Сборник статей 2008гг. (v. 1.2) - Борис Кагарлицкий

Между тем, по-настоящему важный вопрос не в том, насколько абсурдны высказывания и действия современной балтийской элиты, а в том, почему подобная истерия охватила её именно сейчас - через 17 лет после распада СССР. Как ни парадоксально, антирусские выступления в Риге и Вильнюсе имеют больше общего с недавним провалом референдума по Лиссабонскому договору в Ирландии, нежели с историей ХХ века. На протяжении первой половины 2000-х годов жители и элиты балтийских стран связывали свои надежды на прогресс с интеграцией в Европейский Союз. «Коренное население» и русскоязычное или польское меньшинства Балтии были едины в упованиях на Запад, будучи убежденными, что магическим образом все их проблемы будут решены в тот самый момент, как повсюду взовьется синее европейское знамя с постоянно меняющимся количеством звездочек. Увы, не только ничего подобного не произошло, но к собственным проблемам прибавился запутанный клубок общеевропейских вопросов.

В конечном счете, кризис европейской интеграции порожден не присоединением бывших коммунистических стран, а несостоятельностью собственной политики, проводимой элитами Евросоюза. Но признать это не готовы правители ни на Западе, ни на Востоке Европы. Политику менять не будут. А потому выход из кризиса будут искать в борьбе с мифами прошлого и в искусственном разжигании культурно-этнических противоречий.

Специально для «Евразийского Дома»

ЕВРОПА ОТ ЛИССАБОНА ДО ВИЛЬНЮСА - 2

Ирландцы сыграли за всю Европу и выиграли. Однако настоящая борьба еще только начинается. Голосование в Ирландии давало элитам Евросоюза шанс сделать важный выбор.

Либо они прислушаются к мнению граждан и попытаются хотя бы на поверхностном уровне скорректировать курс, демонстрируя вменяемость и демократизм, либо продолжат двигаться прежним курсом, откровенно игнорируя мнение общества. Элиты продемонстрировали полную невменяемость, отказываясь реагировать на недовольство масс. Легко прогнозировать, чем это кончится.

Чем меньше возможностей у людей есть для использования демократических механизмов, тем более жестким и неуправляемым будет протест. Если среди политических партий существует консенсус относительно проводимой политики, то результатом будет не примирение общества с этой политикой, а отчужденность от всей политической системы. На передний план станут выходить силы, которые еще недавно считались маргинальными, возникать новые популистские движения, бросающие вызов старым партийным элитам. Вопрос лишь в том, какое направление примет этот протест, кто возглавит его - радикальные левые или ультраправые?

Со стороны самих элит ответом на кризис возглавляемых ими политических институтов становится поиск «внешнего врага». Далеко не случайно то, что литовский сейм принял решение о запрете советской символики (которую приравняли к нацистской) сразу же после того, как стали известны результаты ирландского референдума. Вильнюс и Дублин находятся на противоположных концах объединенной Европы, но реагируют они на одни и те же процессы.

Отечественная пресса ответила на решение Вильнюса потоком обиженных публикаций, а те, у кого за последние годы не совсем пропало чувство юмора, начали смеяться. Между тем, по-настоящему важно не осуждать или осмеивать действия балтийских правительств и парламентов, а понять, почему антисоветская и антирусская истерия охватила их именно сейчас - через 17 лет после распада СССР.

На протяжении первой половины 2000-х годов и жители, и элиты балтийских стран связывали свои надежды на прогресс с интеграцией в Европейский союз. Сколько бы ни было конфликтов в Прибалтике между «наследственными гражданами» и русскоязычным или польским меньшинствами, они были до недавнего времени едины в упованиях на Запад.

И те, и другие верили, будто магическим образом все их проблемы сами собой решатся в тот момент, когда повсюду взовьется синее европейское знамя с постоянно меняющимся количеством звездочек. Но не только ничего подобного не произошло, а к собственным проблемам прибавился запутанный клубок общеевропейских вопросов. Разочарование постигло и население, и элиты. Другое дело, что разные классы общества на него реагировали по-разному.

Легко рассуждать о том, что объединенная Европа не справляется с притоком новых членов. Именно так интерпретировал происходящее глава Европарламента Ханс-Герт Поттеринг. «До тех пор, пока договор не вступит в силу, не может быть, за исключением, возможно, Хорватии, приема никаких новых членов», - таков был его рецепт по преодолению кризиса.

Увы, кризис европейской интеграции порожден не присоединением бывших коммунистических стран, а несостоятельностью собственной политики, проводимой элитами Евросоюза. Ею предопределена и напряженность в отношениях Старой и Новой Европы. Когда Польшу и Венгрию принимали в Евросоюз, все вспоминали про то, как в прошлом Европейское сообщество интегрировало Испанию, Грецию и Португалию, считавшихся по тогдашним меркам весьма бедными странами.

Теперь этот пример предпочитают не повторять. Экономика регулируемого капитализма, существовавшая в тогдашней Западной Европе, позволяла перераспределять ресурсы от богатых регионов к бедным и от буржуазии к трудящимся классам.

Именно этот механизм, который позволил подтянуть к уровню развитого севера отстающие регионы европейского юга, как раз и был уничтожен договорами в Маастрихте и Ницце, регламентировавшими объединение Запада и Востока. Трудовые ресурсы Востока выброшены были на рынок Запада не для того, чтобы поднять заработную плату в Новой Европе, а для того, чтобы, обострив конкуренцию за рабочие места, опустить ее в Старой.

Поскольку этот курс является стратегическим, принятым на основе консенсуса между правыми и левыми, он не подлежит ни пересмотру, ни обсуждению. А выход из кризиса будут искать в борьбе с мифами прошлого, в искусственном разжигании культурно-этнических противоречий и поиске внешнего врага. А Россия оказывается просто идеальным кандидатом на роль «злого соседа».

Антироссийская истерия отнюдь не является монополией Прибалтики. В большинстве западных стран пресса руководствуется принципом «о России плохо или ничего».

- Сегодня газеты готовы опубликовать любую новость из России, если только эта новость плохая, - объясняет мне шведский коллега.

В Германии положение дел такое же точно.

- Ведущие издания мои репортажи из Москвы не печатают, - жалуется немецкий журналист Кай Элерс. - К вашей нынешней власти я не испытываю особой симпатии. Но у меня одна проблема - я не могу врать.

Прессе не нужна критика российских порядков или анализ происходящих у нас процессов. Ей нужен образ врага. В этом смысле ситуация даже хуже, нежели в годы «холодной войны». Тогда Советский Союз был действительным врагом, а врага надо знать. При всей неприязни к советскому строю тексты, публиковавшиеся в западной прессе, были вполне адекватны и информативны. Сегодня ничего подобного!

Если посмотреть на экономику, абсурдность ситуации выявляется еще больше - никогда за последние 90 лет хозяйственные связи России с Западом не были так тесны, никогда со времени Первой мировой войны присутствие западноевропейского капитала в нашей стране не было столь значительным и не росло столь стремительно. В Россию хотят вкладывать деньги, с ней хотят торговать, открывать офисы и устанавливать связи. Ее очевидно не боятся. В ней нуждаются.

Откуда же такое единодушие неприязни, с которым мы сталкиваемся, как только открываем газеты или включаем телевизионные новости?

Россия выступает по отношению к Евросоюзу не в качестве врага, а в качестве образа врага. Эта вражда - прежде всего виртуальная, продиктованная внутриполитической динамикой самого Европейского сообщества и его же внутренними противоречиями.

Показательно, что в 2000-2003 годах отношение к России в прессе и в политических кругах Европейского союза было куда более позитивным. Что изменилось за этот период? Разумеется, в самой России многое произошло, но, строго говоря, по европейским критериям положение стало лучше, а не хуже. В начале десятилетия была в самом разгаре вторая Чеченская война, сопровождавшаяся массовыми нарушениями прав человека.

Сейчас военные действия на Кавказе приутихли. Конституционная норма, по которой президент должен оставаться на своем посту не более двух сроков, выполнена. Положение оппозиционной прессы не стало лучше, но, по крайней мере, не ухудшилось. Почему же сегодня резко ухудшилось отношение прессы, а оценки порой сменились на противоположные?

Несомненно, сыграла свою роль смена политических лидеров, прежде всего - уход Герхарда Шредера с поста канцлера Германии. Но и отставка Шредера после поражения на выборах была отнюдь не случайностью, отражая общие сдвиги, происходившие в политической жизни Германии и Европы.