Человек из Кемерово - Олег Николаевич Борисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обогнув кусты, встал чуть позади Лушникова. По имени-отчеству его не знаю, к сожалению. Замер, начал разглядывать визитеров.
Трое. Один — пацан совсем, лет пятнадцать от силы. Но в сером пиджаке и модной плоской кепке на бритой голове. Лицо все в конопушках и даже рыжие волосины из ушей торчат. Второй — явно из пригородов. В дешевой черной куртке из «шкуры дермантина» и синюшным крестом на левой щеке. Сиделец. Кандидат на профилактическую беседу с первым милицейским патрулем. Такие в город стараются не соваться, обитают в россыпи поселков по всей округе.
Главарь выглядел чуть презентабельнее. Шерстяной костюм, сапоги «гармошкой», кепка с высоким задником и козырьком. Шпана такую не носит — рылом не вышла. Золотая фикса рядом с одним из верхних клыков и россыпь наколок на пальцах. Тоже из уголовников. Земщина, Сибирь. В центральных районах таких давят со страшной силой, вот и остаются где-нибудь за Уралом, как освободятся. Правда, до серьезных мафиозных структур никто вырасти не успевает. Обычно трясут соседей по-мелочи. Потому что две ходки — это уже официально метка рецидивиста в личном деле. Третий раз попался — или пожизненное без амнистии, или в расход. Не любит царь-батюшка ворье, предпочитает мещан стричь без чужой помощи.
Все трое — люди. Хотя чему удивляться. Орки и гномы не без греха, но на воле лишний раз стараются не отсвечивать. Потому что, если из-за твоих проказ получишь карательный рейд опричников и «принуждение к миру» в любом анклаве или той же Нахаловке — свои же ремней из спины нарежут. Снага? Гоняй зеленорожих, никто из милиции и не почешется. Либо пьяных идиотов рядом с ручьем, там одни алкоголики остались, их не жалко. А вот если у тебя форма черепа правильная и ты «хуман тщедушный» — тогда сам Бог велел таких же бледнолицых загибать.
Мое появление не прошло незамеченным. Шпаненыш даже отшагнул назад от неожиданности.
— Эй, ты кто, чмо ободранное? — главарь сжал кулаки.
Я поправил чуть сползшую шапочку и вежливо поздоровался:
— Вечер добрый. Моя фамилия Разин. В настоящий момент нахожусь на излечении.
— Жена побила?
— Нет, Хтонь недожевала. А вы, насколько я понимаю, пришли без спроса на территорию больницы и предъявляете необоснованные претензии господину Лушникову. Я прав?
Троица чуть успокоилась. Да, вид у меня неприятный, с непривычки можно и заорать, если ночью нос к носу столкнешься в темном переулке столкнешься. Но — халат, палочка, ветром почти качает. Визитеры успокоились и мордастый с фиксой вальяжно сплюнул мне под ноги:
— Шел бы ты, калека, куда там собирался. И не мешался под ногами. Лушник нам должен. Брал в займы, теперь пять сотен торчит.
Приличные деньги, очень даже. Чернорабочие на карьерах вкалывают за шестьдесят денег в месяц. Мастеровые и разного рода соображающая нелюдь с подтвержденной профессией — до ста. Чиновный люд — кто как. От полтинника до двух сотен у старост, «товарищей» и разных членов городской управы. Хотя там больше за счет «барашка в бумажке» живут. Ну и чем ближе к столице, тем зарплаты и расходы выше. У нас — все просто. За четвертак пару нажористых пирогов с ливером можно купить. За гривенник — поллитровую кружку пива нальют. А за полушку отобедаешь в рабочей столовой. Деньгами платить — это уже в ресторан, с шиком и понтами.
Поэтому пять сотен — простому человеку без излишеств на полгода хватит. И я очень сомневаюсь, что простой мастер из воздуха нужную сумму добудет. Строители поголовно на сдельщине. Это мне зарплата капает, как государственному человеку. Остальные в больнице за бесплатно лечатся, а на что семья в это время живет — другой вопрос.
— Если не секрет, господин Лушников, с чего бы вдруг такие претензии?
Седобородый потупился и тихо ответил, разглядывая жухлую траву под ногами:
— Дочка прихворнула, надо было микстур специальных набрать. Ну и износился чуть, на стройку прикупил новую одежку. А оно вон как…
Если бы бандиты стояли спокойно, я бы ушел. Потому что по местным понятиям — мастер кругом виноват. Подвесят долг, начнут проценты капать. Как только выйдет из больницы, станет метаться по знакомым и занимать. Но блатные сделали большую ошибку. Они превратили чужую проблему в мою, личную. Главарь шагнул поближе и ткнул меня пальцем в грудь:
— Все понял, урод? Вали отсюда.
И добавил еще кулаком. Да так, что я от неожиданности подскользнулся и завалился на бок. Хорошо еще, что не в лужу, которая была рядом.
* * *
Поднялся медленно, почти кряхтя. Отряхнул халат, как смог. И повернулся с смеющимся идиотам:
— Боюсь, вы меня неправильно поняли. На самом деле, я плохо знаю господина Лушникова. И вполне возможно, что он вам что-то был должен. Но сейчас вы напали на меня. И теперь ситуация выглядит совершенно иначе… Теперь вы должны господину Лушникову пятьсот денег. И еще десять процентов мне за доставленное беспокойство. Это еще пятьдесят. Итого — пятьсот пятьдесят… Долг господину Лушникову вы выплатите до конца этой недели, до субботы. То есть за два дня. Мою часть — в следующий понедельник.
Именно так. В конце-концов, эти три рожи я впервый раз вижу. А мастер меня булочкой угощал в воскресенье. И не важно, что у него от утренней каши живот крутило. Главное — факт. Угощал? Да. Значит, он мне симпатичен.
Смешно им было. Младшенький даже слезы утирал, а до самого большого дошло позже всех. Но и хохотал он в голос, сгибаясь и хлопая себя по коленям. Я же смотрел на плесень человеческую и ждал, когда попытаются еще раз дернуться в мою сторону.
Я никогда не был «торпедой» в бараках или вышибалой на поселении. Но за долгие сорок лет дома успел научиться главному. Всегда вставать, если тебя уронили. И идти до конца. Со звериной яростью и беспощадностью. Я — не человек Тверди. Я выкован в других условиях. И я не знаю сострадания. Увы. Так что — зря они на меня наехали. Такие ошибки очень дорого стоят.
Когда старший опять взмахнул рукой, я аккуратно ударил резиновой нашлепкой на трости прямо по большому пальцу левой ноги. Знаете, для чего блямба на этом облегченном
