Ася - Леля Иголкина

— Орально можно, — он задирает нос и нагло выставляет подбородок. — Я всё узнал. Покопался в интернете, проконсультировался, узнал ещё одно профессиональное мнение. Голодный, Цыпа, как кобель без обещанной хозяйкой вязки! Хочешь, чтобы к другой болонке убежал? Кстати, я размял язык. Этот аппарат всегда тёпленький, если что.

Сейчас я больно стукну, вложу всю силу, накажу и отстою поруганную честь, которой он меня лишил, когда впервые тронул языком.

— Только об этом можешь думать?

— Я же мужик! — и снова нос ползёт наверх. — Тимофей?

— … — сын прислушивается, а для этого специально выставляет ухо.

— Да, барбос, да! Женщины — имя им Легион! Учись, малыш.

— А дальше?

Зачем спросила? Интересно? Завелась? Ревную? Или я страхуюсь, чтобы всё заранее узнать.

— Однако! Желаешь продолжения?

Пусть рассказывает, если начал. Потренирую выдержку, натаскаю свой характер, что-то пропущу мимо ушей, а на чём-то заострю своё внимание. Отомщу, отомщу… Тебе ведь нечем хвастать, «Цыпа». Ну и что! Значит, сочиню.

— Потом мне на глаза попалась Ксения и её свободная от бюстгальтера грудь. Знаешь, такие бугорки, похожие на морские камушки. Кстати, Ксю-Ксю любила загорать исключительно без верхней половины купальника. Раскладывалась на песке и задирала руки. А я… — ухмыльнувшись, хмыкает. — Хм-м-м! Я прикрывал её пупырышки большими голышами. Она визжала, когда горячий камень трогал нежненькую кожу, обжигая ареолу. Голосила, как молочная свинка. У-и-и-и, у-и-и-и! Молниеносно опускала руки и живым крестом прикрывала некрупное богатство. Я не скрываю, что люблю женщин, Ася. Есть чем покрыть мое неожиданное откровение? Блин, через что я только не прошёл! С Нией только не срослось, — мне видится, или он с сожалением плечами пожимает. — Эх! А была возможность, между прочим. Надо было мелочь научить порядку.

— С Нией?

Чудное имя!

— Антония Смирнова! Это младшее бесовское отродье. Самая маленькая из брахманской касты. Это дочь Сергея, родная сестра Юлы. У неё гетерохромия, Ася, но ей идёт. Уверен, что Петя Велихов, её муж, на эту фишечку повёлся, как телец на жертвенный алтарь. Знаешь, что это такое?

— Нет.

— Разные по цвету глаза. Один — карий, а второй — то ли серо-зелёный, то ли голубой. Богатейшая палитра! Как говорят, под настроение. Одно могу сказать, что эта языкатая стерва — истинная ведьма. Она меня прокляла.

— Ты серьёзно? — хочу ударить, но из последних сил держусь.

— Вполне! — сейчас муж смотрит на меня, да только я не вижу его глаз, которые он скрывает под солнцезащитными очками. — Я мешался под ногами у Юлиного кобеля, Святослава. Мудила редкий, откровенно говоря. Сыночек, прости меня. Не буду больше выражаться. Это был последний раз. Такой, знаешь, идейный хрен, большой военачальник, храбрый командир, подполковник без погон, побывавший в плену и вернувшийся в мирный город, чтобы истребить мою семью, — Костя бьёт ладонью по рулю, а потом вдруг шепотом дополняет. — И хорошо! И на здоровье! Желаю счастья. Пусть живут.

— Костя? — я останавливаю его руку и перекрещиваю наши пальцы.

— Отвлекся! Просим прощения, госпожа. На чём я остановился? Ах, да! Так вот, недоразвитая Ния сказала, что никогда не знать мне покоя. Потом добавила, что буду глубоко несчастным, вечным мучеником, волочащим свой неподъёмный крест. Эта мелочь — между прочим, без преувеличения — обладает каким-то жутким даром. Поговаривали, что Тоня вышла нравом в свою прабабку, у которой был чёрный дар. Короче, я влип по самые помидоры, женщина. Спаси меня, а? А? А, Красова? Аська, есть чем ответить?

Начну, наверное, так:

— Я встречалась с мальчиком.

— Охренеть! — сильно придавив педаль, Костя тормозит, а я вцепляюсь пальцами в ремень и, согнувшись пополам, животом и грудью удерживаю от падения на пол большой букет из роз.

— Да, — теперь шепчу, разглядывая коврик на полу.

— Но до основного, насколько я помню, всё же не дошло, — машина снова едет, а я распрямляюсь и откидываюсь на подголовник кресла.

— Насколько ты помнишь?

В каком смысле? На что он намекает, когда убавляет звук и огрубляет тон, меняя свой мягкий баритон на тяжелый, почти грудной, угрожающий мне бас?

— Помню наш первый раз. Первый для тебя, если придерживаться терминологии. Ты была девственна, Ася. Если не сказал тогда, то не означает, что ничего не понял. Опыта не было совсем, хотя ты старалась. Глаза хотела мне замылить, Цыпа? Маленькая курочка нежным клювиком толкалась и искала то, что могла бы обхватить обрезанными коготками. Кстати, половой покой работает в обе стороны, женщина, — он лезет носом в моё ухо, хихикает и, задевая языком хрящ и обводок, шипит мне просто в мозг. — Пососёшь?

— Му-у-у? — поджав плечо, мычу.

— Мне начинает нравиться наш незапланированный отпуск. Аська? — муж вскрикивает и подпрыгивает на кресле.

— Ты был не рад? — таращусь безумным взглядом в лобовое.

Сосать? Не пойму. Минет? Он хочет… Господи! Я точно не смогу. Это же… Это же… Наверное, фу-у-у-у!

— То есть?

— С девушками мужчины не желают связываться, — хриплю, не меняя направления глаз.

— А-а-а! Так ты была девушкой! А я, было, подумал, что просто зажалась: не протиснуться — не протолкнуться. Но ты стоически молчала, только рублём напоследок одарила… Двести, Ася? Двести? Серьёзно? Помелочилась? Решила умыть взрослого мужчину?

— Нет.

— Знаешь поговорку: «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться!»?

— Угу, — усиленно киваю.

— Короче, мы эту поговорку отработали личным примером. Продемонстрировали суть. Согласна?

— Костя, перестань! — прыснув, прикрываю рот ладонью.

— Извини, Цыплёнок. Если честно, не сориентировался тогда. Неужели так не понравилось? Только не вливай мне в уши про то, как я стонал, что вижу под собой бывшую жену, пока е. у тебя. Возможно, пару раз что-то подобное и проскочило, но стонущий при половом акте мужик — это бред.

— Ты стонешь! — знаю, что права!

— Когда нерв в пояснице зажимает. Что ты придумываешь?

— Ты ноешь, Костя.

— Нет.

— Да, — настаиваю, потому как несколько раз слышала его тихий голос, вещающий о том, как ему хорошо со мной.

— Возможно, в момент эякуляции.

— Э-э-э… — краснею и поворачиваюсь назад. — Тимоша, всё в порядке?

Малыш сидит с открытым ртом, ритмично бьет ладонью по бортику и следит глазами за отцом, не обращая на меня внимания.

— Тимофей?

Чёрт возьми! Не помогает. Он меня забыл?

— Возьмешь меня в рот.

— Что? — я снова возвращаюсь к Косте.

— А как еще мы проверим твою теорию? Стонет Красов или нет? Хочу видеть тебя, когда ты…

— Извини, — резко отсекаю. — Ты меня смущаешь.

Не выйдет! Он будет разочарован, а я раздавлена. Это унизительно, мерзко, грубо, отвратительно. Его член у меня во рту? А если укушу?

— Принято! А что касается твоей беготни год назад, то я что-то даже начинаю понимать.