Красные волки, красные гуси (сборник) - Мария Галина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, перестань, – неловко сказал он, цепляя флягу обратно ей на пояс, – ну, что поделаешь…
Вода им досталась на обратный путь, вот и все. Остальное – швейные иглы, сменные пластины для солнечных батарей, все, за чем они шли, было погребено под этой зеленой опарой.
– Ладно, – сказал он, – пошли. Цикл у них короткий.
Она опустила голову, рассматривая сбитые башмаки.
– Они же одиночек не трогают.
– Ну, просто противно…
Башмаки ей так и не справили, – подумал он огорченно.
– Может, это… Дойдем до Овражков?
Она отчаянно затрясла головой.
– Домой! Домой хочу!
Почему они открыли? – думал он. – Почему впустили? Впрочем, в общих чертах, понятно – почему. В общих чертах все знали, как это происходит. Точно не знал никто.
Наверное, все дело в запахе.
Оглядываться он не стал. Отлично знал, что там, под этой зеленой, вздымающейся и опадающей опарой.
Ладно.
Они отошли еще на несколько шагов, когда Фей снова вцепилась ему в руку.
– Ну что там еще? – устало спросил он.
– Давай… Ян, пожалуйста… свяжись с ними… как они там…
– Да никак. Хочешь их совсем напугать?
– Мы не скажем. Просто спросим, как они там – и все… Скажем, что идем домой.
– Может, все-таки… до Овражков? Они вроде поменьше.
– Еще меньше? – Она с горечью оглядела глинобитный забор. Отсюда уже было видно, как тот загибается, огораживая поселение, – Но, Ян… еще меньше, это ж почти как наш хутор!
Он непроизвольно стиснул зубы, потом бросил на землю вещмешок, вытащил рацию.
Какое-то время в наушнике раздавался лишь треск атмосферных разрядов. Потом, долгое время спустя, ломающийся голос неуверенно спросил:
– Папа?
– Да, командир. У вас там все в порядке?
– Да, папа. Закончили полив.
– Сейчас?
– Да что ты, папа. Еще утром.
– Ладно, – пробурчал он. – Как плакса?
– Плачет, – хихикнул сын.
– Ладно. Скажи ей… мы скоро будем. Воды подкачай еще. Только это… Вручную, ладно?
– Ну, – недовольно пробурчал мальчик.
– Сказано же!
– Да ладно, сделаю. Вы там как? Все успели?
– Ну…
Он помолчал.
– Не открывай ворота, слышишь. Сидите за оградой и ни шагу.
– Да я знаю. А что…
Треск…
Он выключил рацию. Пожалуй, он был рад, что связь прервалась.
– Ну как? – Фей вцепилась загрубелой рукой ему в плечо. Ногти обломаны, с черной каймой.
– Да в порядке все. Я ж говорил. И чего зря беспокоиться? Хутора они не трогают.
– Ты велел ему накачать воды вручную? – Она успокоилась и теперь завела привычную песню.
– Да что с ним станется? Здоровый же малый. Отделяться ему пора, вот что!
– Да ты что, Ян! Он же еще маленький! Совсем ребенок!
– Ему пятнадцать, Фей. Я в четырнадцать отделился.
А то можно подумать, она не помнит, когда он отделился. Она ж на десять лет старше его. В округе не было девушек на выданье его возраста, а у родителей Фей хутор совсем крохотный. То-се, так получилось, что засиделась она в девках. А другой не нашлось. Сначала ему как-то не по себе было. Потом притерпелся.
Эта, с хутора у Косой скалы. Младшенькая. Марика вроде. Так надо с ее отцом поговорить…
Фей всхлипнула, утерла нос рукавом, но ничего не сказала.
– Овражки надо бы предупредить, – пробормотал он, крутя колесико.
Разряды.
– Ну? – выдохнула Фей.
– Ионизация. Опять разыгралось, похоже.
– Вспышка?
Он надвинул щиток на глаза, искоса взглянул вверх. Солнце корчилось в раскаленном мареве, выбрасывая в стороны мутноватые щупальца. Одно было совсем уж поганым.
– Не то слово…
Он покачал головой.
– Может, и уцелеют…
Спрятал рацию, закинул вещмешок на плечо. В последний раз обернулся. Скрипнув горячей пылью на зубах.
– Совсем же маленькая деревушка была, – пробормотал он. Поправил лямку мешка. Перекинул на грудь карабин. – Пошли…
– Назад? – с робкой надеждой взглянула она на него.
– А то…
Это все излучение, думал он. Раньше они были спокойней. И нападали на города, только на города. Даже крупные поселки обходили стороной…
Впрочем, сам он городов не помнил. А вот поселки числом до полутыщи душ еще застал. В детстве. У него осталось смутное впечатление чего-то огромного…
А все потому, что этой твари просто-напросто жрать хочется, уныло думал он, ощущая, как песок обжигает ноги даже через подошвы и несколько слоев намотанной на ступни ткани. Пить хочется. Воду-то хрен добудешь. Органика, опять же. Минеральные соли. Кальций.
Он вновь пошевелил карабином, ощутив под ладонью раскаленный металл ствола.
– Придем, батарею попробую починить.
– Чем, Ян?
Он погремел рифлеными пластинами в кармане.
– Отколупал от их СБ. Им-то оно без надобности. Погоди.
Она покорно остановилась. Он отстегнул флягу, стащил с головы повязку и аккуратно промочил ее из узкого горлышка. Потом снова надел на голову. Сразу стало легче.
Солнце корчилось в небе, как раздавленная медуза.
– На твоем месте, – сказал он, – я сделал бы так же.
– Воду жалко.
– Придем, я починю насос. Элементы вот в СБ заменю и починю.
По такыру пробежала многоножка. Небольшая, в две ладони. Он было пошевелил карабином, но передумал.
Далеко в пронзительной синеве неба парили черные точки, но ему ни на миг не пришло в голову, что это птицы. Он и слова-то такого не знал. Просто мелкие кровоизлияния на сетчатке. Жара…
Проклятое солнце! Будь все как всегда, они бы переждали самую жару под саманными крышами поселка, а к закату вышли бы в путь. Не получилось.
Он вдруг понял, что почти и не думает о тех, погребенных под вьющимся зеленым покровом. А ведь он же их знал. Смеялся с ними, окликал по имени, пиво пил. Я вроде должен горевать, удивлялся он сам себе. Точно – должен. Но – не горюю. Почему? Мы все разучились… чувствовать… Так, что ли?
Он остановился.
Фей, семенящая сзади, ткнулась ему в спину.
– Ты что? – спросила она горячим шепотом.
– Да все путем. Повязку еще намочу.
Не будет больше поселков. Одни хутора.
Я ничего не чувствую, потому что они чувствуют чувства. Ищут их. Чем больше народу, тем больше совокупного чувства. Надо научиться ничего не чувствовать. Тогда они нас не поймают. Они приспосабливаются. Мы приспосабливаемся. Так оно и идет.
Она вновь схватила его за плечо – все время за одно и то же место, где сустав упирается в ключицу. Там уже скоро синяк будет.
– Гляди!
На грани марева и плотной кромки такыра плелась какая-то фигура.
Еще кто-то.
Хуторянин?
Свет резал глаза, отчего контуры выглядели размытыми.
Он, не отводя взгляда от темного силуэта, похлопал по груди, нащупал бинокль на потертом ремешке, поднес к глазам.
– Не пойму.
Линзы исцарапаны песком, все в мельчайших мутных искрах.
– Уцелевший? – спросила она неуверенно. – Тоже ходил куда-то? На хутор? Теперь возвращается?
Он снял с головы повязку, которая уже успела просохнуть, помахал ею в воздухе.
– Эй!
Человек вдалеке тоже помахал рукой.
– Эй! – вновь крикнул он, приложив свободную руку рупором ко рту.
Человек вдалеке повторил его движение.
Бинокль оттягивал шею. Он вновь поднес его к глазам. Что-то не то.
– Ян!
– Вижу, – сказал он сквозь зубы.
Сам он махал правой рукой. Человек – левой. Как в зеркале. Правая поднесена к губам. Рупором.
– Стреляй! – взвизгнула Фей. Плечо его она не выпустила.
Он процедил сквозь зубы:
– Уйди, дура.
Поднял карабин. Оптический прицел давно сбит. Сделал поправку. Выстрелил.
Человек за холмом подпрыгнул, словно вдруг оказался босыми пятками на пламени. Даже, кажется, на миг завис в воздухе. Потом понял – его поддерживает нечто, ударившее в землю из разверстой груди. Упругий зеленый стебель. Стрелка.
– Мандрагор! – пробормотал он, скрипя песком на зубах. – Вот сволочь! Когда только он успел?
– Может, он откуда-то еще? Куда ты, Ян? Пускай осядут.
Стрелка рассыпалась прахом – на такыр медленно опадало зеленоватое облачко спор.
Он еще подождал, потом осторожно приблизился. То, что лежало на растрескавшейся бурой земле, уже ничем не напоминало человека. Огромный корень лежит, весь в волосках. И отростки – руки, ноги… Голова… Что-то в этом роде.
Как это у них получается? Он же видел одежду, головную косынку видел.
Запах? Запах…
– Пойдем, Ян. – Фей отбросила с лица пыльную прядку, робко посмотрела на него.
– Первое время, говорят, они были еще уродливей. – Он пнул ногой пустую, сразу как-то высохшую оболочку. – Совсем были на людей не похожи. Три ноги бывало, все такое…
Наверняка запах. Люди подпускали их к себе как раз, чтобы дать возможность спорам… укорениться.
Но они обычно… никогда не подманивали путников. Только тех, кто на месте.
Это да. Нас для них слишком мало. Они нас не чувствуют.
– Как же этот нас нашел, Ян?
Он молчал, чувствуя, как его заливает волна озноба. Похолодало, что ли?