Кое-что о Васюковых - Самуил Шатров

— Так вот что, душенька, — сказал он. — Вы здоровая женщина, годны, так сказать, к строевой службе… Могу вас зачислить в пехоту.

Тут доктор засмеялся, а за ним папа, а за папой я.

— Ваша беда, — продолжал доктор, — ваш вес. Скиньте пуд — и все будет в порядке. Надо меньше кушать мучного и больше гулять!

Я очень обрадовался. Наша мама здорова! Я чуть не поцеловал доктора. Папа тоже обрадовался. Он дал доктору пятьдесят рублей и сам надел ему на голову шляпу. Но мама почему-то расстроилась. Она сказала, что мы зря отдали деньги. Лучше бы на эти деньги нанять полотеров и натереть пол или купить мне новую рубашку. А мы отдали их доктору. А он совсем выжил из ума. Он не заметил болезней, которые все видят. Слава богу, они у мамы не первый год. О них знают все родственники и друзья. Теперь придется искать другого доктора.

В Москве мама так и не нашла хорошего доктора. Она «нашла его на станции Кратово. Вот это был доктор! Он сразу обнаружил десять тысяч болезней и еще одну такую, о которой даже мама ничего не знала!

Новый доктор сварил лекарство и налил его в бидон. Мама привезла бидон домой. Она должна была пить это лекарство через каждые три часа. Днем и ночью. Но наша больная мама никак не могла ночью проснуться. Ее будил папа и давал выпить лекарство из бидона.

Утром папа просыпался сердитый. Он говорил мне:

— Учти, Петя, у меня крупный недосып. Не советую тебе на этом фоне выкидывать свои фокусы!

Вечером все сидели скучные, пока к нам не приходила тетя Настя. Мама любит тетю и говорит, что в молодости она была красавицей. Таких красавиц свет «не видывал. Все мужчины сходили из-за нее с ума. Они ходили как ненормальные. Тетя Настя была три раза замужем. Все мужья не могли на нее надышаться. Один из них даже уже не дышит. Он зачах, когда тетя Настя ушла к Никодиму Петровичу. А Никодим Петрович еще дышит… И вот тетя пришла и спросила:

— Что нового в этом доме?

— Перешли на траву, — сказал папа и показал на бидон.

— Бидон — это хорошо, — сказала тетя. — Травник поставит тебя на ноги. Только они еще умеют лечить. И потом тут играет роль психотерапия. Ты помнишь Елизавету Павловну? Она выпила два бидона, и у нее перестали болеть лобные пазухи. А Виктор Маркович? После одного бидона у него исчезла язва. А Лазаревич? Вы знаете, что случилось с Лазаревичем? — И тетя рассказала, что случилось с Лазаревичем.

Потом она закричала:

— Боже мой, что я сижу и молчу! Я же не рассказала вам самую потрясающую новость!

— Ожидаются какие-нибудь перемены? — спросил папа.

— Еще какие! Скоро не будет персональных машин!

— А что будет?

— Такси.

— Байки! — .сказал папа.

Тетя Настя начала божиться и говорить, что ей это рассказал Лазаревич, а Лазаревичу — Самуил Борисович, а Самуилу Борисовичу — жена Петру-шенко, а жене Петрушенко — Опанас Филиппович^ а он, будьте покойны, знает все!

— Допустим, — сказал папа. — У нас в конторе шесть машин. Их все отберут?

— Возможно, оставят дежурку.

По-твоему, наш Шугайло будет разъезжать на дежурке, как какой-нибудь врач «Скорой помощи» или пожарник?

— Еще как будет!

— И у нашего Мыстрецова не будет машины?

— А что за цаца ваш Мыстрецов? Таких Мыст. рецовых в Москве тысячи!

— Ты не беспокойся за Мыстрецова, — вмешалась мама, — Он не будет ходить пешком. Если отберут машину, то прежде всего у тебя!

Через несколько дней папа пришел и сказал, что тетя Настя была права. Машины будут отбирать. Даже Мыстрецовуне оставят «ЗИЛ». Тут мама сказала, что Мыстрецов здоровый мужик. Ему полезно ходить пешком. О Мыстрецове пусть волнуется его «ненаглядная Любочка. Мама же волнуется о себе.

Папа ничего не ответил. Он включил телевизор. Он начал смотреть, как живут рыбы на дне моря. Они жили неплохо. Они плавали взад и вперед, выпучив глаза, пускали пузыри и гонялись друг за другом. Я тоже начал смотреть на рыб, но папа сказал, что я дикий лодырь. И мама сказала, что я совсем разленился: вместо того чтобы решать интересные арифметические задачки, я смотрю на каких-то паршивых рыб.

Я взял портфель, сел за стол и вынул задачник. Папа закричал, что я неряха. Я превратил чудесный задачник в половую тряпку.

— А ты посмотри на его ногти, — сказала мама.

Папа посмотрел. Он начал так кричать, что в телевизоре запрыгало изображение. Но папа уже не смотрел на экран, а только орал, что я неряха и лентяй. В старое время со мной бы много не разговаривали. Мне бы за это всыпали. Для таких типов, как я, это лучшее лекарство. Потому что если бьют по попке, то проясняется в голове. Таков физический закон!

Под этот крик я сел готовить уроки.

Я дурак. Сколько раз я говорил себе, что, если папа приходит домой в плохом настроении, лучше сразу садиться за уроки. А я не сел. Я засмотрелся на рыб. Рыбы меня погубили. Они так весело гонялись друг за другом и диктор таким красивым голосом рассказывал про их жизнь, что я забыл про папину машину.

Целую неделю я хорошо готовил уроки и даже принес две пятерки. Меня никто «е хвалил. Папа приходил сердитый. Машину у него отобрали. Он боялся, что из-за этого остановится вся работа. Но она не остановилась. Папа продолжал ездить на службу. Теперь он ездил в троллейбусе, и его все время штрафовали. В своей машине папа никогда не брал билета. Он забывал его брать и в троллейбусе. Мама тоже была недовольна. Она выпила все лекарство и должна была поехать на станцию Кратово за вторым бидоном. Она вздыхала и вспомидала про машину.

— Что ты все время вздыхаешь? — рассердился папа.

— Мне надо ехать за лекарством!

— Ну и поезжай!

— Сегодня воскресенье. Ты знаешь, что творится в выходной в поездах. Придется толкаться со своим бидоном, как молочнице!

— Что же ты хочешь? — еще больше рассердился папа. — Ты хочешь, чтобы я перестроил железнодорожный график? Снял с работы министра? Написал фельетон в «Вечёрку»?

— Я ничего не хочу, — сказала мама _и заплакала.

— Хорошо! — крикнул папа, — Бери такси. Оно доставит тебя и твой бидон франко-дом!

Мама оделась, взяла меня с собой, и мы пошли на Пушкинскую площадь за такси. Вдруг мы увидели папиного шофера — дядю Мишу. Он сидел в нашей машине. Теперь по бокам ее были нарисованы шашки.

Боже мой, какое совпадение! — сказала мама. — Расскажешь — не поверят!

— В жизни всякое бывает, — ответил дядя Миша. Мы сели и поехали. В кабине я увидел счетчик.

Раньше его не было. Он тихонько щелкал, когда выскакивала новая цифра. Он щелкнул десять раз, а мы только выезжали из Москвы. Мама спросила, исправен ли счетчик. Дядя Миша ответил, что исправен. Потом она спрашивала об этом еще раз пять, и мы с дядей Мишей хором кричали:

— Исправный!

Мама сказала, что я слишком развеселился. Это может для меня плохо кончиться. Лучше бы мне смотреть на дорогу, на лес, на птичек. Мальчик должен быть любознательным, а не как осел все время смотреть на счетчик.

Я стал любознательным. Я начал смотреть по сторонам, а мама все-таки все время смотрела на счетчик. Мы приехали в Кратово — и выскочила цифра «97». Мама вздохнула и вышла из машины. Я с дядей Мишей остался в кабине. Мама вошла во двор, где жил доктор, но тут же вернулась.

— Скажите, Миша, — спросила она, — когда ма «шина стоит, счетчик работает?

— Обязательно, — ответил Миша.

Мама повернулась и быстро пошла к крыльцу. Может быть, она даже побежала. Шляпка с пером подпрыгивала на ее голове. Из-под туфель вылетали камешки. Дядя Миша свистнул и сказал:

— Ого! Счетчик дает жизни!

На крыльце, куда взбежала мама, стояла большая очередь. У всех были бидоны и бутылки. Мама заняла очередь. Но она долго не стояла. Она пришла к нам и посмотрела на счетчик. Он хорошо работал. На нем уже было сто рублей. Так мама ходила туда и обратно, пока ей не налили в бидон лекарство.

Мы выехали на Раменское шоссе, и любимый мамин счетчик уже показывал 110 рублей. Тогда она попросила дядю Мишу отвезти ее на станцию. Ей захотелось ехать поездом!

— Дело хозяйское, — ответил дядя Миша.

На станции было много людей. Все стояли с цветами, с зелеными ветками, у некоторых были портфели, из которых виднелись 'бутылки. Они, наверно, тоже были с лекарством. Всюду играли баяны, дяди и тети пели и танцевали. Вдруг на платформу пришли студенты, и стало совсем тесно и весело.

А потом пришел поезд. Все кинулись занимать места, и маму чуть не затолкали в вагон без билета. Она еле вырвалась. Мы пошли обратно. Миша стоял на том же месте. Мама молча села в машину.

Когда мы подъезжали к Москве, счетчик показал еще 100 рублей. Мама посмотрела на него и только пожала плечами. Она отодвинулась в самый угол машины и больше уже никуда не смотрела и ни с кем не разговаривала.

— Что с вами, Ольга Ивановна? — спросил дядя Миша.

— Ничего. Меня немножко укачало.