Врата. За синим горизонтом событий - Фредерик Пол

Перед ним стоял самый мудрый из его детей, по его коже между редкими прядями волос на щеках и шее текли ручейки пота. Древнейший увидел, что это новый вождь, ниже и моложе того, который был десять лет назад, но на нем ожерелье из свитков для чтения, которое символизирует его пост. Он ждет решения. Древнейший повернул к нему свои основные внешние линзы и приказал говорить. «Мы захватили незнакомцев и привели их к тебе, — сказал вождь и с дрожью добавил: — Правильно ли мы поступили?»

Древнейший обратил свое внимание на пленников. Один из них не чужак, это щенок, которого он позволил родить пятнадцать лет назад, теперь он почти взрослый. Остальные двое, однако, чужаки, и обе самки. Тут есть над чем подумать. Когда раньше появлялись чужаки, он не воспользовался возможностью произвести новое племя, пока не было уже поздно. А потом они перестали появляться.

Это упущенный шанс, а на основании своего прошлого опыта Древнейший не должен был его упускать. Древнейший сознавал, что за последние несколько тысяч лет его способность принимать решения несколько ухудшилась, его мнения больше не являются уверенными. Он рассуждает медленнее. Допускает ошибки. Древнейший не знал, каково будет его личное наказание за эти ошибки и не хотел знать.

Он начал принимать решения. Обратился к долговременной памяти за прецедентами и перспективами и обнаружил, что перед ним несколько альтернативных возможностей. Он активировал подвижные эффекторы. Его большое металлическое тело приподнялось и двинулось мимо вождя, к помещению, где содержались чужаки. Он услышал удивленные возгласы своих детей, мимо которых двигался. Все были удивлены. Некоторые молодые никогда не видели, чтобы он двигался, и пришли в ужас. «Вы хорошо поступили», — рассудил он и услышал общий вздох облегчения.

Из-за своего размера Древнейший не мог войти в помещение, но длинными эффекторами из мягкого металла он коснулся пленников. Его не интересовало, что они кричали и бились. Интересовало только их физическое состояние. Оно оказалось удовлетворительным: двое, включая самца, еще совсем молоды и потому пригодны к многолетнему использованию. Как бы он ни решил их использовать. И все как будто здоровы.

Что касается общения с ними, помехой служило то обстоятельство, что их крики и проклятия произносились на одном из неприятных языков, которыми пользовались и их предшественники. Древнейший не понимал их. Впрочем это преодолимо: он всегда может говорить с ними через записанные сознания их предшественников. Даже его собственные дети вырабатывали свой язык, и он не смог бы разговаривать с ними, если бы каждые десять поколений не записывал одного-двух, чтобы использовать их сознания в качестве переводчиков. Больше ни для чего их использовать было нельзя: к сожалению, дети Древнейшего во многих отношениях бесполезны. Так что проблему решить можно. Тем временем факты благоприятны. Факт: образцы в хорошем состоянии. Факт: они явно разумны, пользуются инструментами, даже технологичны. Факт: они принадлежат ему, и он может использовать их.

— Кормите их. Охраняйте их. Ждите дальнейших инструкций, — приказал он толпившимся вокруг детям. И втянул внешние рецепторы, чтобы поразмыслить, как использовать пришельцев для продвижения к центральной цели своей очень длинной жизни.

Как записанная в машине личность, Древнейший мог рассчитывать на очень долгую жизнь — несколько тысяч лет. Но этого недостаточно, чтобы осуществить его планы. Он продлил эту жизнь, растянул ее. В пассивном состоянии он почти не старел. Большую часть времени он проводил с отключенной энергией, неподвижный. Он не отдыхал в такие периоды, даже не спал. Всего лишь ждал, а дети его проживали свои жизни и исполняли его волю, а снаружи медленно развивались астрофизические события.

Время от времени он просыпался по сигналу своих внутренних часов, чтобы проверять, поправлять и пересматривать. Иногда его будили дети. Им было приказано делать это в случае необходимости, и очень часто (впрочем не по масштабам их жизни) такая необходимость возникала.

Когда-то Древнейший был существом из плоти и крови, таким же животным, как его нынешние дети и пленники, которых они привели. Время это было очень коротким, легким сном между освобождением из потного напряженного лона матери и тем моментом, когда он, полный ужаса, беспомощно лежал, а иглы вливали в кровь забвение и вращающиеся ножи начали трепанировать его череп. Когда хотел, он мог очень отчетливо вспомнить это время. Он мог вспомнить все и в своей короткой жизни, и в долгой, последовавшей за ней псевдожизни, конечно, если знаешь, где в огромных запасах хранятся эти воспоминания. А вот это он не всегда мог вспомнить. Слишком много запасено.

У Древнейшего не было ясного представления ни о количестве записанных воспоминания, ни о точном времени. И даже об окружении. Место, где живет он и его дети, — «Здесь». Другое место, которое играет такую важную роль в его мыслях, — «Там». Вся вселенная — просто «Все остальное», и его не интересовало точное расположение в этом остальном. Откуда явились эти пришельцы? Откуда-то из остального. Неважно, откуда точно. Где находится источник пищи, который часто посещал мальчик? Тоже где-то в остальном. Откуда пришел его народ за долгие века до того, как родился он сам? Неважно. «Здесь» существует очень-очень давно, давно даже для Древнейшего. «Здесь» было построено, оборудовано и отправлено в пространство и с тех пор плывет по нему. «Здесь» видело множество рождений и смертей — почти пять миллионов, хотя никогда на нем одновременно не жило больше нескольких сот существ, и редко больше нескольких десятков. Все это время в «Здесь» происходили медленные изменения. Новорожденные становились больше, мягче, толще и все беспомощнее. Взрослые — выше, медлительнее, менее волосаты. Бывали в «Здесь» и быстрые изменения. В такие времена дети должны были будить Древнейшего.

Иногда изменения были политическими, и «Здесь» испытало тысячи политических систем. Бывали периоды в одно-два поколения, иногда в целые столетия, когда господствовала чувственная и гедонистическая культура, бывали периоды жестокого пуританства: когда индивидуальность становилась деспотом или божеством и когда никто не поднимался над средним уровнем. Демократических республик, подобным земным, никогда не было: «Здесь» недостаточно велико для представительного правительства, и только один раз — расово стратифицированное общество. (Оно закончилось тем, что угнетенные серые поднялись против господствовавших шоколадных и всех их перебили). «Здесь» знала множество идеологий, разные варианты морали, но только одну религию — по крайней мере в последние тысячелетия. Только для одной религии есть место, когда бог находится рядом со своими детьми всю их жизнь и просыпается по своему желанию наказывать и награждать.