Криминалистика: теоретический курс - Айгуль Фаатовна Халиуллина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Откуда автор извлек для своих рекомендаций этот непознанный криминалистикой «лингво-психический» аспект судебных доказательств, сказать трудно. Известно лишь то, что в науке существуют только такие понятия как лингвопсихология и психолингвистика (психологическая лингвистика)[84], но не «лингвистическая психиатрия» или «лингвистическая психика», и не «психическая лингвистика». Можно предположить, что специалист в области уголовно-процессуального права, профессор А. С.Александров просто не видит разницы между психологией и психиатрией. Избавиться от такого рода заблуждений можно, надо полагать, только путём изучения предметов данных отраслей научного знания.
А пока этого не случилось, придется признавать бессилие криминалистов, которым действительно трудно разобраться, что имел в виду автор, рассуждая о лингво-психической силе судебных доказательств, но еще труднее понять, как можно изучать, да еще и преподавать эту неведомую «силу», не вторгаясь в теорию судебных доказательств. Тем более, что для познания «психических» атрибутов судебных доказательств, если таковые действительно существуют в природе, уместнее было бы обратиться не к криминалистике, а к судебной психиатрии.
Не так, видимо, страшно, когда ученые обвиняют своих коллег в «грехах», которые они находят в повальном увлечении теоретическими исследованиями и в отсутствии рвения к получению прикладных результатов. Подобные обвинения можно отнести к издержкам авторского понимания задач смежной отрасли знания, кстати, вполне допустимым в научной дискуссии. Куда опаснее, когда те же критики принимаются обвинять криминалистику не только в забвении своего исторического призвания, которое, как нам разъяснил профессор А. С.Александров, заключается в том, чтобы «быть служанкой уголовного процесса». Но и в том, что именно на криминалистике лежит ответственность за очевидные просчёты, недостатки, а порой и откровенные злоупотребления, допускаемые представителями правоохранительных и судебных органов.
Так, один из наиболее последовательных сторонников идей профессора А. С.Александрова, краснодарский автор В. Ю.Сокол, диагностировавший «кризисное состояние» современной криминалистики, к примеру, заявил следующее: «… вывод о том, что сотрудники правоохранительных органов плохо выявляют и раскрывают преступления — это упрек и в адрес криминалистики, которая исторически возникла как «наука о раскрытии преступлений»… Следовательно, не вызывает сомнений тот факт, что криминалистика (и криминалисты) несет существенную долю ответственности за нераскрытые в стране преступления, а также за в общем то примиренческую и пассивную позицию в этом вопросе».[85] (выделено авт.).
Идею возложить вину за нераскрытые преступления на криминалистику, вряд ли, однако, разделят сами практические работники, которые в большинстве своём черпают свои знания не из практических пособий и литературы по криминалистике, а из собственного опыта и опыта, заимствованного у коллег по работе. Об этом говорят статистические данные опроса следователей.[86] Притом, что на низкий уровень своей профессиональной подготовки как на причину неудовлетворительного состояния борьбы с преступностью, в среднем указали лишь 18,9 % следователей.[87] Но даже эти обвинения стали лишь скромной прелюдией к озвученному разоблачителем «кризисной криминалистики» пониманию причинно-следственной связи между достижениями науки и злоупотреблениями практики.
Указав, во многом справедливо, на оторванность науки от практики, В. Ю.Сокол, по сути дела, взял на себя смелость оправдать использование практическими работниками незаконных методов ведения следствия тем, что к этому их вынуждает отсутствие научных криминалистических разработок и рекомендаций.
Имеет смысл привести полностью этот «удивительный» фрагмент его рассуждений, якобы подтверждающих факт пребывания криминалистической науки в кризисном состоянии, которая, по убеждению автора, своим бездействием вынуждает практику использовать изощренные пытки в отношении подследственных:
«Без современных, научно обоснованных криминалистических рекомендаций (и научного обеспечения их внедрения), — пишет В. Ю.Сокол, — практика самостоятельно решает возникающие проблемы, нередко поощряя развитие и широкое применение различного рода сомнительных, а порой уродливых и преступных способов раскрытия и расследования преступлений, примеров которых великое множество в современной России («слоник», «фантомас», «ласточка», «крутилка» и т. п.).[88]
Понимать это заявление Сокола В. Ю. следует так: коль скоро криминалистика не удосужилась разработать для практики научно-обоснованные рекомендации, то следователям и оперативным работникам для раскрытия и расследования преступлений не оставалось ничего иного, кроме как жестоко пытать подследственных, добиваясь от них признания вины, для чего использовать «слоники», «фантомасы», «ласточки», «крутилки» и прочие экзотические средства. Добавлю к этому перечню еще и электрошокеры, бутылки из-под шампанского и иные вынужденные «заменители» криминалистических научных рекомендаций. Блестящая, прямо скажем, «логика», с которой, по крайней мере, для читателей книги В. Ю.Сокола, «кризис отечественной криминалистики», конечно же, станет очевиднее.
Объявляя о «грехах» и «кризисе» криминалистической науки, обвиняя её в излишнем увлечении теорией на фоне отрыва от практики, в отказе от разработок новых средств и методов, отвечающих практическим потребностям, критики современной криминалистики, как правило, умалчивают о том, как разработанные ею научные рекомендации осваиваются практическими работниками. Насколько заинтересованно они применяют те криминалистические способы познания неизвестных событий, которые уже давно существуют в арсенале криминалистики, и их потенциал как средств работы с доказательствами ещё далеко не исчерпан. Тем более, что многие из давно созданных криминалистикой познавательных приемов и средств и сегодня способны сделать работу следователей, оперативных работников и судей более качественной и эффективной. И в том, что этого не происходит, вина, прежде всего самих практических работников, не желающих осваивать научные рекомендации, а предпочитающих пользоваться иными, часто недозволенными способами повышения раскрываемости преступлений. Многочисленные примеры из следственной, судебной и экспертной практики наглядно иллюстрируют то, что работа по освоению не только новейших, но даже хорошо известных с давних времен криминалистических разработок, оставляет желать лучшего. А главное, после ознакомления с российской правоохранительной практикой возникает ощущение, что никакие, дажесамые современные разработки криминалистики, будь они предложены сотрудникам полиции, следователям или судьям, вряд ли изменят их откровенно пренебрежительное, если не сказать безразличное отношение к науке и к любым её рекомендациям. Для таких сотрудников более простыми, надежными и вполне безопасными с точки зрения ответственности за допускаемое беззаконие, средствами достижения цели так и останутся, хотя и противоправные, но достаточно эффективные способы воздействия на подследственных. И именно потому, что их применение, за которое редко следует наказание, кратчайшим путем ведет к «раскрытию» любого, даже самой высокой степени сложности преступления.
Своей первобытностью современная практика[89] доказывает, что невежество ученых, критикующих теоретические увлечения криминалистов и мечтающих наконец-то увидеть результаты их
