Знак обратной стороны - Татьяна Нартова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звонок, как всегда, не работал. Пришлось воспользоваться своим кулаком вместо колотушки. Хорошо, если Лала сидит дома, а не унеслась в такую погоду к очередной клиентке, коих у нее, как у любой цыганки, было не счесть.
Строго говоря, подруга Романа была не совсем чистокровной представительницей кочевого народа, ее мать была не то из Беларуси, не то откуда-то из-под Риги, да и отец был лишь на половинку цыган, а на вторую – и вовсе невесть кто. Сама Лала о своих родных говорила так: «Мы – интернационалисты».
И все же горячая кровь не давала ей сидеть долго на одном месте, с десяти лет подруга Романа моталась из одной части Союза в другую, чтобы к двадцати пяти осесть в их городишке. Чем привлекло Лалу в качестве места жительства непримечательное местечко между Уралом и Днепром, до конца оставалось не ясно. Но женщина не только не собиралась вновь отправляться на поиски лучшей жизни, но и, кажется, именно здесь нашла эту самую жизнь.
– О, скаженный! – весело пророкотала своим звучным низким голосом Лала. – Давненько ты ко мне не захаживал, неужто опять какая беда приключилась? Ты же у нас просто так в гости не являешься, знаю я тебя!
– Привет, Лала, – отмахнулся от вечных причитаний подруги Сандерс. – Перестань, я просто соскучился.
Мимолетный поцелуй в щеку, коробочка сладостей (Лала просто обожала индийскую кухню, всякие джалеби и ладу), и подруга уже забыла свои обиды, принявшись бренчать на кухне утварью. Роман столько раз бывал в этом доме, что у него здесь имелись и свои тапочки, и свое полотенце, и даже своя табуретка, на которую никто не смел садиться. Лала нашла ее где-то на блошином рынке. Не табурет, а царский трон с вырезными ножками и мягким сидением, на него-то Роман и взгромоздился в ожидании самого лучшего кофе на свете.
Несколько лет Лала жила в Турции, где и научилась всем премудростям его приготовления. Сандерс тоже однажды ездил в Анкару, но такого божественного напитка не встречал даже там. Наверное, все было в магии этой кухоньки или в обаянии самой Лалы, ведь сами по себе кофейные зерна был самым обычными, купленным в соседнем супермаркете. Пока женщина готовила, Роман не смел произнести ни слова. Это было таинство, в котором участвовала одна лишь цыганка, а остальные смертные могли, в лучшем случае, подсматривать. И только когда обжигающе-горячий напиток был разлит по стаканам, художник заговорил:
– Мне нужна твоя помощь, Лала.
– У-ууу… Я-то уж губу раскатала, что на сей раз обойдется. Что у тебя опять стряслось, горе ты мое? – дуя на коричневую жидкость без сахара и молока, в общем-то беззлобно вопросила подруга. – Опять твои видения?
– Как всегда, – кивнул Роман. – Один мальчик не дает мне покоя. Вот уже несколько недель я то и дело вижу его смерть. Какой-то мужик забивает его из ревности железным прутом…
– Стоп, стоп! – Лала театрально закрыла уши руками. – И слушать не хочу! Сколько раз я тебе говорила, меня в свои дела не ввязывай. Чем могу – помогу, но этих ужасов и слышать не хочу. Что ты за человек такой, а? Почему ты не видишь ничего хорошего? То пожары, то катастрофы, то хвори разные!
– Если бы я знал, Лалочка, если бы знал…
– Ладно, что за мальчишка-то? – тут же оттаяла цыганка.
– Ученик моей не очень хорошей знакомой. А ты же знаешь: чем крепче моя связь с человеком, чем больше я знаю о нем, тем ярче и полнее мои видения. Но этого мальчишку я только вчера живьем увидел. И самое удивительное, у него все признаки изменения психики. Такие же, какие у меня были в самом начале. Каким-то невероятным образом он нашел книгу, принадлежащую Алисе, и как сам выражается «заболел знаками». Как я в двенадцать… также переписывал их, рисовал на любых поверхностях.
– У него тоже эти твои «выпадения»?
– Нет. Думаю, я – уникум. Но… даже не знаю, как точнее выразиться. Что-то не дает мне покоя, что-то заставляет меня переживать за этого мальчишку, даже зная, что никакая опасность ему пока не грозит.
– Ты чувствуешь родство с ним, – подсказала Лала. – Видишь в нем своего приемника, как некогда твой сенсей видел в тебе свое продолжение.
– Наверное. Возможно… не знаю.
Роман не спешил разбрасываться столь громкими заявлениями, но подруга была права. Этот паренек, Даня, чем-то неуловимо напомнил Сандерсу его самого. Резкими движениями плеч, растрепанными, сколько не поправляй, волосами и особой колкостью взгляда, в глубине которого плескалось банальное желание стать полноценной частью этого огромного мира.
Потом, когда приехала аварийная команда и вскрыла соседскую дверь, Роман тихонько поинтересовался у Люды, что за семья у Даниила.
– Да обычная семья. Предприниматели. У отца бизнес, кажется, что-то связанное со строительством, мать вот пекарню держит. Парень самостоятельный, помогает им обоим, даже зарплату получает. О каких-то конфликтах я не слышала, да и учится Даня прилично. Образцовая семья, если подумать.
Их семью тоже считали образцовой. Отец, хоть и работал тяжело на заводе, но не пьянствовал как многие его сослуживцы, даже не курил. Мать всю жизнь проработала в одном дошкольном учреждении. Дети всегда были одеты и накормлены, пусть не деликатесами, путь часть гардероба перешивалась из чужих костюмов и платьев, но ходили всегда чистенькие и опрятные. И не важно, что отца Роман видел только на выходных. Не важно, что когда он болел, первой на помощь прибегала соседкая бабушка Дуся, а не родная мать. Сандерс отлично понимал – это был максимум, который родители могли позволить. Он не упрекал их, но и смириться с положением дел не мог.
А как у Рябиных? Собираются ли они все вместе за столом, обсуждают ли проблемы каждого из членов семьи? Или молча, как Александровы пятнадцать лет назад, молча пережевывают свой картофель с соленым огурцом и разбредаются по своим комнатам? Чтобы поддерживать хоть небольшой бизнес нужно уделять работе едва ли не шестнадцать часов в сутки. Вряд ли Рябины имеют такую роскошь, как совместные отпуска или походы по выходным в зоопарк и цирк. Бедным надо пахать, чтобы выжить, богатым – чтобы сохранить нажитое, но и те, и друге, так или иначе, остаются глубоко несчастны.
– Ты видишь его смерть, – отхлебывая уже немного остывший кофе, повторила Лала. – Но кто в ней виноват?
– В