Незримый мост - Евгений Брандис

Он повернулся, споткнулся о какой-то змеящийся мятый провод, вышел в светлую комнату и, ослепленно моргая глазами, увидел книги. Сколько книг! Знакомые буквы на их корешках сплетались в какие-то невразумительные сочетания и перемежались незнакомыми. Это были чужие книги! Музыка за его спиной вернулась на стези своя. Она вновь звенела спокойно и слитно. И его неудержимо потянуло назад, в темноту, смотреть на мятущуюся жизнь электронной паутины. Преодолеть, вплестись, объединиться. Поговорить с Алишандру Жаиру. Про все: про крыс, про Ширли, про гуманитарный центр, который строит жена.

— Он мой единственный друг! — сказал сенатор.

— Кто? — спросил его голос Коней.

— Коней, скажите, почему я чужой? Разве чужой может что-то сделать?

— Может, — ответила Коней голосом Йонни Лундвена. — Все могут. Арчи, сдвинь-ка Джуса. Отца надо завалить. Он выпал из гармонии…

И вот сенатор снова в мотеле, стоит у окна и смотрит на темную улицу. А на улице дождь.

Его жизнь неправильно составлена из верных вещей. Все по отдельности безупречно и несомненно, как люстра, как диван с постелью и ваза с нарциссами в перевернутой комнате мистера Левицки. Но все вместе нелепо. Почему? Потому что они стоят вверх ногами. Достаточно это понять, и в комнате можно спокойно спать, как кто-то спал в ту ночь после кудесничества подполковника Хиппнса. Значит, и здесь тоже достаточно понять что-то очень важное и общее — и все встанет на свои места. И можно будет жить дальше. Стоит распахнуть дверь, и комната будет разоблачена. Как же здесь распахнуть дверь? Где она? Надо ее найти. Но ее не найти. Он бесконечно устал. Он бессилен. Рода всю силу разума умчали. Кого ж теперь зову на помощь я? Откуда это?

Осознав, что он повторяет стихи, написанные на металлической внутренней крышке розовой кассеты, подаренной ему Маземахером, сенатор не колебался ни минуты. Он вынул кассету из портфеля, положил на стол, сел и открыл верхнюю крышку. Еще раз прочитал стихи, закрыл глаза и повторил их про себя. И открыл вторую — металлическую — крышку. В кассете лежал лист. Один лист пэйперола. А может быть, и не пэйперола, а чего-нибудь другого. И пластмассовое стило.

Троекратно повторив про себя бесхитростное профессорское заклинание, сенатор взял стило и с трепетной дрожью прикоснулся острым кончиком к листу. Возникла отчетливая синяя точка.

Так.

Прежде всего надо раскрутить мурлышку. За три дня наверняка в ней набралось немало. Может быть, интересного.

Не спуская глаз с синей точки, сенатор потянулся к портфелю, достал мурлышку и прижал ее к виску.

Государственный переворот в Банголе… в Боготе достигнута договоренность… остановка насосной станции в Уаргле носит характер… подтверждаются сомнения в компетентности правительственных органов… в Коломбо согласованы границы зон континентального шельфа в Бенгальском заливе… предложение о пересмотре форм участия стран-учредительниц… порты юго-западного побережья открыты, но федерация транспортников настаивает… тайфун «Каролина» удалось рассеять лишь на ближних подступах к архипелагу… премьер-министр выразил надежду, что неофициального напоминания… выйдя из госпиталя, сенатор Альбано сказал журналистам…

Сенатор Альбано! Сенатор Альбано будет молчать. Рыльце-то в пушку! И значит, будет молчать вся северо-западная группа. Свобода действий обеспечена. Ситуация сводится к типичному случаю необходимости принятия решения в кратчайший срок при минимуме информации, У него должна быть четкая позиция, когда послезавтра придется встречаться с Мартиросяном. Иначе обведет. Нанести удар и не давать ни минуты передышки. Любой ценой опередить генералов и сыщиков, не дать им прав прецедента. Во всем, что касается пэйперола или сверхпэйперола.

Он машинально потянул от точки линию вправо через весь лист. Если они своею властью установят традиции и порядок работы с этим П-120, их квадратные параграфы гораздо легче будет превратить в законодательство, чем благие замыслы гуманистов и правоведов, А к чему это приводит — тому примеров множество. Хотя бы отравляющие вещества, бактерии и ядерное оружие. Копили, копили, всаживали миллиарды, ломали психику поколений, изуродовали двадцатый век. Если бы на их пути с самого начала был поставлен четкий законодательный барьер, если бы все это вовремя было извлечено из бункеров и сейфов, остановлено… Метафизика! Если бы, если бы! Остановлено. Остановить! Есть только одна позиция. Потребовать полного запрета исследований в области биокристаллических веществ с активной структурой — так называл их Мак-Лорис. Выглядит идиотски. Придется облачиться в тогу ретрограда и консерватора — издеваться будут все, кому не лень. Но зато твердая, всеобъемлющая и, главное, очень простая и понятная для всех позиция.

Сенатор усмехнулся.

Вот под рев клаксонов и гром трещоток идет по улице толпа. Впереди полицейские машины. Гигант Джус несет огромный плакат: — «ОСТАНОВИТЕ ПЭЙПЕРОН!» И рисунок — разрубленная змея. Доходчиво. За Джусом в первом ряду, взявшись за руки — Ширли, Йонни, этот Арчи, поэтесса Конси Вальдес и, конечно, Алишандру Жанру. Жанру смотрит на трибуну, где стоит он, сенатор. А следом тысячи людей! Одного за другим сенатор примерял к демонстрации всех, кого встречал за эти годы. И почти для всех находилось место. Союз фермеров, делегация строительных рабочих, легионеры совести, братство «ААА», юные философы, «Дочери независимости», клубы, кружки, комитеты. Мешанина! Но тем легче соорудить из нее вездесущую политическую машину. И главное, недолговечную, без особых обязательств. Когда ему придется отступать, она рассыпется, как горох, и не потянет его за собой.

А отступать придется. Поле, захваченное одним ударом, придется отдавать по частям. И в этом весь фокус. Не он будет доказывать, а ему будут доказывать. Не он будет убеждать — его будут убеждать. Яйцеголовые, тористы, либералы. Они будут с достоинством занимать рассудительные позиции, изобретать аргументы. И вот тут надо не упустить, надо фильтровать, фильтровать их доводы, отбирать по крупицам полезные мысли. И когда наберется на приличный закон, торжественно похоронить собственный запрет в его пользу. О-о, будет буря! Из мракобесов его переименуют в клятвопреступника. Ну и что! Гром метафор — это никому еще не повредило. Даже полезно.

Но в одиночку такую кампанию не вытянуть. Нужен прочный и сильный союзник. Черриз? Да, пожалуй, Черриз. Черриз. Законопроект о запрете будет совместный. Пусть Мартиросян представит документы не только ему, но и Черризу. Вот первый ударный ход. Наконец-то! Именно так. Судя по всему, Черриз человек решительный и бескомпромиссный, а это как раз то, что в таком деле пуще всего нужно и чего ему самому, сенатору, не очень-то хватает. Он все взвешивает да взвешивает, а вот кинуть публично с весов на прилавок — это надо уметь! И Черриз это сделает…