Современная канадская повесть - Мари-Клер Бле

— А это что? — Мать вопросительно ткнула пальцем в груду одежды на стуле.

Брезгливо морщась, Андре вытянул помятую рубаху с присохшим к рукаву комком кошачьего помета. Взял кухонный нож и принялся с омерзением соскребать помет прямо в остывшую печку, потом надел рубаху.

Воняет, конечно, куда деваться… А, черт с ним!

Андре направился к грубо сколоченным полкам, где Рейчел держала продукты.

— Хлеб есть?

— Что, хлеб? Ишь ты! — Голос матери дрожал от негодования. — Хочешь хлебца — купи сам, беленький-богатенький.

— Я ж тебе деньги даю.

— Деньги, тоже мне! Ты, значит, немного дашь, мы все голодные ходи, а ты при деньгах, да? Кто так делает? Белый-сытый так делает.

— Но я ж откладываю. Отец Пепэн говорит…

— Тебе твой чертов святоша скажет: головой в реку, и ты — бултых!

Андре провел расческой по прямым черным волосам и поспешил за дверь; его встретило ясное, влажное от росы утро.

Думает, игрушки — все лето проторчать в этом поганом гараже. Господи! Хоть бы на озеро взглянуть! Вон там, в Заливе Француза, на скалах уж пеликаны гнездятся. И бакланы. А мне и глянуть-то некогда.

Да что пеликаны! Тут и ребят-то не увидишь. А они небось и рыбу ловят, и за девками носятся, а то возьмут да и просто разлягутся на солнышке — загорают. А я болван — пороху не хватает сказать этому святому отцу, этой вонючке старой, чтоб не совал свой нос в чужие дела. Голова, говорит, у меня светлая. Идиот!

Городок Фиш-Лейк с населением почти в восемь тысяч протянулся на милю вдоль озера. Главную улицу, что идет по берегу озера, ни разу в жизни не мостили. И лишь торговый центр — три магазина, гостиница, пара гаражей да киношка — щеголял тротуарами. От квартала на северной окраине городка, где жили метисы, и до гаража Билла Мейсона было около полумили. Но нынче утром Андре показалось больше, намного больше.

Когда Андре подходил к гаражу, хозяин как раз отпирал двери. Билл Мейсон — долговязый, с виду суровый, голубоглазый, с взъерошенной копной седеющих волос — застыл с ключом в замочной скважине, оглядывая Андре с головы до ног.

— Что это у тебя? — внезапно присев на корточки и нахмурившись, спросил Билл Мейсон. — Гляди-ка! Весь ботинок в крови.

— Так. Порезал.

Мейсон выпрямился и отпер дверь мастерской.

— Давай-ка поглядим.

Андре покорно вошел вслед за ним, снял ботинок и тряпку с ноги.

— Ты что же, с эдакой ногой собираешься работать? — сердито спросил Мейсон. — Давай сейчас же в больницу, пусть швы наложат.

— Да она и так заживет.

— Говорят тебе, к доктору Пешу. Если он скажет, можно сегодня работать, — пожалуйста. А нет… — Мейсон повел носом. — Чем это от тебя несет? Похоже, кошкой! Имей в виду, парень, раз ты здесь у меня работаешь, с бензином возишься и вообще, значит, ты вроде лицо моей мастерской. То есть как бы я сам. А я не являюсь на работу в кошачьем дерьме. Садись в пикап. Езжай в больницу. И пока не приведешь себя в божеский вид, на глаза мне не показывайся.

Вот она, расплата за шашни с Доди Роуз. А эта дурища даже за ребенком ходить не может. Не дай бог у нас в доме пожар, Доди Роуз и бровью бы не повела. У нас бы никогда в жизни ребеночку не дали столько плакать. Да ну ее к дьяволу, эту Доди Роуз. Ни за что к ней больше не сунусь.

Однако Андре знал, что сунется. Рано или поздно.

Он вернулся на бензоколонку после одиннадцати. Ему наложили швы, поверх — чистую повязку, ноги его были обуты в тщательно вымытые, еще чуть влажные ботинки, брюки и рубаха постираны.

Мейсон ухмыльнулся.

— Так-то лучше. Иди работай.

В ту субботу в гараже работы было невпроворот. Мейсону не удавалось выкроить времени для любимого дела — ремонта допотопной «Жестянки Лиззи», машины образца 1917 года, которую он восстанавливал к августовскому автородео. У Мейсона на уме только и было что эта колымага.

— Надеюсь, Оле Олсон все же прикатит сегодня, — с волнением говорил Мейсон Андре. — Вытянуть бы из старикашки эти самые колеса с деревянными спицами, которые он у себя в хозяйстве раскопал. Только к нему за этим ехать нельзя. Сразу поймет, что они мне позарез нужны, еще заломит долларов по шестьдесят за штуку.

Да пошел ты со своими колесами! Вот если б старик прихватил Долорес с собой. Андре затрясло от возбуждения, даже жарко стало. Эх, вот бы оказаться с ней вдвоем!..

В половине пятого старый грузовик Олсона подкатил к бензоколонке. Накачивая Олсону бензин, Андре почувствовал, как сжалось сердце, потому что он заметил Долорес, застывшую в ленивой позе на скамейке в кузове. Он поднял голову, заглянул в ее кошачьи зеленые глаза. Долорес подмигнула ему, вытянула губы трубочкой и тихонько присвистнула.

Кровь бросилась Андре в лицо. Он кинул взгляд в сторону кабины. Оле следил за стрелкой на бензоколонке, а миссис Олсон, бесцветное существо с впалыми щеками, разглядывала трещинки с въевшейся в них грязью на своих натруженных ладонях. И только Астрид, девочка-дебил, застыв на сиденье между родителями, не сводила с Андре невидящих, бессмысленных глаз.

Долорес, заметив, как Андре оглядывает ее семейство, еле слышно прыснула в кулак. Но лишь только Оле двинулся навстречу Билли Мейсону, с ее лица мигом исчезло прежнее лукавство, будто его смахнула невидимая рука, и оно изобразило равнодушие и скуку.

— Долорес!

— Что, папочка? — немедленно отозвалась она с готовностью примерной девочки.

— Отрули грузовик с дороги, когда парень закончит протирать лобовое стекло. Мне надо с Биллом потолковать.

— Да, папочка. Хорошо, — тоненьким голоском пропела Долорес.

Стоило Оле отвернуться, как она, прищурившись, тут же высунула вслед его удаляющейся спине язык. Потом встала и, легко пружиня коленями, спрыгнула из кузова на землю прямо перед Андре. Подняла голову, посмотрела ему в глаза. Андре не выдержал, отвел взгляд, и Долорес расхохоталась.

В последующие полчаса она медленно прохаживалась по площадке перед гаражом, то и дело неуклюже застывая в рассчитанных на Андре вызывающих позах. Миссис Олсон дремала, девочка-дебил перекатывала в пухлых пальцах клубочек красной шерсти.

Наконец из гаража показались Билл с Оле.

— Долорес, в понедельник надо съездить в Сент-Пол, — приказал Оле.

— Эй, Андре, сможешь снять двигатель со старого «понтиака» у моего брата, если он тебе домкрат даст? — спросил Мейсон.

— Конечно, смогу!

— Ну вот так. Поедешь, значит, туда с Долорес. — Мейсон повернулся к Оле, затряс ему руку. — Хоть ты, старый хрыч, с меня шкуру спустил, все же, клянусь богом, я отделаю свою «Жестянку Лиззи» и поеду на ней на автородео.

Сердце у Андре бешено заколотилось. Перед ним мелькнул аккуратный кругленький зад Долорес — она залезала в кузов. Грузовик тронулся, Долорес не спускала с Андре зеленых глаз.

— Ну и Долорес эта…

— Выбрось из головы, — оборвал его Мейсон. — Оле, он только с виду тихий, а так крутой, черт. Запросто пришьет на месте, если сунешься к его дочке.

— А чего? Я ничего.

К концу работы нога у Андре разболелась нестерпимо. Он отдраил лобовое стекло последнего грузовика, кинул сдачу в мозолистую ладонь водителя. Билл Мейсон снова отпер уже было закрытую дверь мастерской и, вынув из ящичка кассы деньги, отсчитал Андре получку.

— Валяй домой, — сказал Мейсон.

— Надо подождать отца Пепэна.

— Ах да. Я все забываю, что он твою зарплату тебе откладывает. — Мейсон с любопытством посмотрел на Андре. — Ты что ж, правда осенью собираешься в Эдмонтон, поступать в университет или в техническое училище?

— Тьфу ты! Это все отец Пепэн бубнит, а я — не знаю я…

Мейсон оперся локтем на ящичек и поглядел в окно.

— Вон мать твоя, поджидает. Если вцепится в тебя раньше Пепэна, плакали твои сбережения за неделю.

По противоположному тротуару бочком кралась Рейчел. Несмотря на жару, на ней была наглухо застегнутая на молнию куртка; грязный платок в красную клетку повязан вокруг головы, поверх мокасин — старые галоши. Засунув руки в карманы куртки, Рейчел прошаркала по улице шагов с полсотни вперед, оглянулась на гараж, повернулась и зашаркала обратно.

— Хочешь, выпущу через задний ход?

— Не-а. Отец Пепэн идет.

Андре кивнул на прощанье Биллу Мейсону и вышел навстречу священнику, семенившему через площадку станции обслуживания; пыльная ряса развевалась вокруг ног, а седые кончики усов подрагивали на ходу. Отец Пепэн откинул голову назад, вглядываясь в Андре сквозь толстые, сильно увеличивающие стекла очков.

— Здравствуй, Андре. Здравствуй. Завтра первое августа у нас, — ворковал отец Пепэн.

— Ну и что?

— Результаты экзаменов. Какие у тебя оценки. Пришлют почтой — на днях. Ты решил, какой наукой будешь заниматься?