Песнь Люмена - M. Nemo
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда что?
— Просто…
Он ждал. Мийя смирилась и произнесла:
— Просто я не думала, что увижу тебя снова.
Аджеха встретил её взгляд и сказал не сразу.
— Тогда это единственная милость Императора, которой я благодарен.
— Не говори так.
— Это слова Жрицы Огня.
— Я и есть Жрица Огня. Как и ты — страж.
— Нет, — Мийя вынуждена была присмотреться к нему, чтобы различить перемены в голосе и выражении лица. Аджеха позволил им проявиться. — Прежде всего, я — человек.
Трапезы в Обители отличались от трапез храма. Если там послушники сидели за длинными столами от края до края, то тут ученицы и жрицы разбивались на группы. Те, кто служил ритуалу и те, кто выполнял остальную работу — никогда не садились вместе. В этот раз одна из жриц, севшая с ним за один стол, повела вежливый разговор об Обители и храме, касаясь лишь ясных вопросов. Так же к ним присоединились две ученицы, которые только учились вести разговор и страж для них был объектом тренировки. Старшая жрица иногда вмешивалась, направляя беседу в потребное течение и после замолкала, продолжая подносить небольшую ложку ко рту. Однако всегда внимательно следила за беседой. Но этот раз Мийи с ними не было. Не заметил её Аджеха и среди жриц в трапезной.
— Оказанная вам честь редка, — заметила Жайя-Мэй, — стражи посещают Обитель обычно исключительно при деловых визитах.
Аджеха, как и подобает, не ответил жрице. Только коротко кивнул и продолжил есть более не отвлекаясь и не привлекая к себе внимания.
Дни тянулись за днями, ритуалы сменяли ритуалы, время пребывания Аджехи в Обители подходило к концу. Оставалось два дня до отъезда и он проводил это время часто выбираясь на открытую площадку, где жрицы, бывало, отпускали подожжённые ворохи трав на ледяной ветер. Отсюда была видна долина и руины, и он невольно вспоминал Последнее Испытание, и так же быстро забывал. Таких площадок с одной стороны Обители было не меньше двадцати и в середине ночи огни от них должны быть видны далеко в долине, служа маяком.
Мийя подошла сзади и остановилась рядом, положив руки на каменные перила. Всё же жрицы огня не боялись холода. Аджеха предполагал, что не от физической подготовки, а благодаря силе внушения.
— Ты всегда думаешь о чём-то тёмном.
Да, тогда они молчали так и стоя, и смотря в даль.
Она добавила:
— Всё хорошо.
— Имеет ли человек право хранить секреты?
— Конечно, если они не вредят другим. Ты замолчал. О чём думаешь сейчас?
— Мне нравится, когда ты улыбаешься. — И. — Сложно определить ту грань, когда можно навредить или нет молчанием.
— И всё же…
Больше здесь никого не было. Они сидели за единственным столом и Аджеха не чувствовал холода, привычно укрепившись против него. Руки Мийи утопали в длинных рукавах, так что были видны только кончики пальцев. От её дыхания поднимался пар и тут же растворялся лёгким облаком. Запах снега проникал внутрь. Края лавки обледенели и прозрачные сосульки свисали вниз, впитывая свет от звёзд.
— Завтра твой отъезд, — сказала Мийя не ожидая подтверждения своих слов.
Мигом изменившись в лице, Аджеха повернулся назад, как будто искал выход, но остался на месте и сложил руки на столе. В отличие от Мийи, он сидел без перчаток и смотрел теперь в сторону.
Аджеха открыл рот как будто хотел сказать что-то, и закрыл так ничего и не произнеся.
— Аджеха…
— Я думаю о том, о чём обычно не говорят. Даже если оно может навредить другим. Это всегда был эгоизм.
— О чём ты?
Он сглотнул, сжал пальцы, так что те побелели.
— Аджеха.
И резко вскинул голову. На какой-то миг Мийя не дышала смотря на того, кто сидел перед ней.
— Я не помню, как это произошло.
— Что? — её голос звучал тихо.
— Одержимость.
После затянувшейся паузы он заговорил ровно, лишённым выразительности голосом.
— Мать говорила, что тогда мы отправились с отцом в снега, чтобы наколоть льда для воды. Но это было давно, мне было около двух лет. Отец отошёл всего на минуту, а когда вернулся, нашёл меня и сначала решил, что его сын уснул. Он спешил домой и потом положил меня на стол. И никто не мог понять, что могло произойти за то время, что я оставался один. Я дышал слишком тихо и медленно, но пульс бился как не у спящего и отец расстегнул куртку. Тогда они и поняли, — слова срывались как отколотые камни. — Я одержим.
— Но изгнание…
— В моём случае обряд изгнания невозможен. Это случается редко, но во мне две агоры. Изгнание возможно только при одержимости одной. Иногда удаётся достигнуть позитивного результата. — Он добавил:
— Часть случаев оканчивается сном. Или же одержимый остаётся всё таким же безумным. В любом случае, согласно общему закону, тот, кто одержим, должен быть изолирован от общества. Их должны избегать, чтобы не привлечь беду к себе, такова распространённая убеждённость. Неизбежные симптомы одержимости: нарушения психических процессов, психическая нестабильность и неадекватная реакция на внешние стимулы. Все поступки интерпретируются через призму одержимости и расцениваются её проявлениями. Так же как мысли или эмоции. Это обычная закономерность, когда в тебе видят не человека, а одержимость.
Станешь ей, самой одержимостью, если позволишь другим знать. А иначе всё сказанное, любой эмоциональный всплеск — это не ты.
После сна родителей, нас с братом по приказу Императора доставили в храм. — Он замолчал, молчала и Мийя. — И не смотря на мою одержимость приняли к обучению.
Аджеха остановился, как если бы опасался определенных слов. Но Мийя хранила молчание.
— Согласно общему восприятию — как личности меня не существует. — И снова тишина. — Есть результат присутствия агор. Я помню, как мать оправдывала меня перед отцом за непослушание словами, что это не я, а одержимость. В храме придерживались такого же мнения.
Испытывающий взгляд. Мийя-Мэй смотрела на него большими бездонными глазами и в них сплелось изумление и то, что могло перейти грань и оказаться сочувствием.
Чёрная птица, притаившаяся под камнями Обители, закричала, увидев парящую в небе белую птицу.
— Ты помнишь о брате.
Он не стал ничего говорить. В одном этом замечании было больше, чем он мог рассказать. Ты помнишь о своём прошлом, говорили её глаза, о родственных узах, значит… Последнее Испытание… Но она молчала и только смотрела на него, не смея отвернуться, как если бы после этого должно было случиться нечто непоправимое.
Жрица должна была немедленно сообщить о подобном, но оба так и сидели. Мийя чуть было не протянула руки и пальцы показались из-под ворсинок меха, и тут же подалась назад.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});