Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Байкалов даже не улыбнулся шутке. Он был озабочен. Не обманывало его чутье, пошаливают здесь, надо быть еще зорче, еще внимательнее. Такие стройки, как Карчальско-Тихоокеанская магистраль, приковывают к себе внимание не только всего Советского Союза, но и всего мира. Поэтому здесь имеет первостепенное значение каждая деталь.
Крепко пожал руку Мосальскому:
— Приезжайте, Борис Михайлович. Мы вам поможем. Никуда они не денутся. Так и передайте генералу.
На несколько минут забежал Мосальский и в редакцию многотиражки. Хотелось повидать Тоню Соловьеву, сказать ей на прощание что-нибудь теплое.
— Уезжаете, Борис Михайлович? И так внезапно?
— Скоро приеду, Тоня. И уж тогда непременно поговорим о поэзии. Мне еще на тоннеле обязательно побывать надо.
— На Аргинском перевале? Вот и хорошо! Там мы, наверное, и встретимся, я тоже скоро туда поеду, меня в длительную командировку пошлют — писать о тоннельщиках.
Постояли в подъезде редакционного домика. Тоня не надела шубки, только платок накинула. Мерзла, но все не уходила.
— Ну, до скорого, Тоня! Мы еще встретимся, обязательно встретимся!
— Счастливого пути!
И Борис Михайлович пошел по тропинке, с улыбкой размышляя о том, что и заядлые холостяки и однолюбы иногда начинают неожиданно для самих себя проявлять необычайный интерес к встреченной где-нибудь на новостройке молодой особе...
Нужно было зайти в гостиницу, взять вещи и торопиться к поезду.
Снег был синий-синий. Быстро надвигались сумерки. На небе серебрилась по-зимнему блескучая луна.
КНИГА ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ВЕСНА В ТАЙГЕ
1
На тоннеле были горячие дни. Перед тоннельщиками поставлена задача — во что бы то ни стало к Первому мая соединиться двум отрядам, идущим друг другу навстречу. Да! Закончить проходку и торжественно отпраздновать эту победу в первомайские дни.
Должен приехать на открытие начальник строительства Агапов. Тоннельщики готовились обставить праздник со всей пышностью, какую они только смогут создать в условиях отдаленности от центра, в глуши тайги.
Впрочем, сама тайга тоже готовилась к празднику весны. Склоны сопок, весеннее небо, говорливая Арга переливались нежнейшими оттенками всех цветов, ежедневно появляясь в новых нарядах. Вот стала угадываться, хотя еще не появилась, светлая-светлая зелень на березах — легкие облачка, зеленая дымка. Вот вдруг расцвели какие-то невиданные горные цветы. А ведь еще и почки на деревьях не распустились! Даже Арга стала по-новому греметь на каменных перекатах, а небо нашло новые зеленоватые, сиреневые и светло-бирюзовые тона.
В только что отстроенном клубе готовили концерт. Художники заканчивали праздничное оформление поселка: панно, транспаранты, лозунги.
Клубом гордятся все тоннельщики. Клуб — по всем правилам! Даже откидные кресла, на чем особенно настаивала Кудрявцева. Пол покатый, сцена большая.
Уделено внимание и комнатам для актеров, и месту для оркестрантов, и занавесу, который механически открывается и закрывается — все как в настоящем городском театре! А какие световые эффекты, цветные стекла, какие прожектора!
Березовский даже похудел, пока строился клуб, так он переживал за каждую мелочь. Но не только Березовский — ревниво, любовно следили за сооружением клуба и Широкова, и Кудрявцева, и Колосов, и бригадиры, и откатчики, и бурильщики, и селекторщики, и бухгалтерия. Один заметил, что скрипят ступеньки, по которым актеры будут подниматься на сцену:
— Куда это годится! Скажем, к примеру, идет пьеса... и настроение... и публика переживает... И вдруг такой скрип!
Другие расспрашивали, какие картины будут висеть в зрительном зале...
В честь Первого мая шло социалистическое соревнование бригад, ставились рекорды по проходке, по вывозке породы, по укладке бетона. Но наряду с этим всем хотелось, чтобы было красиво, нарядно, «так, как ни у кого на трассе» или «не хуже, чем в Москве».
Теперь после ужина Игорь Иванов, Нина Быстрова, Зимин и Ирина ходят на репетиции.
— Погода мерзопакостная! — ворчит Зимин, перепрыгивая через лужи, подернутые тонким ледком.
— Игорь! Где же вы? Я, кажется, зачерпнула воду!
— Кажется или на самом деле, Нина?
— Сейчас мы это уточним, — уже увереннее говорит Нина, смеется, держится за пальто Игоря, стоя на одной ноге, сдергивает с другой туфельку и калошу. — Вот! — и выливает из туфельки воду.
— Надо сделать тротуары! — решительно заявляет Ирина. — Занавес механически открывается, а к очагу культуры даже подойти нельзя, не промочив ноги!
— Все! — хохочет Зимин. — Завтра не будет жизни ни Березовскому, ни завхозу, ни всем, проживающим здесь в радиусе пяти километров! Ирина Сергеевна не успокоится, пока не будет вымощено все Карчальское строительство до самых берегов океана!
— И не успокоюсь!
Где-то в сумерках по весенней распутице пробирается к клубу струнный оркестр. Тренькают на ходу балалайки, гитарист наигрывает вальс «В прифронтовом лесу».
— «Онегин, я скрывать не стану!..» — пробует свой густой бас инженер Колосов.
Он тоже идет на репетицию и, невзирая на седину в волосах, чувствует себя молодым, озорным, веселым.
— «Безумно я люблю Татьяну!..» — подражая Колосову, отвечает Нина Быстрова и первая раскатывается смехом.
Колосов, разговаривая сам с собой, отвечает:
— Не звучит голос. Сырость! — и затем кричит в темноту: — Ирина Сергеевна! Где вы?
— Тута, тута! — отвечает Зимин.
— Догоняйте, Вадим Павлович! Мы уже на крыльце!
— «На земле весь род людской!».
— Не пойте на воздухе!
В клубе творится что-то невообразимое. Духовой оркестр разучивает на сцене «Привет музыкантам». Когда он берет фортиссимо, стены дрожат.
В задней комнате тенор Паша Морозов пробует верхнее «до».
Аккордеонист Сережа Стрягин тут же с увлечением, склонив голову набок, шпарит во всю силу мехов рапсодию Листа. Белобрысый, небольшого роста, субтильный Сережа считал, что он довольно недурен, и очень следил за своей наружностью. Так как у него не росли еще борода и усы, ему приходилось сосредоточить все внимание на прическе. Но. волосы у него имели печальное. свойство торчать кверху, особенно один вихор, который Сережа приглаживал, и на ночь завязывал платком, и чем только не смазывал... И все-таки этот вихор торчит и сейчас, придавая Сереже очень задорный вид.
Среди столиков для шахматной игры Бессонов откалывает «Яблочко». Это ничуть не смущает заядлых шахматистов. Они невозмутимо разыгрывают итальянскую партию, и уже инженер Зенитов объявил
