Полет орлицы - Дмитрий Агалаков

А ведь она была красива, блистательна, умна, и не могла не понимать своей избранности. За один год она изменила то, что складывалось сто лет! Она короновала дофина, отвоевала у англичан половину Франции. Она смогла подарить целому народу — ее народу! — дух свободы. Ее окружали первые вельможи королевства, ей поклонялись принцы, ее воспевали лучшие поэты эпохи, в нее влюблялись, она носила дорогие наряды — расшитый золотом пурпур, бирюзовые накидки, покрытые золотыми лилиями, ни перед кем не скрывая своего королевского происхождения, доспехи от лучших оружейников Европы. И все это она получила, еще не перешагнув порог юности! Когда она только собиралась войти в новую, более взрослую жизнь. Нужно быть ангелом, чтобы, получив такое, не почувствовать в своем сердце великую гордость! Наконец — она говорила с Богом! Сам Создатель направлял ее, подарив ей силу, мечту… Он окликал ее в отцовском саду, в долгих походах, на поле брани. Кто может еще похвастаться таким счастьем?

Как же трудно ей было теперь — быть выброшенной на границы королевства, стать незаслуженно забытой, ненужной…

11

В октябре 1436 года, в Арлоне, Дева Жанна стала графиней дез Армуаз. Место венчания предложила сама герцогиня Люксембургская Элизабет фон Гёрлиц. Жанна и Робер не смогли отказать столь сиятельной особе в ее просьбе. На свадьбе присутствовала вся знать Люксембурга и Лотарингии, в том числе и Робер де Бодрикур с супругой. Но сразу после торжеств чета молодых уехала в фамильный замок дез Армуазов — Жольни, под Мецем.

Весть о свадьбе мгновенно облетела Европу. Она успокоила англичан, уже прослышавших о «воскрешении» французской героини. Удовлетворила герцога Бургундии Филиппа, не преминувшего сказать своему пленнику Рене Анжуйскому: «Кажется, наша своячка решила перековать меч на орало. Интересно, она все еще руководствуется своими голосами или выбрала наконец-то свой путь?» Но больше всех весть о замужестве Девы Жанны пришлась по вкусу Карлу Седьмому Валуа. Тем более, что он получил послание от своего верного вассала Робера де Бодрикура, который писал, что «Жанна поступила так, потому что так было угодно ее королю».

— А еще говорят, что люди не меняются! — прочитав письмо в один из мирных вечеров в Шиноне, воскликнул Карл Валуа.

Играли две лютни. Дремали охотничьи псы. Помимо избранных придворных, рядом была теща Иоланда Арагонская, королева Мария, к которой монарх давно охладел, и тринадцатилетний дофин Людовик, мальчик скрытный и молчаливый. Карла нередко раздражала замкнутость сына, но он просто не хотел признаваться себе, что Людовик — его копия в том же возрасте. Иоланда Арагонская не разделяла восторгов зятя по поводу супружества Девы — она отнеслась к известию скептически, но промолчала. Что до Карл Валуа, то он, наблюдая за тем, как Агнесс Сорель щебечет с другими фрейлинами его венценосной супруги, думал о том, что еще несколько часов, и возлюбленная окажется в его объятиях. «Если Жанна и впрямь стала смиренной дамой, хозяйкой замка, — так, между прочим, размышлял он, — то я, пожалуй, приму ее. — Он наблюдал, как юная Агнесс смеется, как горят ее щеки, светятся глаза, и улыбался сам. — Не завтра. И не послезавтра. Но обязательно приму…»

А в замке Жольни под Мецем происходили странные для супружеской четы события. Граф и графиня дез Армуаз были и не были мужем и женой. Вместе проводили время, но спали в разных опочивальнях. Обедали, выезжали на охоту, но дальше сухих поцелуев дело не шло. «Вы должны дать мне время, — сразу после свадьбы сказала супругу Жанна. — Я пока не готова к тому, чего вы ждете от меня». Граф по-рыцарски обещал ждать столько, сколько будет нужно. И вот он ждал, но дело с места не двигалось. А в парадной зале графского замка тем временем работал художник: над старинным камином он создавал живописную фреску — портрет счастливой пары — графа и графини дез Армуаз с их родовыми гербами. Написанные в профиль, они, как два голубка, влюбленными глазами смотрели друг на друга…

Слуги стали перешептываться: мол, странная у нас госпожа. Конечно, она была Девой, но теперь-то — замужняя дама. А держится так, точно приехала погостить. Да и знакомые феодалы то и дело интересовались, будет ли пополнение у супругов дез Армуаз? В ноябре подули холодные ветра, в декабре и того пуще…

В один из первых дней зимы граф вошел в спальню жены, чтобы поцеловать ее в лоб, как он это делал и прежде. Он присел на край ее высокой кровати, под балдахином, но поцеловал Жанну в губы. Потом еще и еще. Жанна отвечала, но несмело. Он осторожно сдернул одеяло, его рука, раздвинув края ночной рубашки, коснулась ее тела — шеи, плеч, груди…

— Прошу вас, граф, не надо! — она сбросила его руку, рывком села на постели. — Прошу вас…

— Не надо — но почему? — готовый расплакаться, воскликнул он. — Ведь вы — моя жена! Перед Богом! Не любовница…

— Я не могу. Никогда не смогу…

Он оцепенел.

— Никогда?

Жанна отрицательно покачала головой:

— Никогда. Я — Дева и останусь Девой, граф. Однажды я поклялась в этом Господу. И не изменюсь никогда.

— Но зачем же тогда вы согласились стать моей женой?

— Простите меня, Робер. Вы меня умоляли на коленях. Я поддалась вашему порыву. Нам не стоило этого делать.

— Я думал о счастливой жизни под одним кровом, о наследниках…

Жанна посмотрела ему в глаза:

— Я — невеста Господа. И останусь ею навсегда.

Робер дез Армуаз был безутешен. Жанна подавлена. В эти дни в замок Жольни пришло неожиданно письмо из далекой Бретани. Оно адресовалось хозяйке замка. Адресатом выступал маршал Франции барон Жиль де Рэ.

«Моя Дева! — писал он. — Весть о Вашем спасении вдохнула и в меня желание жить! Я жажду увидеть Вас как можно скорее. Я намереваюсь собрать войска, чтобы в скором времени двинуться на Ла-Рошель — бить проклятых англичан. Если Вы — это Вы, моя прежняя Дама Жанна, берите меч и приезжайте как можно скорее! Я знаю, вы должны были соскучиться по битвам и английской крови. Ваш Жиль де Рэ. Замок Тиффож».

Для Жанны письмо бывшего соратника оказалось провидением Господним. Она призналась в этом несчастному мужу. Только тут сеньор Тишемона стал понимать, в какую ловушку он сам загнал себя. Кого взял в жены…

— Я верный католик и добрый христианин, — проговорил в тот день Робер дез Армуаз, — и не могу иметь другой жены. Что же мне делать — уйти в монастырь? Навеки похоронить там наш с вами несчастливый брак? Что мне посоветуете вы, графиня?

— Вы вольны поступать так, как вам подсказывает сердце, — все, что нашлась ответить Жанна. — Я уезжаю завтра на рассвете.