Записки несостоявшегося гения - Виталий Авраамович Бронштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
скоротечность беседы — нам даже не предложили сесть. Он, видимо, понял это и резким
жестом руки указал на стулья за столом.
Стараясь говорить как можно короче, объяснил, что такое может случиться в
любой школе — необычайно сильный класс. Пятеро способных, быть может, талантливых
ребят, все десять лет своей учебы показывали отличные результаты. И вот подошли к
выпуску, но для сельской школы оказалось слишком много — пятеро медалистов…
247
— Для меня это вопрос не образовательный, а политический, и считаю, что нужно
отнестись к нему именно так! — неожиданно для самого себя, выпалил я.
Вихров удивленно поднял брови. У Силюковой начался нервный тик, и она
невольно прикрыла рот рукой.
— Как воспримут жители села, что из пяти отличников получат медаль только двое: сын директора совхоза Лымаря и дочь завуча школы Белобровой? А ничем не
уступающие им, а может, и превосходящие: умница Гена Калашников, сирота, впроголодь
живущий со своей несчастной бабушкой; красавица Танечка Т., эрудитка и насмешница, из многодетной семьи рядовых тружеников; да тихая скромница Нина Н., у которой мама
— доярка, а отец — инвалид детства, — остались за бортом?
Не хочу, чтобы в селе, где я работаю, люди сомневались в справедливости
советской власти, не верили ей, считали, что начальству — всё, а другим — ничего…
Боязнь чиновников районо терять насиженные места не должна заставлять учителей
кривить своей совестью!
— Ну, и что ты предлагаешь? — после некоторой паузы перешел на «ты» первый секретарь.
— Или медаль всем, или никому, — понимая, как это глупо звучит, выдохнул я.
Мне предложили подождать за дверью. Минут через пять появилась Силюкова, на
лице которой были красные пятна.
— Делайте, что хотите, — обозленно бросила она, — но помните, что вы всех нас
подставляете!
В итоге, я не подставил никого, а все пять отличников получили медали.
Позже я узнал, что Вихров звонил заведующему облоно Беньковскому и предупредил, что если будут какие-то препоны для медалистов Велетенской средней школы, то он, как
член бюро обкома партии (из 25 сельских районов только три первых секретаря были
членами бюро обкома, что считалось великой честью и свидетельствовало о прочности
вхождения в партноменклатуру), будет вынужден обратиться в бюро, так как этот вопрос
приобрел в селе политический характер.
А через много лет, когда я опоздаю на первый утренний рейс «ракеты» в Одессу, и
стремительное судно отчалит от причала и удалится на десятки метров, вдруг прозвучит
певучий звук корабельной сирены и «ракета» вновь устремится к берегу.
— Наверное, что-то забыли, — обрадовался я. Но оказалось, что забыли… меня.
Шустрый парнишка в тельняшке предложил мне пройти в рубку, где русоволосый
мужчина в белом кителе, стоящий у штурвала, стал неожиданно упрекать:
— Ай-яй-яй, Виталий Абрамович! Как вам не стыдно — учили нас порядку, ругали за
опоздания на уроки, а сами…
— Здравствуй, медалист Гена Калашников!
______________
Когда я появлюсь в Велетне после двенадцати лет кочевки по Белозерскому району
уже в должности директора, то застану странную картину. Запущенность школы меня не
пугала — «делать из плохого хорошее», по совету Семена Климовича Непейпиво, я уже
научился. Но я ходил по школе, смотрел классы, учебные кабинеты, библиотеку — и чего-то все время не хватало. Вроде, всё есть, и все же чего-то необходимого нету. Чего?
И только через неделю до меня дошло: где раздевалка? Нет ни общей, в коридоре, ни в
классах — обыкновенных вешалок. Что это значит?!
Спросил в учительской, коллеги переглянулись, а мой предшественник Кавура, пряча глаза, сказал, что зимой в школе холодно, дети и взрослые не раздеваются, чтобы не
простудиться, руки у бедных замерзают, писать не могут, так зачем раздевалка — занимать
лишнее место?
Мне показалось, что я ослышался: двенадцать лет назад, когда директорствовал
Непейпиво, в школе зимой было тепло и уютно, что случилось? И что это за учеба в
школе, где дети не пишут?
248
Оказывается, голландские грубы, стоявшие в классах и коридорах, со временем
прохудились, их много лет не чистили, да и с углем последние годы плохо: что ни завезут
в школьный двор — всё раскрадывается, ведь охраны нету, так что перебиваемся
потихоньку, закаляем детишек…
Пошел к директору совхоза, чьи дочки процветали в школе, и через несколько дней
у нас появилась бригада стройцеха. За пару недель привели в порядок грубы и построили
во дворе здоровущий каменный ангар для складирования угля и школьной техники -
грузовика и трактора. В коридоре, недалеко от входа, разместили компактную раздевалку
на три сотни одежных крючков, а тут и холода подоспели…
Надо ли объяснять, как после всего этого ко мне относились и дети, и их родители, и учителя-коллеги?!
Правда, в природе не бывает, чтобы все были чем-то довольны. Радость одних
нередко несет горе другим, и здесь правило одно: стараться, чтобы первых было больше, а
вторых — меньше. Случайно услышал в сельском продмаге разговор покупательниц про
то, как бедуют две старушки, живущие рядом со школой. Оказывается, раньше, когда в
школьном дворе под небом валялись груды угля, они потихоньку таскали его домой, тем и
согревались. А теперь беда — мерзнут…
Старушек этих я знал, худенькие, бесплотные божьи одуванчики, тени, скользящие
мимо школьного забора. Зашел к ним. Не буду описывать, что там увидел. Сильно
расстроился. Две бабушки-одиночки сбились в семью, чтоб как-то выжить. Нищета, голод, холод…
Дома выложил это маме.
— А ты? — спросила она.
Сказал, что велел учителю труда, отвечавшему за организацию ежедневного
подноса топлива к грубам со старшеклассниками, заносить уголь старушкам пару раз в
неделю, чтоб не замерзли. И попросил директора совхоза Николая Кулиша помочь им
продуктами. Слава Богу, у него доброе сердце, так что старушкам повезло.
Между тем, когда меня назначали на Велетень, завоблоно Беньковский поставил
передо мной главную задачу. Вы никогда не догадаетесь, какую. Не вывести школу в
передовые, создать хорошие условия для учителей и учеников, добиться побед в
ученических олимпиадах и подобное. Он коротко сказал: — Твое дело — чтобы эта школа
перестала вонять! Да — да, вонять! Оттуда хлещет поток анонимок больше, чем из иного
района. Пишут, чертовы шкрабы, в райком, обком, самому Брежневу — всё им не
подходит, на всё клевещут! Редкое партсобрание в этом гадюшнике обходится без гостей
из области или даже республики. Сделаешь, чтобы эта вонь прекратилась — считай с
главным ты справился.
Конечно, после таких добрых слов мне
