Корона с шипами - Джулия Джонс

Ангелина нахмурилась. Сейчас она вовсе не чувствовала себя стальной леди.

Штабная палатка была ярко освещена. Вокруг сновали десятки темных фигур. Ангелина не заметила Изгарда, но не сомневалась, что он там.

Избегая встречи со стражниками, Ангелина поспешно нырнула в темноту и повернула в другую сторону. Она направлялась в самую тихую часть лагеря, где жили врачи и священники. Там же находилась и палатка Эдериуса. Она сразу бросалась в глаза: только у писца горел свет. Изгард заставлял его трудиться день и ночь. Даже во время переездов, верхом на лошади, Эдериус набрасывал что-то в блокноте, который всегда носил на поясе.

— Эдериус! — негромко предупредила она и проскользнула в палатку. — Это я — Ангелина. — Она не хотела мешкать снаружи: ее могли заметить.

Эдериус поднял склоненную над книгой голову.

— Миледи? — В голосе его было больше изумления, чем гнева. Седые волосы висели космами, точно он с утра забыл причесаться. Воздух в палатке был затхлый, а манускрипты и баночки с красками разбросаны по полу.

Ангелина откинула капюшон.

— Я пришла проведать тебя. — Она пыталась говорить властным голосом, для чего вызвала в памяти образ Герты, распекающей нерадивых посудомоек.

— Вы не должны приходить сюда, миледи. — Эдериус тревожно прислушался. — Вам придется уйти. Немедленно. Не подобает королеве...

— Ш-ш-ш, — зашикала на него Ангелина. — Я пришла посмотреть, как ты устроился, и не уйду, пока ты мне все не покажешь и не расскажешь. — Весьма довольная собой, она вышла на середину комнаты и окинула взглядом самый огромный из сундуков Эдериуса. Он был сделан из атласного дерева, покрыт лаком и начищен до блеска.

— Как ты, Эдериус? Почему ты такой бледный?

— Все хорошо, госпожа.

Но Ангелину не убедили слова узорщика.

— Изгард совсем тебя заездил?

Эдериус примирился с тем, что Ангелина не уйдет, пока не задаст несколько вопросов, и отложил манускрипт.

— Я — слуга короля, миледи, и подчиняюсь его приказам.

— И он приказывает тебе читать книги ночи напролет?

Эдериус кивнул было, но потом помотал головой:

— Я сам решил поработать ночью, госпожа. Мне надо кое-что изучить.

— Какие-нибудь узоры?

— Да, узоры.

Ангелина наморщила лоб. Эдериус и вправду выглядел совсем больным. И голос у него был как у больного. Такой голос стал у отца за год до смерти. Она погладила старика по щеке. Эдериус вздрогнул и отшатнулся, но в следующую секунду покаянно опустил голову:

— Простите меня, госпожа. Нервы совсем сдали.

Так вздрагивали от любого прикосновения некоторые собаки на псарне у ее отца. Собаки, которых часто били за трусость и глупость. Ангелина не успела подумать, слова сами сорвались с губ:

— Изгард тебя тоже бьет?

Эдериус долго молча смотрел на нее и только потом ответил:

— Госпожа, — лицо его было печально, лежавшая на колене рука приподнялась и опустилась снова, точно он хотел прикоснуться к Ангелине, но не посмел, — обещайте мне никогда не сердить короля. Постарайтесь не говорить ничего, что может огорчить или возбудить его, а если увидите, что Изгард разгневан, не подходите к нему и немедленно бегите к Герте.

— Но...

— Обещайте.

Ангелина никогда не видела Эдериуса таким серьезным и настойчивым. Это напомнило ей, как отец строго-настрого запретил во время верховых прогулок выезжать за границы поместья Хольмак. «На дорогах полно разбойников, — сказал он, — и я не желаю, чтобы моя любимая дочка рисковала своей бесценной жизнью».

Почему-то Ангелина не могла заставить себя посмотреть в лицо Эдериусу. Глаза защипало. Она опустила голову и прошептала:

— Обещаю.

Она знала, что не сможет выполнить свое обещание. В последнее время Изгард стал совершенно непредсказуем и сердится по всякому поводу. Он мог вспылить от любого, даже самого безобидного, слова, любого взгляда. Но Ангелине было приятно, что Эдериус заставил ее дать это обещание. Отец поступил бы в точности так же.

Эдериус поднялся:

— Прекрасно. А теперь вы должны уйти, миледи. Несколько минут назад я послал к королю и попросил его посетить мою палатку. Он сейчас будет здесь.

— Но...

— Никаких «но», Ангелина. Вспомните ваше обещание: ни в коем случае не сердить короля.

Ангелина прикусила язык. Эдериус поймал ее на слове. Но, взглянув на старика, она поняла, что ему не до шуток.

— Хорошо, я уйду.

Она подумала было, что надо взять такое же обещание и с узорщика, но не решилась и спросила только:

— А на тебя Изгард сегодня будет сердиться?

— Нет, — ответил Эдериус, — наоборот. Я только что нашел одну вещь, которая его очень обрадует.

— Какую?

— Узор, с помощью которого можно найти человека даже в полной темноте.

Ангелина зябко передернула плечами. Ей не понравилось выражение лица Эдериуса. Она надвинула капюшон на глаза и выскользнула из палатки.

По дороге к королевскому шатру она чуть не наткнулась на Изгарда. Он был буквально в трех шагах, но каким-то чудом не заметил ее. Король не видел ничего вокруг, взгляд его был обращен внутрь, в собственную душу.

Изгард оглянулся через плечо и заметил растаявший в темноте силуэт. В любое другое время он бы выследил и поймал неизвестного, выяснил бы, кто и зачем разгуливает по лагерю в столь поздний час. Но мелочи значили для него все меньше и меньше. Четыре часа король провел на военном совете, и все, что не имело прямого отношения к стратегии и тактике боевых действий, сейчас не занимало его.

Изгард откинул брезент и вошел в палатку Эдериуса. Каллиграф неподвижно застыл в золотистом круге света. Перо покачивалось в его руке. На какую-то долю секунды Изгард растерялся — таким слабым, изможденным выглядел узорщик. Неужели он всегда был таким бледным? А эти мешки под глазами — давно ли они появились? Изгард тряхнул головой, прогоняя прочь ненужные мысли, и спросил:

— Какие новости ты хотел сообщить мне, старик?

Эдериус подошел к своему столу.

— Я просмотрел старые манускрипты Гэмберона, сир, и нашел узоры, определенную последовательность узоров, которые позволяют выслеживать людей, находясь на значительном расстоянии от них.

— Каких именно людей?

— Тех, что проделывают рискованные эксперименты с красками и чернилами.

— Ты имеешь в виду писцов?

Эдериус покачал головой и пододвинул поближе к себе большую коробку с красками. Изгарду показалось, что старик пытается отгородиться от него, возводит защитные укрепления.

— Не всех писцов, сир, — ответил узорщик. — Только тех, кто распутывает старинные узоры и пробуждает к жизни силы чернил и пергамента.