Резервист - Владимир Стрельников

Тем временем морпех вместе с кэпом спустились с ходового и с корабля переправились на баркас. Крючковые оттолкнулись баграми, и баркас, лихо развернувшись, пошел к берегу. А наши стали спускать свой баркас, так как предстояло сделать не одну ходку на берег за товаром, а платить перевозчикам никто не собирался.

– Так, мужики, давайте вытаскивайте свои шмотки из кают, и будем готовить времянки. – Подошедший боцман обернулся к Ветровым. – Лена, ты переедешь к Ольге, а твой мужик поживет с нами. Мы, кстати, тоже каюты для детишек освобождаем. Кроме того, там и легкораненые будут среди женщин, зацепили при перестрелке. Жаль, при освобождении погибли шесть женщин, но тут ничего не поделать. Давайте, время не терпит. Нужно поскорее все сделать и мотать домой. Администрация протектората только горючку оплатит, а у нас заказы на рейсы горят. – И боцман ушел в надстройку.

Нам в принципе особо собирать было нечего, так что через полчаса мы уже стучали молотками, готовя крепежи для гамаков.

– И что, Малик, ну привяжешь ты гамаки от ящиков к борту, а как ходить-то от одного к другому, подумал? Нет, так не пойдет. Давай сделаем стойки, привяжем к ящикам со станками и повесим на них гамаки. Так хоть узкий, но проход останется. И на стойки без проблем листы фанеры набьем, хоть какие-то навесы будут. Хотя днем все одно здесь можно испечься, как в духовке. – И Артемьев начал рулеткой отмерять расстояние и делать мелом разметку прямо на грузовой палубе трюма для стоек из досок-дюймовок, которые мы тут же нарезали. Хорошо запас остался еще из Порто-Франко от крепежа станков.

Глава 25

Сухогруз «Медведь», Залив.

23-й год, 30-й день 3-го месяца

Мы сегодня утром вышли из душного и негостеприимного Нью-Дели. Перевезенные вчера вечером на корабль женщины и дети вроде как особых хлопот не доставляли, но на борту было тяжело. Ночью кто-то плакал, ребятишки кричали во сне, навеянном снотворным и антидепрессантами. Хоть люди и крепились, но дети были напуганы, женщины напуганы и изнасилованы, три из них ранены и одна слегка контужена светозвуковой гранатой. Так что ночью поспать практически не вышло. Попробуй засни после вахты, когда с той стороны ящиков кто-то всхлипывает, а кто-то тихо плачет. Женщины, несмотря на жару, не поднимались на палубу, сидели внизу рядом с детьми. Маленькие ребятишки, правда, не усидели в каютах и сейчас были рядом с матерями, что очень не нравилось боцману и одной из спасенных женщин, которая оказалась врачом. На самом деле, внизу уже было душно, хоть вроде и ветерок небольшой дул, и тень под навесами сохранялась. Но даже на верхней палубе нельзя было разместить столько народа, разве на ящиках, торчащих из трюма. Там как раз сидели кучкующиеся возле спасительницы узбечата, которые, оказывается, абсолютно не говорили по-русски. А избитая, с посиневшим и опухшим лицом, но непобежденная Ольга Васильевна хоть и была учительницей русского на пенсии, но узбекским владела свободно, в отличие от большинства спасенных. Те говорили примерно на моем уровне, то есть умели поторговаться на базаре и поздороваться. Блин, Союз распался вроде недавно, а по окраинам бывшей империи уже выросли подростки, вообще никогда не говорившие по-русски. Хотя ладно, то, что было, – быльем поросло. Кстати, Ольге Васильевне англичане подарили редкую штукень, «Веблей Марк-4» времен Второй мировой, причем в весьма неплохом калибре 38 Смит-Вессон. Здоровенный и тяжелый револьвер сейчас висел на поясе учительницы, и она его, похоже, даже в душе не снимала. Впрочем, я ее прекрасно понимал. И преклонялся перед учительницей. Суметь пройти трущобы без оружия – это можно считать чудом, но только если не глядеть в глаза этой женщине. Умные, сильные, ясные. Как сказала Ольга, ее тезка так и шла через толпу индусов – глядя им в глаза. И те расступались.

– Блин, скорее бы до Берегового добраться. Тяжело здесь. – Подошедший матрос смахнул пот, вытер руку о штанину. – Столько баб на корабле – не к добру.

– А Ольга? Она же постоянно с вами? – поинтересовался я.

– Она не баба. Она – суперкарга! – отрезал мужик и ушел.

Сухогруз «Медведь», Залив.

23 год, 31-й день 3-го месяца

Позевывая, я стоял возле левого борта в тени грузового крана. Который день недосыпа, и кофе уже мало помогал, хотя в нем и молоток не утонул бы, настолько крепкий заваривали. Ничего, днем плюну на все и завалюсь дрыхнуть на полу какой-либо из пацанских кают. Они все равно днем по пароходу шарятся, заморочили боцману голову напрочь. Так что посплю спокойно в прохладе. А то вчера не удалось, то вахта, то пулеметы с ПТР солидолом мазали. Хотя он в здешней жаре течет с железок, но лишним не будет.

Из трюма выбралась тоненькая фигурка в здоровенных шортах и явно великоватой футболке. Одна из девчонок-подростков, которые вместе со взрослыми женщинами спали в трюме. Может, в туалет захотела или, наоборот, холодной водички попить. Тут установили пару кулеров в надстройке, в дополнение к стоявшему. Народу много, вода и в этих кончалась мгновенно.

Но девчонка целеустремленно подошла к борту, взялась руками за поручни, немного постояла, собираясь с духом. И, коротко выдохнув, оперлась ногой на нижнюю железяку…

– Пусти!!! – завопила девчонка, молотя ногами в воздухе. – Пусти меня!!!

– И не подумаю! – поставив ее у переборки и прижав автоматом, ответил я. – Ты чего, с ума съехала? Куда тебя понесло? Жить надоело?

– Да! Тебя не щупали, как курицу!!! И не насиловали мать на твоих глазах, когда получили запрет изнасиловать меня! И не твою мать застрелили англичане, ненавижу их! – Из глаз девчонки прямо-таки хлынули слезы. Она оторвала руки от моего АКМ и прижала их к лицу.

– Ну, сестренка, поплачь. – Я неуклюже взял ее за плечи и повел к скамье на юте, шуганув Коляна, примчавшегося на шум.

Усадив девочку, дал ей пластиковый стакан с водой, принесенный успевшей что-то сообразить Леной. Ленка уселась рядышком с девочкой, обняла ее, начала гладить по голове и плечам, трясущимся от рыданий.

– Тебя как зовут? – спросил я у немного успокоившейся девочки.

– Оксана Мищенко, – хлюпая носом, ответила та и шумно высморкалась в протянутый мной платок.

– Ксюш, ты пойми, твоя мама была бы совсем не рада твоему самоубийству. Жизнь – это счастье. Ты вырастешь, станешь сильной, поумнеешь. Красавица ты уже сейчас, правда зареванная и сопливая, так что найдешь хорошего парня, выйдешь замуж. – Я говорил и пытался понять, правильно ли все делаю. Ну не психолог я! Оторвать бы яйца тем мразям, которые завели такой бизнес!

– Ага, и мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день. И то, что случилось, – ничего не значит? – уже осмысленно, зло спросила девочка.