Максимилиан Волошин, или себя забывший бог - Сергей Пинаев

— Непохожи. А говорили: есть сходство… Ася? Отлично. Славная девочка. Надо её только немного обобормотить. Дайте Асе тарелку.

Пра зачерпывает большой ложкой лапшу с неестественно огромного блюда и, полив маслом, передаёт Асе. Взяв тарелку, Ася с восторженным изумлением, разглядывает сидящую напротив красавицу с веером в руке.

— Это Кончита! — говорит сестре Марина. — Что, хороша испанка?

— Тише! — одёргивает её смущённая Ася.

— Да она же ничего не понимает!

Кончита, играя веером, бросает на Макса зазывные взгляды. Марина шёпотом представляет сестре сидящих за столом:

— Вон тот юноша, — она указывает глазами на сидящего поодаль молодого человека с высоким лбом и чёрной гривой, — секретарь президента Андоррской республики.

— Между прочим, клептоман — берегите кошелёк, — предупреждает, не разжимая губ, художник Константин Кандауров.

— А вон тот господин…

— …сыщик из Одессы, — перебивает её Кандауров. — Выражайтесь осторожно!

— А этот?

Неподалёку от них сидит представительный господин с нафабренными усами. Своим безукоризненным европейским костюмом он явно выделяется из вольно одетой компании.

— О! — Марина многозначительно подняла палец. — Это герой сегодняшнего дня! Месье Жульё, француз. Тоже, кстати, по-русски — ни слова.

Кончита хохочет, поверх веера испепеляя Макса страстными взглядами. Неожиданно на галерее появляется странная фигура — среднего роста молодая женщина, задрапированная в длинную тунику. Она стоит, опираясь на огромный бутафорский меч.

— Это Мария Паппер. Считает себя гениальной поэтессой. Хотя стихи ужасные, — поясняет сестре Марина. — Меч где-то раздобыла. Между прочим, тоже влюблена в Макса.

— А он?

— Макс? Влюблённый? Это же невозможно.

Между тем Мария Паппер с мечом подходит к сидящему Волошину. Свободной рукой властно обнимает его за шею и целует в губы. Хлопнув веером, Кончита вскакивает со своего места. Её глаза мечут молнии.

— О, Мадонна, Кончита, Сервантес! Мулетта торреро! Себастьяно мадридо фламенко!

С Марией Паппер случается истерика. Из складок туники появляется пистолет.

— Как, Макс! Ты дал ей повод надеяться?! Это после всего, что между нами было! О-о-о! — Выронив меч, она падает на скамью, сотрясаясь от рыданий. Дуло пистолета, направленное, было, на Макса, застыло где-то у правой груди…

Вскочив со своих мест, все бросаются к Марии, пытаясь утешить. Кто-то завладевает пистолетом. Ася и мсье Жульё испуганно наблюдают за происходящим. И тут вбегает некто взъерошенный:

— Все на берег! Там… — не в силах продолжать, хватается за сердце. Кто-то услужливо протягивает ему стакан с водой. — Там! Кончита! Утопилась!

— Круг! Спасательный круг! — зычно требует Макс. Ему почему-то протягивают табуретку. — Да не табуретку! Круг!

Табуретка летит за пределы веранды. Макс выбегает следом за ней. Все мечутся в бестолковой сумятице, кто-то бежит вверх по деревянной лестнице. Кто-то трубит в охотничий рог. Мелькают в воздухе откуда-то взявшиеся подушки. Появляются носилки. Пра величественно взирает на всю эту вакханалию. Мсье Жульё вжался в стену и с опаской смотрит на «сыщика», невозмутимо стоящего рядом. Внезапно все замирают. У входа на галерею — Макс с бесчувственной Кончитой на руках. Он великолепен: полосатый купальный костюм обтягивает необъятный живот, через плечо — гигантский спасательный круг. Правда, на обоих нет ни капли воды. В наступившей тишине Макс вносит Кончиту на галерею и кладёт на скамейку. Все окружают их в скорбном молчании. Мария Паппер опускается на колени перед бездыханной испанкой. Кончита открывает глаза, шепчет чуть слышно:

— Альмавива Керрубино… — и затихает.

— Она говорит, что прощает вас. Будьте счастливы, — деликатно кашлянув, переводит Кандауров.

— Это Константин Бальмонт, — шепчет Марина сестре. — Тот самый. У него испанские предки.

— О, Кончита, — рыдает Мария Паппер, целуя руку утопленницы.

Испанка вдруг резко садится, обводит всех лукавым взглядом и громко поёт:

Она здесь удивилась,И очень огорчилась:Она — ха-ха!Искала жениха.

Вскочив со скамейки и схватив недавнюю соперницу за руки, кружит её. Обе поют:

Она — ха-ха!Искала жениха.

Все танцуют кто во что горазд. Пра сидит во главе опустевшего стола, величественная и неподвижная. Марина кружит сестру в танце и давится смехом:

— Аська, Кончита — это Лиля Эфрон, Паппер — это Вера. Они — сёстры Северянина. А Северянин — это Серёжа Эфрон.

— Красивый и глупый?

— Он чудный, Серёжа. Ты увидишь. Мы вечером будем у меня. Приходи!

Заражённая общим весельем, Ася тоже подпевает: «Она — ха-ха! Искала жениха!»

— Послушай, а кто этот, мсье Жульё?

— А он на самом деле мсье Жульё (или Жулиа), француз. Приехал Лилю-Кончиту сватать. Вот мы и затеяли спектакль, чтобы его отвадить. Интересно, проймёт его или нет?

— А Бальмонт настоящий?

Тем временем мсье Жульё подходит к художнику и шепчет ему что-то на ухо. Потом, вежливо поклонившись, покидает галерею. «Бальмонт» вскидывает руку, останавливая танец:

— Господа! Должен сообщить вам пренеприятное известие. Мсье Жульё вынужден нас покинуть, так как в Париже его ждут неотложные дела.

Галерея дрожит от общего хохота…

Но свет, как говорится, на Жульё не сошёлся… Уже в середине июня в расположение «обормотов» прибывают Белла и Лёня Фейнберги, брат и сестра, а с ними Маня Гехтман, которые легко вписываются в сложившуюся компанию. Мария Лазаревна («Лазаретовна») Гехтман — москвичка, пианистка; Леонид Евгеньевич Фейнберг — тогда начинающий художник, автор воспоминаний о летнем Коктебеле 1911–1913 годов. Именно он в своём очерке рассказывает о том, что Макс по случаю дня рождения собственноручно сколотил фанерный ящик — вроде почтового — и прибил его к стене на террасе. «Было предложено всем желающим опустить в гостеприимную щель любые шутливые (а также и серьёзные) стихи и рисунки, карикатуры, смешные пожелания — любые творческие подарки». Почин положил сам автор идеи, опустив в ящик семь «Коктебельских сонетов» за подписью «Неизвестный». Стихи эти являют пример того, как можно «несерьёзное» содержание облечь в строгую форму сонета, что дано далеко не каждому. Фейнберг в своих мемуарах комментирует эти шутливые опусы, среди которых хочется выделить сонет на тему совместного принятия пищи, одним словом — «Обед»: