Островитяне (СИ) - Монро Мэри Элис

Мейсон пожал плечами.

— Да, совсем не похоже на школьную домашку. — Он придвинулся поближе. — А мне можно попробовать? Я тоже неплохо рисую.

Я без особой охоты отдал ему карандаш. Мейсон взял стул и склонился над моей тетрадкой. Мы с Лоуви следили, как он рисует черепаху Пирата. Да, Мейсон не обманул. Рисовал он просто здорово!

— Вот, — сказал Мейсон, передавая мне карандаш. — Что скажешь?

— И сколько у тебя это заняло времени — типа, минуту? — спросил я.

— Ну, нас этому учили. В бойскаутах, — пояснил Мейсон.

— А я совсем не умею рисовать, — сообщила, поведя плечами, Лоуви.

— Зато ты очень наблюдательная, — сказал ей я. — Поможешь определить, какие вещи я сегодня нашел?

Лоуви тут же повеселела.

— Конечно!

Я вывалил на стол содержимое своего рюкзака.

— Классные ракушки! — восхитилась Лоуви и тут же принялась их сортировать. — Вот эта белая длинная с загнутым краем называется трубач, — добавила она, в очередной раз изображая из себя всезнайку.

— Потому что она похожа на трубу, в которую трубят, — предположил Мейсон.

— А я это и раньше знал, — сообщил я.

Лоуви сказала:

— А знаешь ли ты, что, если найти сросшуюся пару, тебя ждет удача?

— Нашей семье она как раз очень нужна, — заметил я.

Мейсон рассмеялся.

— Лоуви, ты все выдумываешь!

— А вот и нет!

Еще час мы вместе пополняли мой журнал. Мейсон зарисовывал собранные мною ракушки, а мы с Лоуви пытались определить их названия с помощью плакатов на стене и нескольких книг.

Когда пришла пора возвращаться домой, Мейсон с Лоуви решили, что будут вести собственные журналы наблюдений.

Я вернулся к себе в «Птичье Гнездо», поставил на место тележку, подключил к электропитанию, через две ступеньки взлетел по лестнице к дверям. В руке — полный кувшин с водой, под мышкой — почта для Хани; я распахнул двери и крикнул:

— А вот и я!

Хани в гостиной не было. На плите и в раковине громоздилась грязная посуда.

«Ну, опять», — подумал я.

— Хани? — позвал я, заходя в гостиную. Потом услышал ее голос — вроде она говорила по телефону. Дверь в ее спальню была приоткрыла. Я заглянул — Хани сидела на кровати. То, что и здесь беспорядок, меня даже не удивило. На спинке стула висела одежда, туалетный столик был завален всякой всячиной. Но это не имело значения. Лицо у Хани было очень серьезным.

Я осторожно обошел незастеленную кровать, встал к бабушке лицом. Увидев меня, она подняла палец — подожди, мол. Глаза у нее были красными от слез.

— Да, понимаю, — сказала она в трубку. — А вот и Джейк вернулся. Поговори с ним. — Хани взглянула на меня, улыбнулась сквозь слезы. — Твоя мама, — пояснила она. Голос дрожал.

Я вдохнул поглубже — мне вдруг стало страшно. Новости явно нехорошие — иначе Хани не стала бы плакать.

— Мам?

— Привет, сынуля.

От звука ее голоса меня захлестнули чувства.

— Как дела?

— Хорошо. — Я так стиснул трубку, что руке стало больно.

— Джейк, пожалуйста, соберись с силами.

— Что такое? Что-то с папой?

— Сынок… — Мама умолкла. — У папы дела не очень. Но он у нас борец. И борется… за жизнь.

У меня пересохло во рту.

— Так он… — Я с трудом сглотнул. — Он может умереть?

— Надеюсь, что этого не случится, — ответила мама. — Пойми, пожалуйста. Его тело как бы ведет войну. И папа уже выиграл не одну битву. Мы все им очень гордимся. Но некоторые битвы он проиграл. — Мама помолчала, прерывисто вздохнула. — Сегодня утром ему сделали операцию.

— С ним все хорошо?

— Да. Операция закончилась. Но… врачи не смогли спасти его ногу.

Я попытался представить себе, что это значит.

— А что с ней случилось?

— Она была сильно повреждена. Врачи не смогли ничего сделать. — Мама помолчала. — Пришлось ее отнять.

В голове у меня помутилось. Я не мог себе этого представить.

— Да ты о чем? Ему отрезали ногу?

— Да. Эту битву он проиграл, зато теперь наверняка выиграет войну. Ты понимаешь, о чем я?

Горло сжалось — я изо всех сил старался не расплакаться.

— Джейк? Ты меня слышишь?

— Да, — прохрипел я.

— Ты, главное, помни, что твой папа остался твоим папой. Пусть без ноги, это все тот же человек. И он скоро пойдет на поправку. Это самое важное. Мне придется побыть с ним подольше. Ему без меня будет плохо.

Я хотел сказать: «Мне без тебя тоже плохо». Но знал, что мама права. Сейчас ее место рядом с папой.

— Понятно.

— Когда будут новости, я тебе позвоню. И я уверена: новости будут хорошие. Так что ты не переживай. С папой все будет нормально. Он тебя очень любит. И я тоже тебя люблю, сильно-сильно.

Я отдал трубку Хани, вышел из ее комнаты, встал у одного из больших окон. Стоял, смотрел наружу, но не видел ни деревьев, ни океана. Пытался представить себе папу — без ноги.

— Джейк? — Хани положила руку мне на плечо. — Хочешь поговорить?

Я покачал головой. Я просто не мог говорить. Убежал к себе в лофт.

Там я и провел остаток дня и весь вечер. Не спустился, когда Хани спросила, буду ли я ужинать. Пытался представить себе папу без ноги… и не мог… Даже на инвалидном кресле не мог себе его представить. Папа мой был спортсменом. Любил бегать. Как же такое могло случиться?

Я долго смотрел на книжную полку — на те вещи, которые он собирал в моем возрасте. Папа всегда любил приключения. «Что же он сейчас чувствует?» — гадал я. Наверное, ему очень страшно. Мама сказала — он борется за жизнь.

А еще не мог я не думать о том, каково будет мне с папой, у которого нет ноги. Жизнь ведь изменится? Сможем ли мы вместе заниматься спортом? Ходить в походы, ездить на велосипеде?

Он по-прежнему будет моим папой?

Я упал на кровать, зарылся лицом в подушку.

Стемнело, слезы у меня кончились. Продолжая всхлипывать, я подошел к полке, снял с нее папин журнал. Старая кожа была такой мягкой на ощупь! Я перелистывал пожелтевшие страницы, обводил пальцем буквы, из которых состояло его имя. Почерк у папы был мелкий и очень разборчивый. Читая, я как будто становился к папе немножко ближе.

Все записи были с датами. Я нашел сегодняшнюю дату.

22 июня 1989 года

Сломал руку. Ужасно больно. Лету конец. Никакого тебе бассейна. И океана. И рыбалки. Тоска! Мама сказала — попробуй думать о хорошем. Посоветовала составить список хороших вещей. Ну вот они.

Друзья могут писать мне пожелания на гипсе.

Рука не та, которой я ем и пишу.

Я свалился с дерева уже после того, как закончилась лучшая на свете игра в разбойников.

Может, мне больше не будут давать поручений по хозяйству (хотя вряд ли).

Будет много времени, чтобы читать.

Ладно. Мама права (кажется). Мне уже лучше

(немножко).

Я улыбнулся. Папа всегда был оптимистом. А мне он и не рассказывал, как сломал руку. Я посмотрел на дату, сосчитал, сколько папе тогда было лет. Я знал, что родился он в 1978 году, получается — одиннадцать. Столько же, сколько и мне сейчас.

Я выскочил из постели, вытащил журнал и ручку из рюкзака, устроился за деревянным столиком. Вырвал из журнала еще одну страницу.

22 июня 2019 года

Дорогой папа!

Мама только что сообщила мне новости. Ужасно, что тебе отрезали ногу. Наверное, тебе сейчас очень плохо. Я прочитал в твоем журнале, что, когда тебе было столько же лет, сколько и мне сейчас, ты сломал руку. Но потом все прошло! А значит, хотя у тебя теперь и нет ноги, ты обязательно поправишься. Ты ведь у нас такой!

Жаль, что я не рядом с тобой в госпитале. Очень по тебе скучаю. Может, это и странно, но, когда я читаю твой журнал, мне кажется, что я с тобой рядом, хотя ты и очень далеко. За меня не переживай. У нас с Хани все в порядке. Папа, я тебя люблю. И не забывай думать о хорошем!

Твой любящий сын

Джейк