Царствование императора Николая II - Сергей Ольденбург

С того момента, как выяснилось, что Богров попал в театр по билету охранного отделения, начались толки, будто Столыпина убили какие-то правые «вдохновители» охраны. Чаще всего называли имя товарища министра внутренних дел Курлова. Дошло до того, что представители киевских правых организаций пожелали присутствовать при казни Богрова, дабы убедиться в том, что повесили действительно его, – так велико было в тот момент недоверие к власти.

С тех пор версия о Богрове как исполнителе какой-то «вендетты» охранного отделения (для которой не было решительно никаких оснований) глубоко укоренилась в психологии общества, создавая недоверие именно к тем органам, которые боролись с революцией; легенда о Богрове стала мощным революционным фактором.[177]

3 сентября клинику д-ра Маковского посетил государь; 4-го утром прибыла из Ковенской губернии супруга премьера, О. Б. Столыпина. К этому времени состояние раненого было уже признано безнадежным, и 5 сентября, в 10 часов 12 минут вечера, П. А. Столыпина не стало.

В эту минуту широкие круги русского народа почувствовали, какого большого государственного человека утратила Россия. Оппозиционная печать, ухватившаяся за версию «убийцы-охранника», конечно, писала, что Столыпин погиб «жертвой созданной им системы». Но геройская смерть на посту примирила со Столыпиным всех, кто готов был еще весною в нем усомниться. Едва ли не самым ярким был отклик Л. Тихомирова; он писал: «На разбитых щепках некогда великого корабля, с изломанными машинами, пробоинами по всем бортам, с течами по всему дну, при деморализованном экипаже, при непрекращающейся бомбардировке врагов государства и нации – П. А. Столыпин, страшным напряжением своих неистощимых сил, беспредельной отдачей себя долгу, редкими правительственными талантами, умел плыть и везти пассажиров, во всяком случае, в относительном благополучии… Были лица более глубокие в смысле философии государства, более, конечно, твердого характера, более обширных знаний и, конечно, более определенного миросозерцания. Но правителя, соединившего такую совокупность блестящих качеств, необходимых в то время, когда одному приходится заменять десятерых, правителя такого самоотвержения, такой напряженной сердечной любви к России – я не видел».

Тихомиров приводил слова самого Столыпина: «Что я такое – я не знаю. Но я верю в Бога и знаю наверное, что все мне предназначенное я совершу, несмотря ни на какие препятствия, а чего не назначено – не совершу ни при каких ухищрениях… Я верю в Россию. Если бы я не имел этой веры, я бы не в состоянии был ничего сделать».

П. Б. Струве в «Русской мысли» писал, что в русском обществе убийство Столыпина вызвало «непреодолимое естественное отвращение». Впервые совершилось «убийство государственного деятеля, которого столь многие люди знали как живую индивидуальность, а не как отвлеченный знак некой политической системы… Как революционный акт, убийство Столыпина совершенно случайно». Отметив как заслуги, так и ошибки покойного, Струве писал, что его характерными чертами были «большая, незаурядная сила духа и достойная удивления крепость и упругость воли».

В «Киевлянине» В. Шульгин вспоминал Вторую думу и историческую речь Столыпина с его «Не запугаете»: «Зверя укротили. Через полчаса на улицах Петербурга люди поздравляли друг друга. Россия могла потушить свой Диогенов фонарь: она нашла человека. Прошло пять лет: снова надо зажигать фонарь».

Государь, 6 сентября вернувшийся из Чернигова (куда он ездил на поклонение мощам святителя Феодосия Углицкого, прославленного в его царствование – 1896 г.), долго молился у тела Столыпина. «Ваше величество, – сказала ему О. Б. Столыпина, – Сусанины еще не перевелись на Руси…»

Столыпина похоронили 9 сентября, в Киево-Печерской лавре. Он как-то сам сказал: «Где меня убьют, там пусть меня и похоронят». У него было уже давно чувство обреченности. «Когда я выхожу на улицу, – говорил он, – я никогда не знаю, возвращусь ли я назад или меня привезут…» Много было произнесено надгробных речей; много по всей России состоялось собраний его памяти. Была открыта подписка на сооружение памятника – их было воздвигнуто три: в Киеве, Саратове, Гродно. На киевском памятнике стояли его слова: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия». Со временем сознание великой утраты не проходило, а, наоборот, возрастало. Смерть Столыпина была тяжелым ударом для Русского государства. Ведь и в случае отставки такой крупный государственный деятель, как Столыпин, только отошел бы «в запас» и в нужную минуту мог быть снова призван к власти. Рука убийцы лишила Россию именно того человека, который наиболее подходил к сложным условиям думской монархии.

Глава 4

Министерство Коковцова. – Кампания Гучкова; запрос об убийстве Столыпина; агитация по поводу Распутина; речь Гучкова (9.III.1912); выпады против военного министра. – Закрытие Третьей думы. – Ленские события. – Выборы в Четвертую думу. – Роль духовенства. – Оппозиционный результат; «левая Дума». – Итало-турецкая война. – Балканский союз. – Первая Балканская война; вопрос о выходе Сербии к морю. – Славянская манифестация в Петербурге. – Вопрос о Скутари. – Вторая Балканская война. – Бухарестский договор. – 300-летие дома Романовых. – Поездка государя по Средней России. – Поправение Государственного совета. – Новое поколение земств и городов. – Речь Гучкова на конференции октябристов (ноябрь 1913 г.). – Дело Бейлиса. – Рост вооружений. – Встреча государя с Вильгельмом II (в мае 1913 г.). – Инцидент с Лиман фон Сандерсом. – Фаталистическое ожидание войны. – Вопрос о народной трезвости. – Отставка Коковцова. – Рескрипт на имя Барка о необходимости борьбы с пьянством. – Предостережение барона Розена

Трагическая кончина П. А. Столыпина не изменила курса русской государственной политики: ее направление было предначертано самим государем. Преемником Столыпина был назначен В. Н. Коковцов, уже заменявший премьера за последние месяцы перед его кончиной. Весьма вероятно, что В. Н. Коковцов стал бы премьером и в том случае, если бы пуля Богрова не сразила П. А. Столыпина. Новый председатель Совета министров относился к своему предшественнику с глубоким уважением и ставил себе задачей продолжать его дело.

Министром внутренних дел государь предполагал сначала назначить одного из молодых губернаторов правого толка, А. Н. Хвостова или Н. А. Маклакова (с последним он ближе познакомился при поездке из Киева в Черниговскую губернию в начале сентября 1911 г.), но согласился с В. Н. Коковцовым, что в данное время лучше назначить опытного старого чиновника, государственного секретаря А. А. Макарова, уже занимавшего пост товарища министра внутренних дел при Столыпине.

В земельном вопросе полностью сохранился прежний курс, проводившийся тем же министром земледелия А. В. Кривошеиным. Наряду с продолжением земельной реформы по-прежнему обращалось усиленное внимание на организацию кредита, на поднятие уровня сельского хозяйства. Результаты этих мер сказывались ощутительнее с каждым годом.

В отношении политики великорусского национализма, провозглашенной Столыпиным в 1908 г., В. Н. Коковцов держался менее определенных воззрений, но и тут не отвергал наследия своего предшественника. При нем был проведен через обе палаты закон о выделении Холмщины из состава царства Польского. Холмской Русью, или Холмщиной, называлась область с преобладанием русского населения, составлявшая часть Люблинской и Седлецкой губерний. Русскими в Холмщине были крестьяне, а также духовенство, которое, во главе с епископом Евлогием, в особенности настаивало на отделении области от польских губерний. Польские депутаты резко протестовали против «нового раздела Польши»; оппозиция доказывала бесполезность этого закона; с 1 сентября 1913 г. в составе Европейской России появилась 51-я губерния с главным городом Холмом.

В отношении Финляндии В. Н. Коковцов в своем первом выступлении в Госдуме подчеркнул преемственность имперской политики. В порядке общегосударственного законодательства были проведены законы об ассигновании кредита из финской казны на нужды обороны, о равноправии русских граждан в Финляндии. С другой стороны, проект выделения южной части Выборгской губернии для присоединения к Санкт-Петербургской губернии был оставлен ввиду единодушных протестов местного населения. В общем, сохраняя принципы общеимперского законодательства, русское правительство воздержалось от резкой ломки внутреннего уклада Финляндии.

Судебные и административные репрессии – смертные казни и высылки – ввиду наступившего успокоения продолжали сокращаться. Печать становилась свободнее. Появились на свет социалистические издания – уже не только толстые журналы вроде «Русского богатства», «Современного мира», «Образования» и «Заветов» (с 1912 г.), но и еженедельники («Звезда») и даже ежедневные газеты, в Петербурге даже две: беспартийно-социалистический «День» и орган социал-демократов большевиков «Правда».