Остров - Пётр Валерьевич Кожевников

— Мне надо потошниться, — объявляет гостья после исповеди и, следуя предполагаемому этикету, зажимает рот ладонью. Шаландер препровождает Королеву в гальюн. Нам слышны муки очищения.

Как и прочие, Королева мечтала о красивой жизни. Как у всех, у нее была любовь: парень, желавший ее, планировавший очаг, деток; она позволяла ему многое, зная, что ее ждет иное. Мечты внедрялись в реальность: она вдруг чувствовала слабость, оказываясь в толпе школьников, ей казалось, они сейчас возмечтают обладать ею, и это станет высшим в ее жизни. Фантазии достигали беспредметности: цвет, контур, нечто нависающее, сдавливающее — тень! У нее оказывались деньги, она изысканно одевалась, муж ждал ее в машине; муж, ах, он не знает всего! — сейчас они ехали на дачу, расположенную (как это он умеет все устроить!) на взморье. Ее окружали безупречные мужские фигуры, юношески пластичные, она чувствовала их энергию и свою внезапную уступчивость, они вежливо кланялись ей и замечали: «Вы знаете» — и вдруг, обняв ее, жадно и грубо задыхались: «Милая!» — и она, прощаясь с суетным миром, вторила: «Милый!». Она стремилась к ним, предполагая, что они-то как раз и потребляют красивую жизнь, но, попадая в желанный круг, обнаруживала отсутствие изысканности духовной и физической сфер, огорчалась, но ненадолго, поскольку иной конгломерат цеплялся за разочаровавший ее, и в нем уж она не могла ошибиться.

— Тебе она ни к чему, а я старый, мне бы ее как раз наживить, — мятый жизнью моторист — наставник молодежи, герой кинематографа, полуголый, пьяный, исполненный сексуального дефицита — бес из «Вечеров на хуторе...» — идеолог и жертва всеобщей деградации, утверждается на компасном курсе похоти.

Он обнимает возвратившуюся гостью. Она отстраняет взопревшее тело. Она — розовая. Он — коричневый. Интерпретация Рубенса в духе Пикассо: оба в шрамах и ссадинах; у нее на бедре белый контур неведомой державы — след кислоты или пигментация, у него на плече — пучок бородавок. Кубрик дезодорируется блевотным дыханием.

— Я разве тебе что-нибудь обидное причинил? Чем-то тебя занизил? — Леший пристраивается к изнуренной массе. Потные, они тотчас слипаются в два размягченных пластилиновых объема, которые, когда их расцепляешь, готовы увлечь с собой какую-то часть другого. Он запускает стоеросовые пальцы под шелковые трусы с рудиментами регул. — Я тебе — отец?

— Да. — Она отдергивает агрессивную конечность.

— Ну, так не препятствуй. — Он подкрепляет атаку второй рукой.

Королева вскакивает и передислоцируется в носовой отсек. «Я буду спать!» Черт садится на шконку и ласково шепчет: «Ты, доченька, заняла штатное место лоцмана. Усталый человек придет, а лечь — некуда. Он ведь может осерчать на тебя. Возьмет да и попросит освободить судно».

— Да куда же мне деться?! — революционным ором взрывается гостья. Металлический корпус диссонирует лающим рыданиям.

— А я тебе по-отечески посоветую. — Нечистый сентиментально сопит. — Ты, маленькая, трусики сними, мы все и уладим.

— Я с ним лягу. — Обмороженный корпус заполняет мою келью.

— Ты получала пригласительный билет? — Я выставляю ногу.

— Пожалуйста. Ты у меня первый. — К спине приваливаются фригидные руины. Липкая рука по-хозяйски касается моего бедра. Когда экспедиция может рапортовать об удаче, Королева начинает рыдать и задыхаться.

— Парень убежал, а в подвал что-то бросил. Спустилась: девчонка, года полтора, наверное, руки как белье отжатое перекручены.

— Кумтыква, нужна твоя помощь. У Королевы — инфаркт. — Бес появляется мгновенно. Он освобождает груди пациентки от ветхого лифа. Я продолжаю «созерцание нечистоты».

— Не надо! — кинематографично шепчет гостья.

— Да я не буфера твои хочу мять, а по-медицински помочь, — Шаландер мнет дряблые собачьи мордочки. — Ну, лучше тебе?

Мы оказываемся на топчане втроем. Королева перелезает через беса и оставляет нас вдвоем.

— Спите здесь, а я пойду туда. — Она фиксирует Портвейна. — К нему!

Я ассоциирую сюжеты Шило-старшего и начинаю хохотать. От меня обиженно отстраняются ягодицы соседа. Я перебрасываю ноги через шаландера и оказываюсь на палубе.

— На, на, подавись! — Меня смешит функция глагола, когда различаю на шконке в носовом отсеке задранные ноги и разведенную руками промежность. В ответ на смех Королева вскакивает и оглушает меня брандспойтом мата. Она атакует с бутылкой в руке. Я уклоняюсь. Сосуд ударяется о леер, о трап звенят осколки. В зеркале отражается встревоженная бесовская морда. Капитан по-прежнему безучастен.

— Я тебя убью, сволочь, чтоб ты больше не смеялся! — Гостья вооружается камбузным ножом и делает выпад. Я прыгаю навстречу и поворачиваю корпус, чтобы пропустить удар. Острие вспарывает судовой ватник. Захватываю запястье и загибаю его. Оружие падает. Делаю страшное лицо и подымаю нож. Королева как бы не верит в кровавый исход и всхлипывает:

— Я — все. Что ты хочешь?

— Убирайся! — Гостья натягивает платье на голое тело. Белье заталкивается в полиэтиленовый мешок.

— Видишь, дочка, как все нескладно. Не по-людски, — нравоучительным тоном вещает шаландер, закуривает и садится рядом с капитаном. — Привыкла буянить, тебя небось частенько как собаку выпинывают. А дала бы, как порядочный человек, и к тебе бы отнеслись уважительно.

На камбузе я подбираю мешок, видимо, Королевы, и вручаю ей. Оказавшись на набережной, она через плечо кидает его в воду. Вспоминаю, что мешок — Портвейна и именно в нем, очевидно, его ботинки и рубашка, поскольку он явился без них.

— Я тебе честно скажу, она психическая. Ей мужик, считай, ни к чему. — Загадочное лицо с хитрецой. Кумтыква словно бы поверяет мне тайны мироздания. — Ну, во-первых, что — у нее всю похоть алкоголь отбил, а второе, она привыкла давать только тогда, когда ей в харю натолкают.

Он как бы незаметно следит за моей реакцией, готовый поменять станс. Однако, обнадежившись моей улыбкой, обличает.

— Ага! Она без мордобоя и не кончит. Да, у меня были такие. Одну за волосы тяни, другой уши рви. Всякая, знаешь, разная придурь у баб развивается. Одну, скажем, пацанкой, елдой напугали, другая подсмотрела, как батя мамане вдувает.

Черт сообщает, что когда он совокупил триста женщин, то перестал вести им счет. Однако, несмотря на амплуа Казановы, в семейной жизни он не обнаруживает подобного диапазона. Будучи в разводе, вновь сошелся с женой, после того, как и