да! Вечером они ожидают сигнала «Анжелюса»! Все местные роялисты должны сбежаться на площадь и окружить экипаж. Тогда Мобрейль должен будет приблизиться к нему под предлогом…

– Да… дитя. Я рассказывал тебе это.

– Но так как ни Мобрейля, ни ребенка здесь нет, то субъект, которого ты зовешь Жозефом, сказал: «Я беру на себя отделать этого мерзавца Бонапарта!» Дальше я уже и слушать не стал. Они встали из-за стола и открыли дверь. Гляди, вот они и выходят как раз.

– Пойдем, товарищ, за ними и теперь будем держать ушки на макушке! И подумать только, что наш император и не подозревает ничего подобного… едет себе теперь и, может быть, рассказывает кому-либо из приближенных генералов о своих битвах! Счастье, что мы здесь!

– Ну, этим еще не все сказано. Последнее слово осталось за императором, и нам предстоит еще немало хлопот и забот… Но пойдем и приглядим за канальей Жозефом!

Они оба вышли, не обратив на себя внимания служащих гостиницы, и последовали на некотором расстоянии за тремя роялистами, которые направились на Авиньонскую дорогу, навстречу экипажу императора.

Они увидели, как заговорщики остановились у одного из маленьких домиков и постучали в него. Сигэ и ла Виолетт, желая укрыться, быстро подались под навес ближайшего сарайчика.

Из домика вышел человек, но, перекинувшись несколькими фразами с тремя бандитами, снова скрылся за дверью. Это был оргонский живописец по стеклу. Но вскоре он снова вышел, таща за собою нечто вроде доски, рассмотрев которую трое посетителей выразили живейшую радость.

Вдруг ла Виолетт заметил, что эти три человека перестали разглядывать доску и показывать ее друг другу. Теперь они внимательно вглядывались в освещенную луною дорогу. Один из них поднял руки вверх, и вслед за этим все трое кинулись бежать к гостинице «Почта». Доску они унесли с собой, художник же вернулся к себе с таким видом, словно все происшедшее не касалось его.

Вдали поднялось большое облако пыли. Оно казалось темным на залитой лунным светом дороге.

– Это – император! – сказал ла Виолетт. – Скорее к гостинице, это наш наблюдательный пункт!

Они быстро достигли гостиницы «Почта». Почти вслед за ними явились Трестайон, Серван и Трюфем.

– Принесите веревку! – крикнул Трестайон в дверь, не обращая внимания на присутствие ла Виолетта и Сигэ, которые приблизились, чтобы рассмотреть, что представляла собой принесенная ими доска, где виднелись какие-то глубокие черты и силуэт человека.

Лишь только веревка была принесена, как Жозеф Трестайон с изумительною ловкостью перекинул ее через железный прут, поддерживавший вывеску гостиницы.

– Прикрепи человека! – скомандовал он Сервану.

Несколько мгновений спустя можно было разглядеть грубое изображение Наполеона, болтавшееся в виде повешенного под вывеской гостиницы. Фигура была более чем комична, с двумя рогами, выступавшими по сторонам треуголки.

– Долой Николя! На виселицу тирана! – громко крикнул Жозеф, указывая на позорное изображение.

Возгласы Жозефа привлекли прислугу гостиницы.

– Долой Николя! – повторяли Серван и Трюфем – Долой коронованного сатану!

Со двора раздались крики двух поварят. Имя «Николя» жутко веселило маленьких человечков.

Как известно, прозвище «Николя» было дано Наполеону роялистами. Их писатели пришли в восторг от этой выдумки и всячески старались доказать, что настоящее имя Бонапарта не Наполеон, а именно Николя. Они старались этим выставить врага в смешном виде, как будто имя св. Николая Чудотворца, покровителя России, было недостойно императора и бесчестило человека, получившего его при святом крещении! Однако вместо того, чтобы изощряться, разыскивая объяснение имени в архивах Флоренции и Корейки, эти протокольные монархисты почерпнули бы гораздо более сведений из коллекций английских карикатур эпохи Трафальгара и португальской войны. Они увидали бы шутовские и чудовищные изображения Наполеона, точь-в-точь такие же, какие изображали его повешенным у гостиницы «Почта», то есть с рогами на голове, которые служили дополнением к весьма распространенной легенде. Внизу была подпись: «Олд Ник». В английском языке «Ник» уменьшительное от «Николай», но одновременно с этим оно является народным презрительным наименованием дьявола. Англичане вообще часто приравнивали своих противников к дьяволу. Потому-то и Наполеон, их заклятый, непримиримый враг, был ими щедро награжден рогами, что вовсе не должно было обозначать неверность его двух супруг.