ГЛОБАЛЬНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ - Сергей ГОРОДНИКОВ

4. ДВА ПУТИ ДОСТИЖЕНИЯ ГЛОБАЛЬНОГО ПРЕВОСХОДСТВА

Поставленные ещё в древности глобальные цели иудаизма стали первопричиной того, что евреи сохранили свою этническую и расовую идентичность, своё этническое самосознание почти четыре тысячелетия. Ибо только к ХХ-ому столетию в Европе развились политические и экономические предпосылки появления собственно глобальных империй, и евреи получили возможность осуществления того, к чему их предопределила и вела их духовная традиция. Они получили возможность принять самое непосредственное участие в становлении мирового рынка и занялись этим с чрезвычайной моральной организованностью и действенностью. Как бы с облегчением они стали высвобождаться от накопленных за тысячелетия мучительных сомнений, наконец-то, получив возможность убеждаться, что жертвенная вера их предков в духовные основы иудаизма была не напрасной.

Евреи в своём историческом самосознании пережили множество государств и привыкли обслуживать государственные интересы какой-то страны постольку, поскольку они отвечали их интересам. А их интересы со времени Вавилонского пленения сосредотачивались на торговле и ростовщичестве, так как торговля и ростовщичество в условиях цивилизаций превращались в мощнейшее средство воздействия на власть господствующих кругов любых государств. Благодаря накоплению у себя торговых капиталов и ростовщических средств евреи могли входить в связи с господствующими кругами, влиять на их решения и даже соучаствовать во власти крупных держав, ведущих завоевания и поощряющих спекулятивно-коммерческие, ненасильственные способы изъятия у населения денег, частью которых можно быстро пополнять казну и карманы чиновников. Но отношение к державам у них оставалось циничным, как к ступеням в достижении собственной цели, заключающейся в стремлении к абсолютному мировому господству. Держава, которая теряла силу и волю к дальнейшему наращиванию мировой торговой экспансии, теряла их привязанность и поддержку, и они перестраивались для обслуживания новой державы, выказывающей наибольшие способности к созданию мирового рынка товарообмена и заявляющей о готовности бороться за это любыми средствами.

Евреи приняли живейшее соучастие в создании первых в мировой истории собственно глобальных империй, которые возникали в XIX и ХХ веках. В первой половине девятнадцатого столетия обозначилось бурной строительство континентальных сетей железных дорог, а затем появился автомобиль, и рынки товарно-денежного обмена стали проникать вглубь континентов, где проживало большинство человечества, впервые преобразуя весь мир в единый мировой рынок. Капиталистическая прибыльность товарооборота при доставках товаров сухопутным транспортом сначала догнала прибыльности доставок морскими судами, а затем стала превосходить её. Заведомое преимущество морских держав прошлых столетий постепенно стало сходить на нет. Становилось очевидным, что возникают новые балансы сил, и мировые империи двадцатого столетия будут выстраиваться на основе глобальной политики только тех государств, которые в силу исторической судьбы имели геополитическое положение, позволяющее ставить подобные цели.

Осуществление стратегических целей достижения глобального имперского могущества оказывалось возможным лишь двумя путями. Либо, самая мощная морская держава приобретала территориальные и экономические, политические средства, необходимые тому, чтобы постепенно устанавливать военно-политический стратегический контроль над всеми странами всех континентов, над их важнейшим сырьём со стороны прибрежных зон морей и океанов. Либо, самая могучая сухопутная держава устанавливала контроль над средиземьем крупнейшего из континентов, а именно Евразии, чтобы постепенно подчинять интересы других государств Евразии задачам внутреннего ускоренного социально-экономического развития, одновременно или после этого захватывая контроль над побережьями, мировой морской торговлей, мировым океаном и другими континентами.

К началу ХХ века Соединённые Североамериканские Штаты вырвались к положению самой развитой индустриальной и морской державы мира, и у элиты страны стали проявляться тенденции к появлению глобальных политических интересов. Тогда же огромная Российская империя буквально из года в год упрочивала и упорядочивала контроль за средиземьем Евразии, что оказывалось особенно очевидным после завершения строительства Транссибирской железной дороги, развертывания планов строительства железных дорог в средней Азии, в Персии. Захватив и присоединив за предыдущие десятилетия XIX века Среднюю Азию, Россия, словно по инерции, подчиняла своему влиянию Персию, втягивалась в экспансию в Монголию и в Манчжурию. Но если Соединённые Штаты имели духовную основу, англосаксонскую протестантскую, пуританскую идеологию для становления страны в качестве глобальной морской империи. То у значительно отставшей от них в развитии производительных сил и социально-производственных отношений Российской империи идеологической опорой оказывалась унаследованная от Византии православная субконтинентальная имперская традиция.

Византийская православная традиция внушала русскому народу идею о Третьем Риме, как главном целеполагании для государственного развития Российской империи. Экспансия в южном направлении, поглощение огромных территорий с многовековым, глубоко укоренившимся господством идеологий обоснования субконтинентальных исламской и буддийской имперских традиций, не желающих признавать господство православного субконтинентального же идеологического насилия, застала русскую государственную власть почти что врасплох. Эта экспансия заставляла феодально-бюрократические учреждения власти Российской империи с лихорадочной поспешностью творчески искать идеи обоснования становлению евразийской, затем с неизбежностью глобальной сухопутной империи, какой прежняя история человечества ещё не знала.

Острейший кризис несоответствия того, чем волей истории становилась по своему геополитическому положению главная держава Евразии – Россия, и того, на какой идеологический фундамент она при этом опиралась, привёл страну и традиционную политическую систему власти к полному духовному, моральному тупику. Государственная власть начала разлагаться, запутываясь в антагонистических противоречиях, так как не имела в своей тысячестолетней истории ни одной духовной традиции, от которой могла бы оттолкнуться для обоснования преемственности системы власти и эволюционного обновления господствующего класса феодальной бюрократии. С одной стороны, государственная власть политической действительностью вынуждена была осознавать себя в качестве обречённой бороться за право стать глобальной империей. А с другой стороны, её идеологический стержень был субконтинентально византийским, и на него нельзя было опереться при выстраивании и налаживании глобальных имперских отношений. Кризис идеологического насилия государственной власти приводил к тяжёлым последствиям. Ибо главной опорой власти в освоении южных территорий становился слой крупных коммерческих спекулянтов, торговцев и ростовщиков, которые требовали полной свободы торговли, то есть полной свободы вести спекулятивно-коммерческую эксплуатацию, как южных земель, так и всей страны. Либеральные реформы тесно связанной с данным слоем общими эгоистическими интересами бюрократии правительства были проведены, узаконены, и скоро породили пропасть между богатством и паразитической роскошью немногих и бедностью подавляющего большинства населения. Чтобы сдерживать взрывоопасные настроения, царская Россия вынужденно превращалась в полицейское государство с деморализуемым и погрязающим во взяточничество, в зависимость от олигархических интересов чиновничеством. Тогда как осознаваемая многими необходимость ускоренной индустриализации и первоначального накопления промышленных капиталов для того, чтобы начать действительное освоение других стран и континентов посредством развития производительных сил, требовали городской социологизации общественных отношений при ослаблении зависимости личной жизни людей и экономической деятельности от чиновно-полицейского произвола. Система царской власти раздиралась этими противоречиями, слабела, теряла способность к управлению страной. В России надвигался общегосударственный кризис, и страна становилась зависящей от игры обстоятельств и всевозможных случайностей.