Три еврея - Юрий Мухин

Помимо отличной памяти он имел еще одно интересное свойство — он почти мгновенно находил ошибки в документах. Бывало, принесешь ему на подпись письмо из двух страниц напечатанного текста, он вроде мельком пробегает его взглядом «по диагонали» И… находит ошибку. Потом вычитываешь весь текст, а в нем, кроме этой ошибки, никаких других нет. Меня это всегда удивляло, а он усмехался и говорил, что жизнь всему научит. Пояснял, что ошибки исполнителей документа могут поставить подписавшего в смешное и глупое положение. Скажем, однажды ему принесли на подпись письмо с адресом: «В раком КПСС» или принесли на утверждение инструкцию «По использованию оборотных отходов», в которой было написано «абортных отходов» (машинистка, видимо, была совсем новенькая и не знала терминов, применяемых на заводе).

К месту будет вспомнить случай с моей двухкомнатной квартирой. Когда мы с женой получили первую, однокомнатную квартиру, то сделали ремонт не в силу какой-то уж особой необходимости, а просто потому, что мне хотелось его сделать. Ведь к однокомнатным квартирам никто серьезно не относился, поскольку для семейного человека это было временное пристанище. Но мебели мы практически не покупали — зачем? Купим, когда я получу двухкомнатную. Купили диван-кровать, он был узковат, поэтому я снял с него спинку, приделал к ней складывающиеся ножки, и на ночь мы эту спинку приставляли к кровати и получали чуть ли не квадратную площадку. А утром ставили спинку на место и прятали под нее постель. Был еще кухонный раскладывающийся стол, да Скуратовичи поделились с нами купленным то ли румынским, то ли чешским гарнитуром — мы забрали стулья от него. Остальную мебель я делал сам, опять же потому, что мне это нравилось.

В нашем доме на первом этаже был магазин «Аэлита», в котором продавались, помимо прочего, стиральные машинки, холодильники и, что очень ценно, мотоциклы. Эта отечественная техника упаковывалась в деревянные решетки, и магазин их сначала выбрасывал к нам во двор, а потом увозил. Вот я эту упаковку разбирал на рейки, строгал и мастерил всякие стеллажи, полки, шкафчики, тумбочки и т. д. Помню курьезный случай. Маленький сын, ползая по дивану, начал пробовать вставать, но стенки дивана были для него высоковаты — он не мог достать до них ручками, чтобы подтянуться. Я быстренько сделал маленькую лесенку и привинтил ее к стенке, после чего Ваня, хватаясь ручками за ее перекладины, быстро научился вставать на ножки. Тут приходят в гости Каревы, и Рая, хотя и воспитатель детского сада, с первого взгляда не поняла назначение этой лесенки и наивно спросила, зачем она. Я тут же ответил, что эта лесенка мне нужна для того, чтобы по ней на жену залезать. Раиса смеялась до слез и еще долго потом эту шутку вспоминала. В принципе, нам было комфортно в этой квартире, но когда родился сын, то стало не так удобно, как хотелось бы, принимать гостей. Ребята стеснялись засиживаться, поскольку сыну надо было спать, или мы вынуждены были выключать музыку и приглушать разговоры.

Надо было получать двухкомнатную, но мы не спешили, поскольку хотели получить не какую попало, а новую и обязательно в 9-этажном доме. Поскольку в этих домах уже был мусоропровод и не надо было выбегать с ведром на улицу к мусорным контейнерам. Да и планировка квартир в этих домах была улучшена, а кухни увеличены. Поэтому я уже давно стоял первым в очереди на получение двухкомнатной квартиры, но пропускал впереди себя других, ожидая, когда цех получит двухкомнатную квартиру в новом 9-этажном доме.

И вот вводится в строй большой многоподъездный 9-этажный дом, и на ЦЗЛ из него выделяются две квартиры: 2-х и 3-комнатные. Двухкомнатная, естественно, распределяется мне. Я уже весь в планах, как я ее переоборудую и отремонтирую, и вдруг из завкома сообщают, что Топильский, просматривая списки тех, кто получал в этом доме квартиры, забрал у меня эту новую квартиру и дал старую в 5-этажном доме! Никакого организационного смысла это действие директора не несло, Топильский руководствовался единственным желанием сделать мне подлость, и только. Ну, можно было бы предположить, что на заводе был кто-то, кому Топильский хотел сделать приятное, а других свободных квартир в этом доме уже не было, ну вот он и забрал мою квартиру. Но и это, как оказалось, было не так. Топильский делал мне подлость в чистом виде — для получения удовольствия.

Замом начальника химлаборатории была Людмила Борисовна Иванова, а ее муж, Геннадий Леонтьевич, был замом директора по быту, т. е. он был техническим распорядителем при распределении квартир. Узнав об этой подлянке против меня, Людмила Борисовна возмутилась и тут же позвонила мужу самым решительным тоном, тот оправдывался, она положила трубку и развела руками: Топильский лично меня вычеркнул, и теперь его зам бессилен что-либо изменить. Я, конечно, расстроился, причем обидно было то, что накануне я как раз добыл для завода «Знак Качества», и вот тебе благодарность от директора! К Друинскому ходить было бессмысленно, поскольку он на распределение квартир по своей должности никак не влиял и мог в этом вопросе Только ходатайствовать перед директором. Но, узнав, что он, отобрав у меня квартиру, сделал пакость еще и главному инженеру, Топильский только больше обрадуется, и его уже никаким трактором с его решения не сдвинешь.

Захожу я к Друинскому подписать какие-то документы, он веселый, шутит, по ходу просмотра документов задает вопросы и замечает, что я отвечаю расстроенно. Спрашивает, в чем дело, и я выплескиваю ему эту свою историю с квартирой. И вот по мере моего рассказа Друинский начал краснеть, должен сказать, что это было редкое явление и происходило всегда перед тем, как он взрывался. Поняв суть, он перестает меня слушать и нажимает кнопку прямой связи с замом директора по быту. В динамике послышался голос Иванова: «Слушаю, Михаил Иосифович» — и Друинский взорвался.

— Вы что там с Топильским — совсем оху…ли?! Да как вы, пиз…ки, посмели лучшему инженеру ЦЗЛ подсунуть квартиру в старом доме?! Вы что, е… вашу мать, хотите совсем погубить завод?? — и т. д. и т. п.

Иванов пытался что-то объяснить, но Друинский его не слушал, а выговорившись, просто отключился. Глядя в стол и отходя от взрыва, буркнул: «Иди к Иванову!» Я не пошел, а полетел на третий этаж к Геннадию Леонтьевичу. Нет, серьезно — я ведь в первый раз услышал о себе слова «лучший инженер», и пусть они были сказаны под горячую руку, но сказаны!

Иванов встретил меня матюками, почему я не пришел к нему, а пошел жаловаться к Друинскому? Я не стал оправдываться в том, что Иванову и так было ясно: он был по своему рангу пятым руководителем завода и не посмел бы взять на себя ответственность и изменить решение Топильского. А вот теперь за это изменение решения директора нес ответственность Друинский. Иванов мог теперь ответить Топильскому, если тот спросит, почему не выполнено его распоряжение, чтобы тот сначала разобрался с Друинским, а то первый руководитель говорит одно, а второй за это материт. А ему, бедному, что делать — как и первого, и второго удовлетворить?

Когда я зашел к Иванову, его помощница уже раскладывала на столе поэтажные планы этого нового девятиэтажного дома, на планах на каждой квартире уже была написана фамилия того, кто ее получает. Мне стало неудобно, ведь теперь у кого-то, кому уже обещана 2-комнатная квартира в этом доме, ее заберут и отдадут мне. Но ничего подобного! Оказалось, что до десятка квартир в этом доме все еще были в резерве и никому не распределены, в том числе и три 2-комнатные: на 1-м, 5-м и 9-м этажах.

Ну, Топильский, ну сволочь! Я, конечно, взял квартиру на 5-м, и Иванов тут же чернилами вписал в нее мою фамилию.

На этом, пожалуй, я закончу разговор о личности Друинского, с досадой, что я, по сути, и не знал его как человека. Для меня он был шеф, с которым мне очень сильно повезло: он мною толково руководил, он меня учил, и он меня защищал. А что еще нужно подчиненному от шефа?

Если человек по какой-либо причине не безразличен окружающим, то те очень часто отмечают его кличкой, которая обязательно его характеризует, и причем очень точно, иначе кличка просто не приживается. В кличку по той же причине закладывается и отношение людей к этому человеку, и если кличка не соответствует этому отношению, то она тоже не приживается.

Где-то читал, что англичане, если очень уж уважают человека, то перестают называть его иначе, нежели просто по фамилии, допустим, просто Нельсон или просто Черчилль. И, несмотря на то, что в стране много Нельсонов и Черчиллей, но когда называют просто фамилию, то все понимают, что речь идет именно об этом человеке, а если с прибавлением титулов, имени и т. д., то о других. Что-то похожее было и с Друинским — его называли просто по фамилии, благо она довольно редкая, а когда речь шла о его сыновьях, то к ним добавляли имя, скажем, «Стас Друинский».