Месть Шивы (Индийские тайны с их кознями и преступлениями) Книга 1 - Ксавье де Монтепен

— Казиль, дитя мое, — спросил Джордж, — жива ли твоя мать?

Маленький индус покачал головой.

— А отец?

— Нет господин.

— Есть ли у тебя кто–либо из родных?

— Никого!

— Как? Ты — сирота и один во всем мире?

— Да, господин, я — сирота, никто никогда не любил и не любит меня, кроме вашего отца. Я, в свою очередь, люблю только его и близких ему людей.

— Дитя мое, если хочешь, мы больше не расстанемся.

Казиль опустил голову и не отвечал.

— Неужели мысль жить рядом со мной, в доме моего отца и брата пугает тебя? — спросил Джордж.

— О, нет, господин! — вскричал мальчик.

— Значит, ты боишься потерять свободу. Но ты напрасно беспокоишься, ты будешь для нас скорее другом, чем слугой.

— Господин, меня не это беспокоит.

— Что же?

— Беру в свидетели богов, что я был бы счастлив жить рядом с вами, но я не свободен.

— Не свободен?

— Да.

— Ты принадлежишь кому–нибудь?

— Да.

— Кому?

— Этого я не могу сказать.

— Почему же?

— Я связан клятвой!

Глава 8. Приезд

Джордж Малькольм хотел настаивать, но Казиль, догадавшись о его новых вопросах, опередил его:

— Да, господин, я поклялся сохранить тайну! Вы хотите спросить меня о секретах, которые мне не принадлежат! Не спрашивайте меня об этом, умоляю вас, так как я не могу отвечать вам!

— Сохрани свою тайну, дитя мое, так же, как и свою свободу, — ответил Джордж. — Ты не можешь быть со мной. Пусть так! Очень жаль, так как я полюбил тебя!

Невольный вздох Казиля был красноречивым ответом.

В течение целого часа англичанин шел рядом с индусом, расспрашивая его о нравах, обычаях страны, восхищаясь ясными и четкими разъяснениями, которые давал ему мальчик, проявивший ум и наблюдательность.

Мало–помалу луна опустилась за горизонт и вскоре совершенно скрылась за скалами. Поднялся северный ветер; теплая температура первой половины ночи сменилась пронизывающим холодом, предвестником зари.

Джордж, приказав Казилю дать знак остановиться, расположился на подушках паланкина, закутавшись в мягкие складки дорожного одеяла, и караван снова двинулся вперед.

Тихо укачиваемый носилками, молодой человек вскоре задремал, что, естественно, позволило ему снова вызвать воспоминание о прелестном видении прошедшей ночи.

Он и не заметил, как прошло время, и сильно вздрогнул, когда Казиль, отдернув занавески, сказал ему:

— Господин, мы приближаемся к Бенаресу, посмотрите на город…

Уже наступил день. Джордж Малькольм тотчас же встал и устремил взгляд на восхитительную панораму, представшую перед его глазами.

Первые лучи восходящего солнца бросали красноватый свет на крыши пагод, на многочисленные башни, киоски индийского города, занимавшего огромное пространство по обе стороны священной реки. Изумительный вид совершенно заворожил Джорджа Малькольма на некоторое время, потом, повернувшись к Казилю, он сказал:

— Покажи мне квартал, в котором расположен дом моего отца.

Казиль, указывая рукой на отдаленное поместье, ответил:

— Он живет там.

— Но то место, на которое ты показываешь, похоже не на город, а скорее на деревню.

— Дача сэра Джона Малькольма находится действительно почти в деревне. Главный судья предпочитает стены из зелени стенам из кирпича. С высоты веранды он может обозревать обширные сады с их красивыми цветами.

— Мой отец остался таким же, каким был и прежде: он любит цветы и зелень.

Помолчав, Джордж уточнил:

— Мы скоро достигнем дачи?

— Примерно через полчаса, господин.

— Поспешим же, Казиль, поспешим! Ты понимаешь, как мне хочется поскорее обнять своего отца?

Казиль кивнул головой, и они пошли так быстро, что намного опередили носильщиков, а Стоп, чтобы догнать их, вынужден был пустить лошадь рысью.

Минут через двадцать наши путешественники уже шли вдоль забора из бамбука.

— Эти сады принадлежат вашему отцу, господин, — сказал Казиль.

Джордж приложил руку к сильно забившемуся сердцу, побежал, желая хоть на минуту ускорить свидание с родными. Он быстро достиг двери и бросился в сад, крича взволнованным голосом:

— Отец! Брат! Я здесь!

Джордж находился возле очаровательного павильона, окруженного корзинами цветов, прекрасных как для глаз, так и для обоняния.

Едва молодой человек произнес свои восклицания, как два крика, слившихся воедино, ответили ему, и из павильона выбежали два человека, бросившиеся обнимать его.

— Отец… брат… Вот теперь мы все вместе… Дайте мне посмотреть на вас, ведь мы так давно не видели друг друга, — говорил Джордж.

И путешественник устремил на старика и молодого человека влажные глаза, блиставшие сыновнею и братскою любовью.

Мы назвали отца молодых людей стариком, но это выражение плохо передает нашу мысль и может обмануть читателя. Если Джон Малькольм и был стариком по летам (ему уже исполнилось шестьдесят), то, взглянув на него, любой человек понял бы, что его тело и душа вполне сохранили свежесть зрелого возраста. Он был очень похож на Джорджа, когда–то белокурые, а теперь седые волосы окаймляли лицо, почти не имевшее морщин и покрытое румянцем. Высокий рост и худощавое сложение сохранили стройность и гибкость.

Главный судья действительно был таким, каким его представил Казиль в своем рассказе, решительным и бесстрашным человеком, готовым броситься на лошади в волны Ганга для того, чтобы избавить от ужасной смерти несчастного ребенка.

Лицо сэра Джона Малькольма запоминалось с первого взгляда и не могло не внушить к себе почтительного уважения. Оно было выразительным и симпатичным, выражало иногда кротость и непреклонную энергию. Большой широкий лоб свидетельствовал о богатой натуре и глубокомыслии. Задумчивый взор, казалось, проникал в глубину души, раскрывая самые скрытые человеческие тайны. Ласковая улыбка часто появлялась на его губах, но хорошо очерченные линии вокруг губ представляли неопровержимое доказательство решимости и твердости его характера.

Эдвард Малькольм был красивым молодым человеком около двадцати четырех лет и представлял собой живой портрет матери, умершей, когда он был еще совсем маленьким. И все же Эдвард не был похож ни на отца, ни на брата. Его черные глаза, черные волосы и бакенбарды, легкий румянец щек придавали необыкновенный шарм его привлекательному бледному лицу.

— Ах, батюшка, как я счастлив! — восклицал Джордж.

— В течение шести лет океан разделял нас. Но эти шесть лет, благодаря Богу, не оставили следов на вашем лице! Каким я оставил вас, таким и вижу! Вот это здоровье! Тяжелый климат Индии пощадил вас.