Право выжившего - Илья Рясной

Вечер должен был доставить Матросу массу положительных эмоций. Все сливки культуры города будут лизать зад Толику.

А тот в свою очередь будет лизать зад Матросу. И тогда Матрос в очередной раз убедится в том, кто теперь при козырях, а у кого на руках одни шестерки.

Матрос небрежно, одной рукой, на девяноста километрах вел свою «девятку». На сиденье рядом с ним расположилась Лиля — референт в липовой фирме, созданной группировкой для проворачивания разных махинаций. Основные обязанности у Лили были далеки от записанных в трудовом договоре. Решать какие-то вопросы по работе она не могла в принципе, поскольку не имела для этого ни образования, ни мозгов, да и документы составляла с пятью ошибками в трех словах. Она владела другим искусством и, дабы не терять времени, продолжала совершенствоваться в нем. Томно закатывая глаза, она шарила рукой где-то между ног Толика.

— Да тише ты, — выругался он, когда пальцы Лили чересчур сильно впились в его плоть.

— Ну, котик, — томно дыша, она привалилась всем телом к нему.

— Осторожнее! — успел крикнуть он, отталкивая ее. На миг потерявшая на большой скорости управление машина вильнула. Матрос вдавил педаль тормоза, но машина пошла боком к обочине. Матрос сжал зубы, напряг ноги и впился руками в руль. Бух — машина выпрыгнула с насыпи и пролетела несколько метров, ухнула в лужу, разбрызгивая грязь и воду, накренилась опасно, едва но перевернувшись, а потом въехала в неизвестно откуда взявшуюся за городом, торчащую из земли бетонную плиту.

Ветровое стекло покрыл морозный узор — это поверхность пошла трещинами от удара. В глазах Матроса заплясали искры.

Грудь его ткнулась в руль.

— У-е, — застонал Матрос и провел по лицу ладонью. Потом ощупал ребра. К удивлению своему, он обнаружил, что почти не пострадал. Он оглянулся на Лилю, и сердце его тревожно екнуло.

— Э, Лилька, жива?

Она пошевелилась и проскулила.

— Не бойся, котик, я в порядке.

Тут-то Матрос и сорвался. Он растворил несколькими ударами ноги и плечом заклинившую дверь, вытащил Лилю из машины, бросил на мокрую от недавно прошедшего дождя траву и начал охаживать ногами.

— Шлюха! Из-за тебя все! Из-за тебя!

Устав, он уселся на бетонную плиту и, закусив губу, начал разглядывать свою искореженную новенькую «девятку».

«Скорая помощь» забрала Лилю в больницу. Переломы трех ребер были списаны на дорожно-транспортное происшествие. А Матрос начал думать, что делать с машиной.

Машины он бил постоянно. Та иномарка, на которой он встречал Гвоздя из колонии, была им давно раздолбана. После этого он умудрился разбить вчистую еще «Волгу» и прилично покалечил «Ауди», после чего ее пришлось продавать. А теперь пришла пора и «девятки».

— Никакой «зелени» не напасешься, — сетовал он Киборгу вечером за стопкой виски. — Лилька — швабра лохматая. Что теперь делать ?

— Кардана помнишь? Мастер из Апрельска. Ну, Соболев.

— Припоминаю.

— Поставит он твою тачку на колеса за треть цены.

— Это же металлолом.

— Он под нее новую угонит. Обтяпает так, комар носа не подточит. Он Айвазяну так «Волгу» сделал.

— Айвазяну?.. А что — идея…

Так у Соболева появился новый клиент.

Глава двенадцатая

ВОР У ВОРА

Погорел Бакир за просто смешную сумму — за какие-то двадцать долларов. Трудно представить, что помощник кавказского наркобарона польстится на такие деньги и хотя бы приподнимет из-за них свой зад со стула. Но так рассуждать мог человек, не знающий Бакира. Сказать, что тот был паталогически жаден — значит, не сказать ничего. Когда деньги лежат где-то в стороне, он не воспринимал это болезненно, но стоило только заслышать шелест купюры, как душа у него вскипала неудержимой, болезненной страстью. Как говорят в народе — за рубль змею оближет.

С этой героиновой поставкой с самого начала все пошло наперекосяк. Может, это его ангел-хранитель подавал недобрые знаки. На втором часу пути машина сопровождения вылетела на полосу встречного движения и врезалась в грузовик. Бакир видел, как из превратившейся в безобразные обломки «Тойоты» равнодушные санитары в белых халатах вытаскивали окровавленные тела. Гоша и Зверь были его приятелями, их связывало многое, но останавливаться и ждать, чем все закончится, Бакир не мог себе позволить.

Неудачи продолжали преследовать его и дальше — все сутки, пока продолжалась эта поездка.. То спустило колесо, то гаишник оштрафовал за превышение скорости. А когда прибыл на место, набрал нужный номер телефона, на том конце провода никто не ответил. Бакир всегда оставлял в запасе один день на непредвиденные обстоятельства. Завтра, как положено по договору, получатель должен быть на месте. Придется ждать.

Ожидание это было для него из разряда приятных…

С Серафимой Бакир познакомился в свой первый приезд в этот город. На сей раз она не удивилась, когда он утром, без звонка, возник на пороге ее дома, жарко поцеловал и оставил потрепанный чемодан. Бакир не собирался наматывать лишние километры с опасным грузом «на борту».

Бакир обожал проводить время, забывая о своих многочисленных заботах, просто бродя по городу, заходя в магазинчики, рассматривая товары, перебрасываясь словечком с незнакомыми людьми. Пока Серафима была на работе, он предался этому занятию.

День, проведенный в мелких заботах, хождениях по городу, казалось, не предвещал ничего особенного, а тем более страшного. Любуясь только что купленными в антикварном магазине серебряными с позолотой, старинными часами (на красивые вещи он денег не жалел и, как ни странно, имел на них какое-то врожденное чутье), Бакир даже представить себе не мог, что их стрелки неумолимо, с дьявольской методичностью отсчитывают последние минуты его жизни.

Пообедал Бакир в уютном ресторанчике около вокзала. Кормили там вполне сносно, и цены были гораздо более Щадящие, чем в Москве. Официант, правда, сжал скулы так, что желваки заиграли, когда Бакир дал ему на чай пятьсот рублей.

У официанта было представление, что кавказцы столько на чай не дают. Точнее, он считал, что вообще столько давать на чай не принято. Может, он и знал кавказцев, но не знал Бакира. — Не горюй, брат, — улыбнулся Бакир золотыми зубами.

— Сквалыга, — прошептал ему вслед официант.

Бакир, удовлетворенно хлопнув себя по животу, вышел на привокзальную площадь. Там толпились приезжающие и отъезжающие, у стоянки такси выстроилась длиннющая очередь, шла бойкая торговля пирожками и люля-кебабами. Газеты с лотков лезли в глаза откровенными фотографиями. «Частная жизнь», «Еще», «Женские дела». Воспитанного по-восточному в строгих правилах Бакира это шокировало, но, увидев года три назад газету «Задница», он перестал чему-либо удивляться.

Если мужчинам нравится, что их сестры, жены, подруги фотографируются в подобных позах и в подобном виде — что ж, значит, так им и надо, значит, это такие мужчины. Вялые, податливые, но иногда и жестокие, даже чрезмерно, от страха мужчины и доступные женщины — такой видел Бакир сегодня Россию и не уставал повторять это.

— Отныне и всегда мы будем трахать их женщин и мужчин в одно место, говаривал было Бакиру коман-дир чеченского отряда боевиков Муса Асланов. — Они не могут защитить свой дом, а лезут в чужой. Они уйдут отсюда, а потом мы придем к ним.

Правда, Муса так и не дождался победы, он был убит пулей российского спецназовца — их возникшая из тьмы группа перебила добрую половину отряда и ушла от преследования, растворившись в темноте. Бакир часто вспоминал Мусу и его поучения. Командир отряда был в душе философом.

Подойдя к своей машине, Бакир увидел около нее троих человек. Длинный прыщавый смуглый парень с ковром на плече облокотился о капот. Кряжистый работяга сидел на корточках около двух хозяйственных сумок.

Рядом с ним, нервно насвистывая мотив из рекламного телевизионного ролика, мерил шагами тротуар плотный парнишка лет семнадцати, в белых джинсах и кожаной, с металлическими заклепками, куртке.

Компания явно скучала. Бакир оценивающе обвел их взглядом, по привычке прикинув соотношение сил, и, открывая дверцу, кинул лысоватому:

— Э, братишка, поищи другую скамейку.. Прыщавый послушно отошел от капота.

— Слышь, друг, посмотри, какая очередь на тачки, — сказал лысоватый. — А барахла вон сколько. Подкинь до Савеловки. Недалеко, километров двадцать от города.

Он вынул две десятидолларовые бумажки и потряс. ими, заискивающе улыбаясь при этом.

И Бакир соблазнился на эти несчастные баксы. Ничего не мог с собой поделать. Пройти мимо «левых» двадцати долларов было выше его сил. Он никогда не задумывался над тем, что жаден. Ему казалось неестественным иное, нежели у него, отношение к деньгам.

— Ну-ка, дай взглянуть.

Он взял протянутую десятидолларовую купюру, потер ее, погладил пальцами, убедился — не поддельная.