Восточный кордон - Вячеслав Пальман

Самур удивлённо наклонил голову, когда его молодой хозяин вдруг опустился на колени и начал быстро разгребать лесную подстилку. Овчару это понравилось, он подошёл ближе и тоже начал копать передними лапами, как это делал, когда отрывал мышей.

— Пусти, Самур, не мешай! — прикрикнул Саша. Вооружившись суковатой палкой, он все глубже ковырял влажную красноватую землю, пахнущую грибами и тлением. Попался ещё осколок, сразу два. Потом большой, с ручкой. И, наконец, почти целое горло кувшина.

Вот это здорово!

Значит, в ручей ходили за водой. Значит, близко отсюда находилось селение горцев и все эти могильники, все каштаны выросли на окраине аула, а может быть, и в самом ауле, от которого не осталось даже следа.

Когда Саша вернулся, отец колол дрова у хаты.

— Смотри, что я нашёл! — Саша высыпал у колоды с десяток отмытых черепков. — Это у ручья, в земле. Похоже на кувшин, с каким за водой в старину ходили. Знаешь, такой высокий, на плече девушки носили.

Егор Иванович прошёл в самый угол двора и оттуда ногой подкатил к Саше ещё одну находку.

— С тех же времён, — сказал он, указывая на ржавое, пустотелое ядро с аккуратным отверстием для запала. Оно было размером чуть побольше резинового мячика для девчоночьих игр, сантиметров десять в диаметре — грозное пушечное ядро середины прошлого века.

— А что в нем было? — Саша уже вертел ржавую находку в руках.

— Порох или зажигательная смесь. Выстреливали из пушки, ядро падало, фитиль у него дымился, оно вертелось, а потом взрывалось. А это почему-то не разорвалось. Я его в лесу подобрал ещё в прошлом году, что ли, ну и принёс. Для интереса.

— Значит, вот тут война была? У реки?

— А где её не было! Сколько люди живут, столько и воюют. Будто места для всех не хватает.

— Вот интересно! — Саша оставил без внимания философскую фразу отца и опять вернулся к своим черепкам.

Он уселся и начал складывать их один к другому. Получился довольно цельный верх большого кувшина с узким горлом и ручкой сбоку. По голубой, хорошо сохранившейся обливке ниже горла шли замысловатые белые узоры, а пониже, опять же на голубом поле, нацарапано какое-то слово. Короткое, всего из нескольких знаков, но знаки он разобрать не сумел: чужие буквы, чужое письмо.

— Это я покажу Борису Васильевичу, — сказал он, складывая черепки с аккуратностью завзятого археолога.

— Покажи, он любит такие дела. Сейчас же целую поэму присочинит.

Спать улёгся Саша не в хате, где показалось душно, а на топчане, в открытых сенях. Рядом, у порога, как обычно, разлёгся Самур, загораживая вход и выход. Рыжему, чтобы попасть в дом, приходилось прыгать сбоку через деревянную загородку. Он это проделывал раз десять за вечер, все высматривал, где ему лучше пристроиться — в хате со старым хозяином или на топчане с молодым. Самур косил на Рыжего одним глазом — видно, раздражал он его своей неуёмной подвижностью. В конце концов кот остался в доме, потому что под недреманным взглядом собаки уснуть в сенях покойным сном Рыжий, конечно, все равно не смог бы.

Саша лежал, прислушиваясь к звукам леса. Снизу, из-за кустов ольховника, доносился ровный грохот реки. Вот уж кто не знал ни сна ни отдыха! Иногда по верхушкам каштанов на горе проносился ветер, лес глубоко вздыхал, как сонный человек, и тут же затихал. С перевала вдруг прилетел короткий, басовитый гром: это падали маленькие лавины. Где-то очень далеко ныла, выворачивая душу, чернявая желна, неспокойная птица, страдающая бессонницей, потом пролаял шакал, и все стихло.

Сколько годов, даже столетий пронеслось над этими горами! Многое, конечно, изменилось, но человеческая жизнь слишком коротка, чтобы заметить эти медленные перемены. И потому кажется, что в природе все накрепко утвердилось и никогда ничего не происходит. Разве великие события какие. Но они не в счёт.

Тут снова Саше вспомнился печальный каштановый лес, и он вдруг представил себе, как все больше и больше падают старые деревья и как зарастает Темплеуха, а за ней и все другие горы бестолковой осиной. Кавказ становится однообразно серым и некрасивым, отсюда уходят дикие звери, которым не по вкусу такая унылая пища, как белесая осиновая кора. Страшно! Он широко открыл глаза, чтобы спугнуть неприятное видение, и так глубоко вздохнул, что Самур поднял голову и зевнул. Словно спросил: «В чем дело, хозяин?»

— Спи, Самур, — прошептал Саша и повернулся на другой бок.

— Вставай, Александр! Смотри, где солнце.

Егор Иванович шлёпал по ватному одеялу, а Саша с трудом приходил в себя.

Наконец он сел на топчане, почувствовал холодок свежего утра и, сладко потянувшись, зевнул во весь рот. Рыжий прошёлся по одеялу и потёрся боком о Сашину майку; его хвост стоял как палка, усы распушились, он музыкально мурлыкал. Утреннее приветствие.

— Сегодня идём домой, — сказал отец. — Твои лесные университеты кончились. Поживёшь с матерью, съездишь в город, а там опять школа. Смотри, как время бежит! Ещё год — и ты совсем взрослый, Александр.

Егор Иванович был в то утро оживлён, в приподнятом настроении. Чистенький карабин уже стоял у порога, набитый, ладно увязанный мешок лежал рядом. Молчанов возился с удочками и проверял крючки.

Заметив приготовления, Саша вскочил, в одно мгновение оделся и подскочил к отцу:

— Порыбалим?

— Иначе нечего есть. Все под метёлку. Хоть рыбку пожуём.

— Это можно.

Саше страшно хотелось первому вытащить форель и ещё раз доказать отцу, что неудача на озере Кардывач никоим образом не зависела от его личного мастерства.

Он нашёл прекрасную ямку, стал в тени за камнем и закинул удочку. Он увидел, как две форели, стоявшие в прозрачной воде головами навстречу потоку, тотчас бросились на червя, стараясь опередить друг друга, и та, что побольше, схватила наживку. Он подсёк и, уже больше не таясь, выхватил серебряную полоску из воды и затанцевал от радости. Егор Иванович стоял невдалеке и усмехался в чёрные усы.

Рыжий подлетел к добыче, плотоядно облизываясь, но получил щелчка и недовольно отступил. Самур, как существо более положительное, спокойно лежал на прибрежных камнях. В эту минуту выхватил свою первую добычу Егор Иванович. Коротко глянув на сына, он нарочно медленно снял рыбу с крючка и положил около себя. Саша подбежал посмотреть.

— У меня больше, — сказал он.

И умчался к своей яме. Время — деньги.

Минут двадцать потребовалось им, чтобы выудить полтора десятка рыбок. Серебряная, с двумя рядами красноватых и чёрных пятен на боках, горная форель не отличается особой величиной. Так, с карандаш или чуть больше. Но вкус!..