Ася - Леля Иголкина

Вероятно, всё довольно быстро произошло. Не так, как ты себе представляла, например. И вот, пожалуйста. Раз — и ты сбежала! Я едва-едва успел моргнуть. Чёрт, Ася! Я ведь спал, ты даже не удосужилась разбудить меня и сказать, что линяешь.

— Какой же это был бы тогда побег? — хмыкнув, задаю вопрос.

— Принято! Сбежала — комедии хана. Но нет же. На тебе, козлина, два — и вот ты с этим парнем, — кивком указывает за своё плечо, — стоишь на моём пороге. Ну и, наверное, три! Я беру тебя в жёны, ты говоришь «согласна, да», потом мы закрепляем наши отношения, а напоследок я порнографически — с твоей подачи, Цыпа — просветился! Вот это, я понимаю, стремительное развитие наших отношений. Смотри! — он выставляет руку и направляет палец куда-то в сторону, но не вперёд. — Конечная цель. Маяк! Еще минут десять и будем на месте. Дорогу надумали сделать. Прикинь!

Машина качается, хромает, а муж сбавляет скорость.

— А если серьёзно, то это были сопливые детские воспоминания, Ася! Надеюсь, не должен говорить, что правды в этом нет. Смирновы — семья строгих правил. Четыре девочки. Их нужно было в узде держать. Это местечко оживало с их приездом. Представляешь, на летние каникулы прибыли городские павы с детским маникюром, внучки начальника лучшей пожарной части областного центра, дочери крутых мужиков. О таких, кажется, говорят: «Гордость нации!».

— Зачем ты обманул? — в плечо толкаю, не прикладывая особой силы.

— Чтобы посмеяться!

Сказать, что это было несмешно? Тем более я в кое-что поверила. Вот, например:

— Так ты видел Дашу голой или нет? — только это, видимо, интересует, «Ася»?

— Естественно! Желаешь, как я понимаю, еще подробностей. Значит, так! Всё это — наше бултыхание в морской волне — было, если не ошибаюсь, лет до трёх. Моих, конечно! Говорю сейчас совершенно серьёзно. Я не смеюсь и не издеваюсь. Напоминаю, что об этом ты лично попросила. Да, Ася! Я видел её половые губки. Хочу заметить тебе на будущее, что потом я лицезрел не одну женскую промежность, но с твоей…

— Пиздёнкой? — оскалившись, скосив свой взгляд, шиплю.

— Другое слово просилось, но да ладно. Короче, твоя Матильда круче, Цыпа! Роднее, что ли. Нежнее, вероятно. Отзывчивее. Вкуснее. Так я продолжу?

Р-р-р-р! Хочу убить. Живот странно дёргает, а правая ступня топочет, отбивая нервный ритм. Почему он такой? Почему такой заносчивый? Почему красивый? Почему болтливый? Почему такой невыносимый? Грубый? Сильный? Наглый? Вредный? Иногда противный? За что я полюбила этого мужчину? За то, что грубо брал меня на кухне? За то, что корчил морду, когда отказывался от полноценного завтрака и цедил, отставив палец, чёрный горький кофе? За то, что был со мною в душе, в ванне, на постели, на песке… Господи! А на стиральной машинке, когда он сзади меня брал.

— … не уверен, что Даша помнит о таком, но я точно запечатлел родинку у неё на внутренней части правого бедра. Внимание — проблема!

— Прекрати! — шиплю.

— Должен ли я, — похоже, он меня не слышит, не чувствует опасности, считает, что это смешно и не содержит компрометирующую искру в транслируемой информации, — рассказать об этом Ярославу?

— Нет! — ещё один толчок в плечо, да только на это мужу всё равно.

— Тихо-тихо, женщина.

— Откуда ты узнал про адвоката и развод? — внезапно задаю вопрос.

— Теперь об этом будем говорить?

— Да.

Он нашел мою коробку: вскрыл её, поднял крышку, заглянул, перебрал, покопался, кое-что узнал. В простой картонке я спрятала всю свою жизнь. Всё, чем живу, за счет чего выживала раньше, о чем мечтаю, к чему стремлюсь, что боготворю, от чего схожу с ума, что мне нравится, что не стоит афишировать, что придерживаю на черный день и на случай непредвиденных обстоятельств, что предпочитаю и… Кого люблю!

— Костя? — повернув к нему голову, рассматриваю гордый профиль.

— Да? — не отвлекаясь от дороги, отвечает.

— Откуда ты узнал… Пожалуйста, это важно!

— Ася, Ася, Ася, — запрокинув голову, заливисто хохочет. — Ты, правда, хочешь знать, как я допёр, что ты торчишь от крохотных цветочков или что желаешь развестись со мной? По всей видимости, «Костенька» уже допёк?

— Торчу? — отворачиваюсь и обращаю взгляд в своё окно.

Степь. Бескрайние просторы. Редкие деревья, тонкая гряда лесополосы, идеальная по исполнению гладь и волнообразно сокращающийся ковыль.

— Я положил их на твой счёт.

— Кого?

— Не кого, а что! Деньги, которые ты хранила в картонной банке. Не доверяешь государственной финансовой системе?

— Про развод… — пытаюсь еще разок начать.

— Если не ошибаюсь, мы всё выяснили. Разводиться не будем. Захочешь уйти, — мгновенно становится серьёзным, стирая с губ улыбку, — придётся объяснять причину. Фразы «я устала», «не хочу», «не моё», «ошиблась» не принимаются. А что касается измены…

— Кто меня такую неумеху возьмёт?

— Что-о-о-о? — Костя бьёт по тормозам, и мы одновременно влетаем носом в лобовое. — Давай-ка, Цыпочка, на выход. Продолжим позже, неугомонная жена…

Ворота! Я помню. Я ведь здесь уже была. В ту ночь, когда моя киста заверещала и заявила о себе, Костя разговаривал с Ярославом, стоящим на пороге этого… Этого… Господи, чего?

— Добро пожаловать, — ко мне обращается невысокая улыбчивая женщина. — Я Даша, а Вы Ася?

— Угу, — рассматриваю огромный двор и, как назло, не нахожу ни одного изъяна в здешней обстановке. — Сколько у вас цветов!

Почти ботанический сад! Ишь, как богачи живут.

— Мама с тётей постарались. В этом месте всегда были здоровые клумбы. Мы тут в детстве играли, расстилая подстилки, давили тряпкой залитые под корень хризантемы, мяли мальвы, нещадно ломали космею и протыкали задницы острыми шипами диких роз. Ох, через что мы тут только не прошли! Сюда-сюда…

Мы тоже… Вернее, в детском доме я аналогичным образом играла, воображая красивую жизнь, сочиняла сказку, давала имена спичкам, пронзающим большой цветок, например, пион или ромашку.

— … Устраивали в этих бурьянах магазинчики с лепестковой одеждой и возводили дома для кукол с пластиковой грудью и на высоких каблуках. Псина только жутко досаждала, — внезапно переходит на странный шёпот. — Ссал уродец, помечая территорию. Всё бы ничего, когда он задирал лапу над Костей, но, когда надо мной или Ксю-Ксю… Ксю — это моя младшая сестра. Короче, местный кобель берегов вообще не видел. Пользовался своим заслуженным званием — аж целый поводырь, понимаешь ли, слепого человека. Такой гордый был, прям, как старший Красов. Недаром говорят, что каждая собака похожа на своего хозяина. За это, между прочим, этот «шарик» и пострадал. Смелее, Ася. Вы…

— Угу. Пострадал?

— Ему сделали чик-чик, — она показывает характерный жест, сводя и разводя средний и указательный палец на своей