Проклятая игра - Клайв Баркер

Он отвернул крышку канистры и старательно облил себя бензином. Большая часть жидкости выплеснулась мимо. Затем он отбросил канистру и стал слепо шарить по карманам в поисках спичек. Первая и вторая не зажглись. Третья вспыхнула. Пламя моментально охватило его. В огромном факеле его тело скрючилось, как у всех жертв огня: суставы усыхали под воздействием пламени, руки и ноги поджимались.

Когда костер наконец угас, собаки собрались вокруг и принялись растаскивать то, что осталось. И немало псов убежали, скуля от боли, пораненные этими кусками мяса: как жемчужины в раковинах, там таились лезвия бритв, поглощенные гурманом Бриром.

XIV После волны

73

Ветер наполнил мир.

В тот вечер он дул точно с востока на запад, унося облака, легкие после целого дня дождя, в сторону заходящего солнца, словно те стремились к некоему Апокалипсису прямо за горизонтом. Или же (что гораздо хуже) они спешили уговорить солнце задержаться — хоть на час, на минуту, лишь бы отложить ночь. Но такого, конечно, не могло произойти, и солнце затягивало облака за край земли, используя свое преимущество перед их паникой.

Кэрис безуспешно пыталась убедить Марти, будто все в порядке. Сейчас, когда вместе с самоубийцами-облаками и опускающейся ночью он спешил к отелю «Орфей», его подозрения подтверждались. Во всем видимом мире он замечал доказательства заговора.

Кроме того, Кэрис по-прежнему бормотала во сне. Нет, не голосом Мамолиана, не этим осторожным, увертливым, насмешливым голосом, который Марти так хорошо знал и ненавидел. Она вообще не произносила слов. Лишь странные звуки — шелест крабов, шорох птиц, запертых на чердаке. Жужжание и царапанье, словно она или что-то в ней старались вспомнить забытую речь. В этих скрежетах не было ничего человеческого, но Марти не сомневался, что за ними скрывается Европеец. Чем больше он прислушивался, тем чаще ему казалось, что в бормотании Кэрис он слышит приказы; язык ее сновидений звучал так, словно небо пыталось заговорить. Эта мысль заставляла его холодеть.

И вот, за сутки до ночи бегущих облаков, около четырех утра он проснулся от страха Он видел ужасные сны; конечно, он знал, что они будут мучить его еще много лет. Но сегодня сны перешли границу его сознания. Они были здесь. Сейчас.

Кэрис не лежала рядом с ним на узкой кровати. Она стояла посреди комнаты: глаза закрыты, лицо дрожит необъяснимой мелкой дрожью. Она снова говорила или пыталась говорить, и на этот раз он не сомневался, что Мамолиан каким-то образом все еще был в ней.

Марти позвал Кэрис по имени, но она не проявила ни малейшего признака пробуждения. Поднявшись с кровати, он направился к ней, но лишь только пошевелился, как воздух вокруг них стал темнеть. Кэрис забормотала более настойчиво, и Марти почувствовал, что темнота уплотнилась. Сдавило лицо и грудь, глаза защипало.

Он снова произнес имя девушки, на этот раз громко; он почти кричал. Ответа не последовало. Вокруг Кэрис заметались тени, хотя в комнате не было порождавшего их света. Марти уставился на ее лицо: тени выглядели так, словно свет пробивался сквозь буйно цветущие ветки, словно она стояла в тени дерева.

Вверху над ним что-то шевельнулось, послышался чей-то вздох. Марти поднял голову: потолок исчез. Вместо него он увидел раскинувшуюся сень ветвей. Корнями стали слова Кэрис, Марти был уверен в этом: дерево разрасталось с каждым звуком, выходящим из ее уст. Соцветия набухали на каждой ветке, крона вмиг отяжелела от густой листвы. Но, несмотря на внешнее здоровье, все ростки дерева поразила гниль. Его черные листья светились не жизненной силой, а влагой разложения. Вредоносные насекомые сновали по веткам, отцветшие лепестки падали, как снег, обнажая плоды.

И какие ужасные плоды! Пучок ножей, перевязанный лентой, словно подарок для убийцы. Голова ребенка, прицепленная за косичку. На одном из суков висели человеческие кишки, на другом — клетка с птицей, сожженной заживо. Памятные знаки, напоминания о прошлых злодеяниях. А сам коллекционер — здесь ли он, посреди своих сувениров?

Что-то задвигалось в беспокойной тьме над Марти, и это была не крыса. Он слышал шепот. Там переговаривались человеческие существа, покоящиеся на ветвях. И они спускались вниз, чтобы забрать его с собой.

Он потянулся сквозь кипящий воздух и взял Кэрис за руку. Ее ладонь была очень мягкой, она словно таяла. Под опущенными веками глаза девушки вращались, как у безумной, а губы все еще выговаривали слова, питавшие дерево.

— Остановись, — сказал Марти, но Кэрис продолжала бормотать.

Он схватил ее обеими руками и почти крикнул, чтобы она заткнулась. Несколько соцветий лопнули, посыпался дождь листьев.

— Проснись, черт тебя побери, — призывал он. — Кэрис! Это Марти. Это я, Марти! Проснись, ради бога!

Он почувствовал что-то у себя в волосах, взглянул наверх и увидел женщину, плюющую в него длинной струей слюны. Плевок упал на его лицо, холодный как лед. Паника охватила его; он заорал на Кэрис, пытаясь остановить ее, но потерпел неудачу и ударил девушку по лицу. В тот же миг поток чар прервался. Дерево и его обитатели недовольно зашумели. Марти ударил еще раз, уже сильнее. Лихорадочное движение зрачков под веками Кэрис замедлилось. Он позвал ее снова и встряхнул. Ее губы разомкнулись, тик и ужасающее напряжение прошли. Дерево задрожало.

— Прошу тебя… — взмолился он. — Проснись.

Черные листья сморщились, дрожащие ветки застыли.

Она открыла глаза.

Разочарованно ворча, гниль распалась и ушла в ничто.

След от ладони Марти все еще пылал на щеке девушки, но Кэрис не помнила об ударе. Она произнесла сонным голосом:

— В чем дело?

Марти крепко обнимал ее, не находя ответа. Он только сказал:

— Ты бредила.

Она озадаченно посмотрела на него.

— Я не помню, — проговорила она. Затем почувствовала, что его руки дрожат, и спросила: — Что случилось?

— Кошмар, — ответил он.

— Почему я не в кровати?

— Я пытался разбудить тебя.

Она посмотрела на Марти.

— Не надо меня будить. Я слишком устала от всего этого. — Она высвободилась. — Я хочу лечь в постель.

Он отпустил ее, и Кэрис вернулась к смятым простыням, легла и заснула, прежде чем он приблизился к ней. Марти просидел рядом до рассвета, следя за ее сном и стараясь не подпускать к ней воспоминания.

— Я собираюсь вернуться в отель, — сказал он ей в середине следующего дня.

Он надеялся, что Кэрис как-то объяснит события прошлой ночи; может быть, скажет, что это была некая заблудившаяся иллюзия, от которой теперь удалось избавиться. Но она не успокоила его. Когда Марти спросил, помнит ли Кэрис о ночном происшествии, она ответила, что не видела во сне ничего, чему очень рада. Ничего. Он повторил это слово, как смертный приговор, и вспомнил пустую комнату на Калибан-стрит, где ничего было сущностью страха.