Грани русского раскола - Александр Пыжиков

Главным последствием государственно-церковной регистрации стало то, что купцы-староверы и члены их семей в правовом отношении оказались полностью привязаны к своим торгово-промышленным делам. Теперь сменить собственника по инициативе раскольничьих наставников или советов стало гораздо сложнее, чем прежде: решения каких-то малопонятных и нелегитимных структур власть, даже с учетом немалой коррупции, не признавала. Более всего это коснулось крупных коммерческих предприятий, ставших слишком заметными, чтобы без законных на то оснований проводить смену легальных владельцев. Юридический фактор становился все более весомым, а общинные возможности в управлении торгово-экономическими сетями резко снижались. Поэтому с 60-х годов XIX века появление новых имен среди крупных купцов-старообрядцев практически прекратилось, а известные фамилии закрепили свои позиции.

Этот процесс вызвал расщепление общинно-хозяйственной модели в промышленной сфере. Отмена крепостного права интенсифицировала капиталистическое развитие, начался приток иностранного капитала: теперь староверческим хозяйствам пришлось присутствовать в экономике только на основе реальных буржуазных отношений; соблюдение прежних солидарных принципов теряло свою актуальность. В среде старообрядцев сформировалась прослойка управленцев раскольничьей собственностью и капиталами, стремительно вживающихся в роль подлинных хозяев вверенных им активов. Николаевский запрет на веру фактически привел к образованию многих предпринимательских династий крестьянского происхождения. В результате этих процессов на экономической арене России появляется мощная группа купеческой буржуазии. Ее формирование происходило без помощи придворных и правительственных кругов, всегда ориентированных на иностранный и дворянский бизнес.

Хотя вышедшие из крестьян капиталисты вызывали пренебрежительное, в лучшем случае снисходительное отношение со стороны аристократии, а для правительственной бюрократии их коммерческие интересы оставались на втором плане, они настойчиво стремились встроиться в новые экономические реалии, формирующиеся под контролем власти. И в этом народные капиталисты обрели поддержку у части правящей элиты, которая представляла славянофильство, а также другие патриотические течения, – в литературе ее именуют русской партией. Благодаря завязавшимся отношениям купеческая группа приобретала политический ресурс, позволяющий ей продвигать свои интересы на всероссийском уровне; русская же партия, со своей стороны, нашла в вышедших из низов капиталистах воплощение образа народа, который отвечал их представлениям о русском пути развития. Можно сказать, что в пореформенный период старообрядческое купечество стало своего рода экономическим отделением русской партии. Опора на национальные традиции, борьба с иностранным засильем, неприятие либеральных принципов государственного строительства -вот те узловые точки, вокруг которых выстраивалось сотрудничество национально ориентированной части элиты и московской купеческой группы. Их союз принес свои плоды в царствование Александра III, когда, благодаря стараниям М.Н. Каткова, И.С. Аксакова, В.П. Мещерского, И.А. Вышнеградского, народные предприниматели смогли наконец приобщиться к административному ресурсу для приумножения своих капиталов.

Но идиллия закончилась довольно быстро – в конце XIX века. В этот период началось движение в сторону буржуазной монархии, полноценно присутствующей на международных финансовых рынках, – таким образом, правительственная бюрократия пыталась сбалансировать устои правящего режима. Начавшаяся модернизация существенно изменила промышленный ландшафт страны, сложившийся в пореформенные десятилетия. В экономическом смысле процесс сопровождался небывалым притоком в Россию иностранного капитала. Эти инвестиции оказались для властей куда более привлекательными, чем обеспечение потребностей фабрикантов крестьянского происхождения. На этом фоне произошло резкое усиление петербургских банков – давних соперников промышленников Центра в борьбе за первенство. Столь стремительно меняющиеся условия повлекли системный кризис в купеческой группировке, коммерческие позиции, а главное – перспективы которой оказались серьезно подорваны.

Это обстоятельство имело ключевое значение для хода последнего отрезка отечественной истории, вплоть до 1917 года. Купеческая буржуазия больше не желала оставаться заложницей правящей бюрократии: необходимость выживания актуализировала ее потребность в активных действиях (раскольничья кровь все-таки!). В результате прежняя верноподданническая модель, исчерпав свой потенциал, была отброшена. Купеческая элита решительно распрощалась со славянофильскими идеями о возможности развития на монархической почве. Взамен она начала осваивать новые политические рубежи, связанные с ограничением власти и утверждением прав и свобод, которые устанавливаются конституционно-законодательным путем, а не по верховной воле. Иными словами, ущемленное купечество влилось в ряды российского либерально-общественного движения. Это произошло через масштабный культурно-просветительский проект, инициированный представителями московского клана. Именно они оплачивали формирование той среды, в которой утверждались либеральные ценности, неприятие чиновничьей опеки, протест против полицейского произвола. Идейные потоки, направляемые дорогостоящей культурно-просветительской инфраструктурой, множили число тех, кто жаждал отказа от рудиментарного политического устройства.

Лидеры купечества постепенно становились заметными деятелями либерального движения. Имена Морозовых, братьев Рябушинских, Гучковых, Сабашниковых, С.И. Четверикова и др. приобретают все большую известность в оппозиционных кругах. Правда, в начале XX века первые роли принадлежали либералам-земцам. Но следует признать, что представители купечества вели довольно гибкую политику. Они изначально не ограничивались посещением тех же земских съездов, ясно осознавая, что реформаторского порыва дворянско-профессорской публики для продавливания нужных политических изменений будет недостаточно. А потому либерализовавшееся купечество предусмотрительно обратилось к радикальным элементам, которые концентрировались в кружках социал-демократов и социал-революционеров, делавших ставку на силовое выяснение отношений с царизмом. Налаживание контактов с радикальной средой существенно отличало народных капиталистов от либеральной и профессорской публики, не готовой тесно общаться с радикалами. Наличие этих связей делало купеческую буржуазию наиболее подготовленным участником развернувшихся политических процессов. Обладание столь разносторонним коммуникативным ресурсом, а также финансовым потенциалом обеспечивало ей особое положение в оппозиционном движении. Именно эти возможности позволили московскому клану осуществить эскалацию напряженности, переросшую в беспрецедентные беспорядки 1905 года. Респектабельные либерально-профессорские деятели явно не желали такого поворота событий, а жаждавшие его радикалы были попросту не в состоянии его осуществить.

Конкретная цель купеческой буржуазии состояла в срыве конституционно-монархического сценария, реализуемого правительством сверху. Стремление властей избрать Государственную думу с подавляющим преобладанием дворянства и крестьянства не отвечало желаниям купечества: оно явно не ради этого вступало на либеральную стезю. Результатом московского обострения октября-декабря 1905 года и стал переход конституционной инициативы от правительства к оппозиции. Его можно также характеризовать как первое самостоятельное выступление купеческой элиты; именно ее представители фактически оплатили забастовочное движение, начавшееся на конкретных предприятиях. Ряд владельцев московских фабрик и заводов инициировали стачечную волну, продолжая выплачивать заработную плату работникам в период забастовок. Декабрьское вооруженное восстание также имело своей главной опорой фабрики, принадлежащие купечеству Первопрестольной и ставшие очагами сопротивления царским войскам. Характерно и то, что в ходе масштабных беспорядков московская буржуазия не предавалась панике (как это изображалось в советский период), хладнокровно используя их для достижения конкретных коммерческих целей. Так, забастовка почтово-телеграфных служащих послужила поводом для выдвижения требований к правительству: передать эту стратегическую по тем временам отрасль в руки купечеству, которое вызвалось позаботиться о ее развитии. А итогом боевых действий в Москве стало предложение о переводе в местные банки огромных финансовых средств, необходимых для восстановления нормальной экономической жизни. То есть купеческая буржуазия, с одной стороны, инициировала борьбу против власти, а с другой – за ее же счет пыталась реализовать свои коммерческие потребности. Но главное, после 1905 года купечество уверенно выдвигается на первые роли в оппозиционных кругах. Отныне и уже до крушения царизма оно будет задавать тон политической инициативе.