Над Бугом-рекой - Пантелей Марценюк

Раненные были и с нашей стороны. Так в нашей пулеметной прислуге один солдат тоже был ранен в руку, тем не менее, идти в госпиталь он отказался. К концу войны в поредевших подразделениях на счету был каждый боец, а потому никто и не принуждал легко раненных оставлять боевую часть.

В апреле месяце сопротивление немцев начало слабеть. Наша часть находилась на расстоянии сто – сто двадцать километров от Берлина и двигалась навстречу американцам. Встреча с ними состоялась 20–24 апреля на Эльбе. На месте встречи был разрушенный мост, который немного починили и наши солдаты ходили в гости к американцам, а те к нам. Общались мы на немецко-русско-английском диалекте, тем не менее, довольно пристойно понимали одни других. Для нас война уже закончилась, однако она еще шла в Берлине и Чехословакии. Лишь пятого мая нам сообщили, что война полностью закончилась.

Победу мы встретили в городе Шмидеберг. Наше отделение было расквартировано в особняке немецкого гауптмана (капитана). Его семью выселили из особняка, но хозяйка периодически наведывалась к своему двору и даже предлагала готовить нам пищу. Однако мы отказались от ее услуг, не зная наверное, ее намерений. Комнаты в особняке были хорошо обставлены мебелью и застелены постельным бельем. Но за месяц нашего проживания они стали просто неузнаваемы. Солдаты отвыкли от комфортных условий проживания и в комфортабельном особняке жили, как на фронте. Когда понадобилось написать лозунги к Дню Победы, то просто брались пуховые матрасы из красной материи, из них вытрясали перо и писали белой краской надписи.

Я не имею намерений обвинять их в том, к чему их приучила война и те же немецкие учителя, которые ее начали. Намного больше хочется мне вспомнить «незлым тихым словом» тогдашних руководителей, которые поставили нас в начале войны заложниками своих амбиций. Мало того, что к войне почти не готовились, было сделано все, чтобы, не дай бог, Гитлер не подумал, что мы к ней готовимся. Тягачи и танки на колодках, самолеты на открытых аэродромах без горючего. Физическое уничтожение командного состава, который имел опыт гражданской войны. Все это открыло путь Гитлеру в начале войны к легким победам. Возникает простой вопрос – неужели военные части кадрового состава, которые имели соответствующую боевую подготовку, не могли воевать в сорок первом лучше мобилизованных гражданских, которые получали ощутимые победы в сорок третьем – сорок пятом годах.

После окончания войны началась демобилизация бойцов старшего поколения. Младшие же продолжали службу, и я был в их числе, так как по годам еще не подходил для демобилизации. Войска начали передислокацию на территорию Советского Союза. Пехотные части двигались пешим маршем, мы же передвигались на своих машинах. По дороге в Союз мы прошли через Польшу. Если по дороге встречался какой-то город, или городок то мы сходили с машин и строились в пеший строй. После чего под марш духового оркестра проходили через него. Все население таких городков выбегало с цветами нас приветствовать. Иногда накрывали праздничные столы, ну а там, где музыка там и танцы. Так мы достались к городу Стрый, где я прослужил ко дню демобилизации – осени сорок пятого года.

Часть четвертая: На Западной Украине

4.1. После демобилизации

Демобилизовался я глубокой осенью сорок пятого года. Нас отправляли по домам в той одежде, которую мы были одеты. На мне была старенькая гимнастерка и воинские галифе. Правда, сапоги были не рваные, так как некоторые бойцы поехали домой в рваных сапогах. При мне были также два пары белья и немецкая шинель, из которой дома сестра пошила мне полушубок. Вез домой я также немецкий радиоприемник, однако по дороге он упал на рельсы и разбился. Там я его и оставил.

Вот с такими пожитками я и приехал домой. В родительском доме я нашел старенькую мать, которая жила в одной половине, и жену Анну с дочерью Светланой в другой. Анна переехала в родительский дом после смерти моего отца. Когда я приезжал на похороны, то просил ее наведываться к матери и помогать ей. С течением времени Анна решила переехать к ней на проживание.

Сначала, как рассказывала мать, Анна относилась к ней довольно хорошо. Однако после начала войны, когда от меня перестали приходить письма (из лагерей нам писать, конечно, не разрешали), то ее отношение изменилось в худшую сторону. Сначала они жили вместе, а потом Анна отделилась от матери в лучшую половину дома и продолжала вести самостоятельную жизнь.

Моей одежды, которая была оставлена перед мобилизацией, в доме уже не было. Оказалось, что Анна отдала все своему любовнику, с которым я когда-то учился в одном классе. Этому сельскому ловеласу удалось в свое время увильнуть от призыва в армию, и он во времена оккупации находился дома в селе. Каким-то образом завязались отношения и он начал учащать к моей жене. Когда мать категорически запретила ему появляться в нашем доме, то он уже тайком залезал ночью через окно. Светлана это видела, а потом и мне рассказала. Такого я простить не мог. С того времени мы с Анной развелись и перестали жить вместе.

Семьи у меня уже не было, и я в это время почти не держался дома, только иногда наведывался к матери. Большей частью я бывал у сестры Веры в городке Гнивань и у сестры Ларисы в Никифоровцах. На работу по своей профессии я не пошел. Учителю нужно было хотя бы немного пристойно приодеться, а я такой возможности тогда не имел.

Сестра Вера имела знакомую, жену офицера, и та порекомендовала мне заняться перепродажей канцелярской бумаги, чтобы этим заработать деньги на приличную одежду. Эта знакомая приносила пачки канцелярской бумаги, а я распространял ее по организациям и заводам. Такая моя деятельность продолжалась до второй половины сорок шестого года. За это время я сумел заработать немного денег и купить приличную одежду, в которой можно было появиться перед учениками.

Часто бывая в разъездах, я по дороге заезжал в те села, где раньше работал, чтобы взять справки о восстановлении довоенного стажа. И вот однажды пришлось в Вороновице встретиться с матерью Зои. Она очень обрадовалась такой встрече, пригласила меня в буфет, где взяла бутылку, а я взял закуску. Мать рассказала мне о том, что Зоя не живет с мужем. Тот работал кассиром в сбербанке, и во время денежной реформы, когда шел обмен денег, допустил какие-то нарушения. Теперь сидит в тюрьме, а Зоя с дочерью сама. Она рассказывала, что Зоя часто вспоминает меня, и, если я желаю, то мы можем встретиться. Я на те предложения ответил, что встретиться мы, конечно, можем, однако это будет не та встреча, которая была бы между парнем и девушкой. А если по вашей вине произошло между нами то, что есть, то знайте, что ваша дочь не нашла счастья в жизни, да и я его утратил. Так мы еще долго разговаривали, и по тому разошлись.

Так к тому времени встретиться с Зоей мне не удалось. Однако после того, как мы возвратились из Западной Украины такая встреча состоялась. Мы поговорили о былом, погоревали, что так нам сложилось в жизни, да и разошлись навсегда. К тому времени она уже вышла вторично замуж за какого-то милиционера и, по всем видно, была тем замужеством довольна.

Сестра Вера работала официанткой в столовой Гниванского сахарного завода. Периодически там бывая, я познакомился с заведующей этой столовой. Звали заведующую – Мария, и она, в дальнейшем, стала моей второй женой.

4.2. Вторая семья

Нужно было устраиваться на работу. Я долго обдумывал, куда мне податься. Мария рекомендовала устроиться на один из сахарных заводов, на что для начала я согласился. И даже решил поехать на сезон в Тернопольскую область на такой завод. Там мне давали пункт по приему сахарной свеклы. Но расспросив местный люд об обстановке в этом районе и о деятельности отрядов ОУН я решил отказаться от этой работы и искать ее по своей профессии учителя.

Такая возможность случилась, когда я встретился со своим родственником Приймаком Феодосием Дмитриевичем. Он работал в Подволочиском районе Тернопольской области ветеринарным врачом. Прислушавшись к его совету, я поехал в Подволочиское райвно. Места в школе села Качанивки, где проживал Феодосий не было, а потому мне дали направление в соседнее село Ивановку учителем начальных классов.

Работу в школе я начал с конца июля сорок шестого года. Жить мне пришлось на квартире у свекра бывшего заведующего школы, которого к тому времени арестовали за связь с подпольем ОУН-УПА. Платил за квартиру с питанием сто рублей в месяц. Старый хозяин держал корову, и у нас на столе часто были молочные кушанья. Со временем мой хозяин переехал во Львов, в котором жили его дети.

Во время работы в Ивановке, я ездил в Гнивань на выходные и там встречался с Марией. Меня тянуло к ней. С течением времени эта тяга переросла в любовь. Я ощущал, что и она ждала меня, и с течением времени эти отношения переросли в желание создать новую семью. Осенью сорок шестого года Мария вместе со своей дочерью Тамарой переехала ко мне в Ивановку.