Проклятие Деш-Тира - Дженни Вурц

— Эт милосердный, — прошептал Асандир, которому больше нечего было сказать.

Догоравшее полено в очаге ярко вспыхнуло, осветив встревоженное лицо мага.

— Такое невозможно, — вмешался Дакар. — Паравианская защита действует безупречно. Разве она позволила бы Деш-Тиру просочиться внутрь башни Келин?

— А что тут удивительного? — тихо произнес Аритон. Он был взбудоражен не менее остальных, но самообладание и привычка рассуждать не изменили ему и сейчас.

— Туман — не более чем завеса, сотканная из влаги. Внутри ее обитают сущности, с которыми я столкнулся. У тумана нет сознания, но у них — есть. Паравианская защита не допускает их внутрь башни, а туман не представляет собой никакой опасности.

Асандир не вмешивался в рассуждения Повелителя Теней. В какой-то момент его сознание покинуло караульное помещение и вырвалось наружу — туда, где над развалинами Итамона простиралась невидимая сеть.

Аритон, будучи достаточно опытным ясновидящим, сумел настроить свое восприятие в резонанс с восприятием Асандира. Когда-то в Раувене он под опекой деда изучал взаимосвязь всего живого. Подобно тому, как тогда он прослеживал пути проникновения старого мага в природу этой взаимосвязи, сейчас он следил за изысканиями Асандира. Раувенские маги умели чувствовать пути воздуха и могли заранее предсказать появление урагана. Струйка тепла среди влажных от холодного тумана деревьев говорила им о птице, которая спала, спрятав голову под крыло. Они понимали язык стихий и письмена ледяных иголочек на сухой траве. Но способности Асандира заметно превосходили то, чем владели учившие Аритона маги.

Асандир сразу почувствовал любопытство Повелителя Теней и не стал ничего утаивать. Перед Аритоном словно раскрылся громадный расписной веер или искусно вытканная шпалера. И если раньше изображение на полотне было привычно плоским, магия Асандира оживила его, добавив объем и окружив серебристыми силовыми линиями. Глубина увиденного заворожила Аритона.

Обращая взор к камню, Асандир видел не внешние его очертания, а соединение кристаллов, из которых он состоит. Взор мага проникал еще глубже, добираясь до самой основы, которая виделась ему переплетением слабо мерцающих нитей. То был фундамент всего сущего; именно здесь первичные вибрации преображались в осязаемую материю. Ни один богач, помнящий, как выглядит каждая из его драгоценностей, не смог бы сравниться с Асандиром, «сокровищницей» которого был весь мир. Маг воспринимал тот или иной предмет не по очертаниям, а по Имени. Имя — вот что наделяло каждый предмет неповторимой сущностью. Имя позволяло проследить историю каждого дерева от брошенного в землю семени до первого ростка. Асандир видел, как росло это деревце, еще знавшее солнечный свет, как бури трепали его ветви и срывали листья. И такие подробности маг был способен узнать о каждой ветке и каждом сорванном листе. Достаточно было беглого взгляда, чтобы отличить один дуб от другого, живое дерево от засохшего. Все тайны природы открывались его взору, словно листы книги. Он воспринимал льдинки не как кусочки замерзшей воды, а как миллиарды отдельных частичек, и о любой из них он мог узнать все, потому что различал их Имена. Асандир знал наперечет все камешки в старом русле Севернира и чувствовал скрытые силы, таившиеся в каждой песчинке. Оставалось только удивляться, как это умопомрачительное многообразие подробностей не угнетает дух Асандира и не уничтожает всякую возможность поисков.

Аритон беззвучно плакал. То были не только слезы отчаяния из-за грубости и неповоротливости собственного восприятия. Его заставляла плакать красота обыкновенной травы и невообразимая сложность перепонок на крылышках жука. Более острым и тонким зрением Асандира он вновь увидел отблески паравианского великолепия и понял, что и оно, и ком конского навоза уравновешиваются одними и теми же звенящими потоками чистых вибраций. Путешествуя вместе с Асандиром по развалинам Итамона, Аритон осознал, насколько поверхностными и искаженными были его знания. С убийственной ясностью он понял, какие сокровища отверг, когда покинул Раувен, покорившись иной воле и избрав себе иную судьбу. И теперь история повторялась: снова его истинное предназначение приносилось в жертву долгу.

Через какое-то время Асандир прекратил поиски. При всей завораживающей глубине они все равно ничего не дали. Под каменными обломками была лишь стылая земля, а зачаточный разум лишайников, дремлющих в зимней ночи, не таил никакой угрозы. Когда Асандир расширил поиски, охватив едва ли не половину Даон Рамона, он и там не нашел следов злобных сущностей, напавших на принцев.

На многие мили вокруг — только ночные совы, только ветер, шелестящий в кустарниках, и никаких признаков смерти, если не считать обглоданной зайцами коры деревьев. Деш-Тир, похоже, оставался тем, чем был всегда: холодной и влажной массой, скапливающейся в низинах.

Асандир полностью освободился от видений, и резкость движений выдала охватившую его досаду.

— Я ничего не обнаружил, — признался он.

В голосе его звучала боль. Грустно было сознавать, что даже такие колоссальные возможности оказались недостаточными, чтобы отыскать врага. Но еще тяжелее Асандиру было оттого, что оплошность магов едва не стоила жизни обоим принцам. А ведь Содружество считало своим долгом охранять Аритона и Лизаэра.

— Ну как такое возможно? — закричал Дакар, у которого от волнения свело руки, и он уронил черпак в котел.

Асандир задавал себе тот же вопрос. Искусство высшей магии основывалось на силе, дававшей жизнь и движение всей вселенной. Во время предпринятых Асандиром поисков Аритон получил подтверждение тем принципам, которым его учили в Раувене: все вещи образованы различными конфигурациями силы и света, подчиняющимися природному закону. На понимании этой истины и умении пользоваться ею строилась вся магия. Познание того или иного предмета, проникновение в его суть означало раскрытие его тайн и овладение его свойствами. Световая сила в ее проявленной или скрытой форме была основой всех других сил. Казалось бы, сознание Деш-Тира должно являться не чем иным, как общим сознанием слагающих его сущностей. Но тогда откуда взялась та скрытая, неуловимая сторона его природы? Здравый рассудок отказывался воспринимать подобное.

Возникало странное и неприятное чувство, будто зло неведомых размеров ухитрялось внедрять в природный порядок семена хаоса.

Скрывая за внешней бравадой глубокое отчаяние, Дакар задал риторический вопрос:

— Разве что-то на Этере может укрыться от пристального внимания Содружества?

— Принадлежащее природе Этеры — не может, — счел нужным ответить Аритон и сразу же взглянул на Асандира. Недавние события уменьшили его неприязнь к магу. — Я и сам беспечно относился к Деш-Тиру, пока он не показал зубы.