Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы) - Гарольд Роббинс

— На патологию, — прошептала она.

Сестра отошла, а Дженни ловким движением взяла два зажима, которыми ассистент хирурга перетянул вены после того, как хирург перерезал их.

— Вы не будете ждать результатов биопсии? — спросил доктор Колтон, стоявший рядом с хирургом.

— Нет, — ответил хирург, не отрываясь от своего дела и не поднимая головы. Действия его были быстрыми, он готовился удалить пораженную почку.

Колтон замялся.

— Чарльз Стандхерст не обычный пациент.

Все, стоящие возле операционного стола, знали это. Время от времени старик, тихо лежащий сейчас перед ними, занимал пост, который ему нравился. Губернатора, сенатора, кого угодно. Владея более чем двадцатью крупными газетами по всей стране, получая доходы от добычи нефти и золота, он всегда мечтал быть самим собой.

Хирург, сравнительно молодой человек, быстро ставший одним из крупнейших в мире специалистов по мочеполовым болезням и специально прилетевший из Нью-Йорка на эту операцию, начал вынимать почку. Сестра, подошедшая сзади к Дженни, легонько похлопала ее по плечу. Дженни взяла у нее листок бумаги и протянула хирургу так, чтобы он мог прочитать написанное. Она тоже видела отпечатанные слова.

Карцинома. Метастаз. Злокачественная.

Хирург бросил взгляд на доктора Колтона.

— Ну вот, теперь он вполне обычный пациент.

Мистер Стандхерст проснулся на следующее утро, когда хирург зашел к нему в палату. Если врач и обратил внимание на телетайп, стрекочущий в углу палаты, то не подал виду. Он подошел к кровати и посмотрел на пациента.

— Я пришел попрощаться с вами, мистер Стандхерст. Сейчас я улетаю в Нью-Йорк.

Старик посмотрел на него и улыбнулся.

— Привет, доктор. Кто-нибудь говорил вам, что ваш отец торговал готовым платьем?

— Мой отец и сейчас этим занимается, мистер Стандхерст.

— Знаю, — быстро ответил Стандхерст. — У него до сих пор есть магазин на Стентон-стрит. Я много знаю о вас. В двадцать седьмом году, когда вы выпускались из колледжа, вы были президентом общества в поддержку Сакко и Ванцетти, членом общества молодых социалистов, кроме того, вы были первым хирургом, который не первом году практики стал членом Американского колледжа хирургов. Вы до сих пор зарегистрированы в Нью-Йорке как социалист и на выборах президента, возможно, будете голосовать за Нормана Томаса.

Хирург улыбнулся.

— Вы знаете всю мою подноготную.

— Конечно, знаю. Неужели вы думаете, что я доверил бы резать себя первому встречному?

— Я думаю, вас должно было обеспокоить то, что вы узнали обо мне. Вы же знаете, что мы, социалисты, думаем о вас.

Старик засмеялся, но внезапно скривился от боли.

— Черт! Как я себе представляю, вы, в первую очередь, врач, а уж во вторую социалист. — Он внимательно посмотрел на доктора. — Знаете, доктор, если вы будете голосовать за кандидата от Республиканской партии, то менее чем за три года я сделаю вас миллионером.

Доктор рассмеялся и покачал головой.

— Нет, спасибо. Меня это не волнует.

— А почему вы пришли и не спрашиваете, как я себя чувствую? Колтон заходил уже четыре раза и каждый раз задавал мне этот вопрос.

Доктор пожал плечами.

— Зачем спрашивать? Я знаю, как вы себя чувствуете. Вам больно.

— Чертовски больно, доктор. Колтон сказал, что эти камни, которые вы удалили, были величиной с бейсбольный мяч.

— Да, действительно, очень крупные.

— Он также сказал, что я теперь буду мочиться в эту сумку которую мне прицепили, пока почки не поправятся и снова не заработают.

— Но вам придется таскать ее довольно долго.

Старик внимательно посмотрел на него.

— Знаете что, вы оба с ним дерьмо, — спокойно сказал он. — Мне придется таскать ее до могилы, которая, кстати, совсем недалеко.

— Я этого не говорил.

— Знаю, что не скажете. Поэтому сам говорю. Мне восемьдесят один, а к этому возрасту, если удалось до него дожить, уже от любого несет смертью. Это видно по лицу или по глазам. Поэтому не надо дурачить меня. Сколько я еще протяну?

Доктор заглянул Стандхерсту в глаза и не увидел в них страха, наоборот, в них отражалось живое любопытство. Он моментально принял решение. Колтон зря скрывал от него правду. Это был настоящий мужчина, поэтому доктор ответил ему со всей прямотой:

— Три месяца, если повезет, мистер Стандхерст, если нет, то шесть.

Старик даже глазом не моргнул.

— Рак?

Хирург кивнул.

— Злокачественная опухоль и метастазы. Я удалил полностью одну почку и почти половину второй. Поэтому вы и будете носить мочесборник.

— Меня будут мучить боли?

— Очень сильные, но с этим можно бороться морфином.

— Ну и черт с ним, — произнес Стандхерст. — Смерть — это единственная штука в жизни, которую я не испробовал. Не стоит упускать случай.

Внезапно затрещал телетайп в углу комнаты. Стандхерст бросил на него быстрый взгляд, потом снова посмотрел на доктора.

— Как я узнаю, что конец близок, доктор?

— Следите за цветом мочи. Чем краснее будет моча, тем ближе конец. Это значит, что почка начнет выдавать кровь, а не мочу, потому что опухоль полностью разъест ее.

Старик смотрел на доктора ясными умными глазами.

— Это значит, что я могу умереть от мочевого отравления?

— Возможно, если не произойдет чего-нибудь худшего.

— Да черт с ним, доктор, мне надо было умереть еще лет двадцать назад.

Хирург рассмеялся.

— Но сколько вы тогда упустили бы удовольствий?

Стандхерст улыбнулся в ответ.

— Вы, социалисты, наверное объявите день моей смерти национальным праздником?

— А кого же мы тогда будем ругать, мистер Стандхерст?

— Это меня не волнует, еще остаются Херст и Паттерсон.

— Ну, мне пора, мистер Стандхерст, — сказал доктор протягивая руку.

Стандхерст пожал ее.

— Все, что в моих силах, мистер Стандхерст.

— До свидания, доктор. И спасибо вам.

Доктор серьезно посмотрел на него.

— До свидания, мистер Стандхерст. Извините. — Он направился к двери, но голос старика остановил его.

— Не окажите ли вы мне услугу, доктор?

— Та сестра из операционной, с серыми глазами и большой грудью...

Хирург понял, кого он имеет в виду.

— Мисс Дентон?

— Ее так зовут?

Доктор кивнул.

— Она сказала, что если мне захочется увидеть ее без маски, то она зайдет ко мне. Не могли бы вы по пути передать Колтону, что я приглашаю ее позавтракать со мной?

— Обязательно передам, мистер Стандхерст, — рассмеялся хирург.

10

Дженни взяла бутылку шампанского и налила вино в высокий бокал, в котором лежали кубики льда. Вино зашипело, но пока Дженни доливала бокал до краев, пузырьки осели. Она вставила в бокал стеклянную соломинку и протянула его Стандхерсту.

— Вот твой имбирный эль, Чарли.

Он озорно улыбнулся ей.

— Если хочешь захмелеть, то лучше пить шампанское, чем имбирный эль. — Он пригубил вино. — Ах! — воскликнул он и рыгнул. — Выпей, возможно, это возбудит тебя.

— А что тебе от этого?

— Мне будет хорошо, я вспомню, что сделал бы двадцать лет назад.

— Тогда уж для верности сорок.

— Нет. — Стандхерст покачал головой. — Лучшее время было двадцать лет назад. Возможно потому, что я дорожил этим временем, зная, что долго оно не продлится.

В углу библиотеки затрещал телетайп, Дженни встала из кресла и подошла к нему. Вынув ленту с текстом, она вернулась на место.

— Они выдвинули Рузвельта на второй срок, — сказала она, протягивая ему ленту.

— Я ожидал этого. Теперь этого сукина сына будет нелегко скинуть. А впрочем, что мне до этого?

Сразу после его слов зазвонил телефон, напрямую связанный с его лос-анджелесской газетой. Дженни взяла аппарат со стола и принесла Стандхерсту.

— Стандхерст, — сказал он в трубку.

Она услышала возбужденный голос на другом конце провода. Стандхерст слушал с невозмутимым лицом.

— Нет, черт возьми, — сказал он. — У нас достаточно времени, чтобы поместить передовицы после его предвыборной речи. По крайней мере, мы успеем обдумать обещания, которые он собирается нарушить. Никаких передовиц до завтра. Это касается всех газет, передайте это по телетайпу.

Стандхерст положил трубку и посмотрел на Дженни. Внезапно снова заработал телетайп. Дженни подошла к нему и стала читать зеленые буквы, появляющиеся на желтой бумаге.

«От Чарльза Стандхерста всем газетам — очень важно: абсолютно никаких статей по поводу переизбрания Рузвельта до его предвыборной речи и ее оценки. Повторяю. Абсолютно никаких статей по поводу переизбрания Рузвельта...»

Дженни отошла от телетайпа, который продолжал щелкать.

— Это твой приказ, босс.

— Отлично. А теперь выключи эту чертову штуку, чтобы мы могли спокойно поговорить.

Дженни выключила телетайп и вернулась на свое место, напротив Стандхерста. Достав сигарету, закурила. Стандхерст потягивал через соломинку шампанское.