Избранные произведения. Т. I. Стихи, повести, рассказы, воспоминания - Валентин Берестов

Наш нумизмат по ночам разводил кислоты, перекладывал монеты из тазика в тазик. И на металлических кружках проступали профили, гербы, цифры, буквы. А сквозь них тускло просвечивала чья-то судьба.

Клады… Их откапывает счастливый случай, а зарывает в землю неотвратимая беда.

Замки, засовы, кованые сундуки превращаются из преданных слуг в невольных предателей. Они уже не прячут богатство, а, наоборот, выдают его. Богатство жжет руки и грозит смертью.

И тогда иной человек, не дождавшись незваных гостей, грабит самого себя. Он сам опустошает свои ларцы и сундуки. Делается это украдкой, втайне, лучше всего ночью. Ну точно так же, как поступали воры в доброе мирное время.

Крадется человек из теплого дома в темный лес: там теперь не так страшно, как под собственной крышей.

Человек выбирает поляну, находит приметное дерево, отсчитывает шаги и принимается за дело. Кажется, будто он роет могилу. Но от этого ему делается веселей: он хоронит страх.

Кажется, будто он садовник. Он сажает в землю надежду. Но от этого становится еще тревожней: надежда хрупка. Вот бы самому зарыться в землю, перележать в ней лихие времена. Но человеческая плоть — не серебро, даже не медь. Ее приходится хранить иначе.

И человек выходит из леса к людям, в их бурный мир. Выходит только для того, чтобы уцелеть, переждать, сохранить себя для клада, который так уютно и надежно покоится в земле.

1964

СВЯЩЕННЫЕ ГОРЫ

Султануиздаг обозначен на больших школьных картах безымянным коричневым пятнышком справа от Амударьи. Река, родившаяся на Памире, прежде чем разветвиться перед Аралом, вдруг входит в теснину, встречая перед собой зазубренные черные, серые и синеватые камни. И если бы река помнила свою высокогорную ледяную родину, то каким игрушечным показался бы ей этот хребет.

Никогда не думал, что именно эти горы будут первыми горами в моей жизни, что именно их я буду долгие месяцы видеть на горизонте или поблизости, их буду пересекать по пути на раскопки и с раскопок. Не Кавказ, не Урал, не Алтай, не Крымские горы, а этот затерянный в пустыне хребет, чьи зубцы дотягиваются лишь до пометки в триста метров над уровнем моря. И все же эта настоящая горная страна, хотя ее можно объехать на машине меньше чем за сутки. И как всякие горы, связывающие землю и небо, и эти горы несут в себе красоту, величие, тайну, хранят легенды и считаются в народе священными.

Горы носят имя мусульманского святого Султанвейса, которого народ почтительно величает дедушкой Султаном — Султан-Баба. Половину своей жизни Султан-Баба стоял здесь на коленях и молил Аллаха простить людей. В конце концов Бог внял его горячим и настойчивым мольбам. Но простил Он только половину человечества и не указал какую. Потому-то хорошие и плохие люди, прощенные и непрощенные, в этом мире перемешаны и не так-то легко отличить одних от других.

Есть в горах и гробница пророка посреди обширного кладбища. Говорили, что когда святой умер, хоронили его одновременно в девяти странах. И в каждой воздвигнута гробница. Никто не знает, в какой из девяти гробниц на самом деле покоится прах святого, но всюду верующие ощущают его близость. Горы эти считались священными и до ислама и, наверное, были посвящены какому-нибудь из божеств огнепоклонников-зороастрийцев. А еще раньше, конечно же, их обожествили и населили своими великанами первобытные люди. Вот еще одна легенда.

Здесь лежал на спине лицом в небо, подняв колени, великан. Это был невероятный лентяй и обжора. Время от времени он протягивал руку к юго-западу и жители Хивы загоняли к нему на ладонь отборных баранов. Великан подносил пригоршню ко рту, и бараны исчезали в ненасытной утробе.

Но вот хивинцам надоело вымогательство, и однажды ладонь вернулась к великанскому рту пустой. Разгневанный великан не поленился, встал и справил над городом великую нужду. Хивинцы задыхались среди нечистот. Они стали молить Аллаха о спасении. Бог прислал им жуков. Хивинцы сочли это насмешкой и принялись богохульствовать. Что могут значить какие-то мелкие черные жуки перед лицом столь ужасного бедствия! Но навозные жуки делали свое дело. Они быстро и неутомимо катили шарики и зарывали их в землю. Прошло немного времени. Город был полностью очищен, скептики посрамлены, а великан окаменел и превратился в горный хребет. С тех пор народ чтит скарабеев, этих маленьких, но могущественных санитаров.

Легенда возникла, как мне кажется, в ту эпоху, когда после победы ислама прежние божества были не только повержены, но и осмеяны. В жертву языческому великану, желая его умилостивить, уже не пригоняли стада овец. Но, видимо, кто-то еще верил в него и тайком угощал великана жертвенным мясом, верил, что тот разделяет с ним трапезу, вдыхая сладкий дым. Эти-то жертвоприношения и высмеивались авторами озорного рассказа. «Ежели великан, подобно нам, грешным, нуждается в столь обильной пище, — лукаво подсказывали они, — то должен же он наконец переварить и извергнуть ее!»

Бедный развенчанный гигант! Кто же так посмеялся над прежним божеством? Может, мусульманский философ, ученый борец с язычеством?

А может, в устной передаче до нас дошла страничка из погибшей домусульманской литературы античного Хорезма, в которой были свои лукианы и петронии?

Почти каждый год я проезжаю через эти горы. Они как бы разделяют два мира. К северу от них — серая степь с черными кочками выгоревших кустов, к югу — лоснящиеся на солнце светлые такыры, днища древних водоемов. Тут и там силуэты крепостей древнего Хорезма и зубчатые валы его нынешних арыков.

До сих пор на горных склонах серыми зубцами высятся средневековые сторожевые башни. Издали они грозные, воинственные, а вблизи такие маленькие, хрупкие. Диву даешься, что эти глинобитные сооружения простояли здесь несколько веков. Когда-то на башнях зажигались сигнальные огни. Это значило, что с севера на цветущие земли оазиса движутся вооруженные орды степных кочевников. Одному из моих товарищей по экспедиции не давала покоя мысль, почему башни и крепости у подножья гор сложены из глины, а не из камня.

— Дубари! Пеньки! — кипятился он. — Тащили в горы глину, месили ногами, лепили руками. А буквально под их ногами валялся великолепный строительный материал: мрамор, амфиболит, тальк, песчаник!

Но такова сила традиции. Что же касается голубого и черного камня Султануиздага, то его использовали не для строительства домов, а для их разрушения. До сих пор по ту и другую сторону крепостных стен видны россыпи больших камней, вылетевших из стенобитных орудий или же сброшенных со стен на головы осаждавших. В одной из комнат дворца Топрак-кала синяя глыба валялась рядом с разбитым светильником на обгоревшем камыше. Это один из снарядов, какими из-за стен бомбили дворец. Камень обрушил угол, влетел в помещение, светильник упал и разбился, циновка загорелась.