Мир в подарок - Оксана Демченко

Увлекшись подгорным движением, я совершенно не следила за тропой. Между тем мы покинули пологие склоны, взобрались на седловину перевала и начали спуск. Или скат? К насущным проблемам меня вернул Борз, уже привычно целящийся зубами в колено – наказать и воспитать. И правильно: только его ловкость сейчас спасала беспечную хозяйку от близкого знакомства с глубинными чудесами. Покатая тропка шириной в две ладони вилась над обрывом, уходящим в непроглядную тьму. Ма-ма-а. Мелкие камни и пыль утекали вниз, шелестели по камням и стихали, не возвращая звука от дна. Может, его и нет?

Наконец тропа стала шире и надежнее, а затем… оборвалась. Мы скопились на ровной площадке, явно расширенной усердными каменотесами. Дальше – отвесная ступень глубиной в три аршина.

Мой рыжий подошел к краю, вытянул шею, изучил перепад. Сердито фыркнул, обернулся ко мне, вполне разумно и возмущенно смерил взглядом. И хозяйке не жаль его красивых ног? Нет, прыгать он не будет! Там скалы, а он герой, но не дурак. Люди Годэя – тоже не глупы, успокоила я умника.

Все быстро спешились, наши провожатые приготовили тали. Вот почему такой большой отряд, – запоздало поняла я. Система удобная, плечо приличное, но всегда лучше подстраховаться. Первым – по веревке – спустился Зимир, он не мог доверить прием своей золотистой красавицы чужим рукам. Следом – еще двое. Час спустя я коротко простилась с Годеем и присоединилась к нервно кружащему внизу Борзу. Перстень Лемара капитан обещал с посыльным вернуть владельцу в полной сохранности. Эта вещица дает право лишь на один визит на горную заставу – у гвардии правила строги…

Я забралась в седло. Рыжий гордо отвернулся от провожающих и двинулся по тропе красивой собранной рысью. Опять выпендривается, бесподобный мой. Не может он иначе. Сзади нам махали руками, желали удачи – и, само собой, тихо восхищались великолепным скакуном.

Я не оборачивалась, к чему затягивать прощание? Путь еще длинный, а тропа не располагает к романтизму: узко, темно, камни острые, трещины – коварные. И мысли, неспокойные и смутные.

Вот и остался позади Карн, единственный известный мне край этого мира, именуемого Релат. Самый счастливый край – благополучный климат с небольшими изменениями – почти не пострадавший от злобы Адепта; жители, не знающие голода и жажды. Впереди – все по-иному, много хуже и непригляднее. Голод, безводье, страх перед стражами Карна.

С каждым часом мы спускались все ниже и к утру оказались в основании широкой долины, охваченной руками-отрогами хребта. Резкие порывы южного ветра несли пыль и сухость. Впереди нас ждала пустыня. Борз довольно фыркнул. Почуял дом? Как же он, теплолюбивый, зимует в Карне, где случаются лютые морозы, особенно на севере? Мне подумалось, что впереди октябрь, и рыжему красавцу в глубокой стылой тусклой осени – не место.

Под первыми лучами восхода его атласная шкура буквально светилась, горела полированной бронзой. Удивительное зрелище. Портило мое настроение только то, что песок становился все глубже, трава – реже и рыжее. Наконец мы обогнули правую руку гор и разом попали в пустыню.

Она начиналась резко, бурым полем с проплешинами скал и камней, упорным южным ветром, выдувающим остатки влаги из кожи, одежды, легких. Мы свернули на юг и пустили коней резвым махом, отчего сухой жар только усилился. С каждым часом я все более удивленно косилась на Зимира – забыл хоть разок, хоть для порядка, пожаловаться на скорый запал и растяжение бесценного плеча.

Мальчик смотрел вперед до рези в глазах, выискивая знакомые приметы и ориентиры. Он возвращался домой, хотя пару недель назад и подумать о таком не смел. А теперь, закусив губу, переживал, жив ли дед, ждут ли его, как мама. Верная Дэгэ понимала нетерпение всадника и прибавляла ход. Мой рыжий вообще чувствовал себя, как на увеселительной прогулке… Так что к полудню взбунтовалась именно я! Потребовала не мучить коней и напомнила про растяжение. Зимир сердито мотнул головой, но спорить не стал. Он, кажется, радовался пеклу, в котором должен плавиться камень. А я – нет, не радовалась. С чего бы? Я тут не родилась.

Кони пошли шагом, остывая, насколько возможно в этом аду. Наконец мой непререкаемый конюх заявил, что разрешает привал. В родном климате, с новым дареным кинжалом при поясе, он сразу ощутил себя не только по-настоящему свободным, но и значимым, старшим. Говорил медленнее и солиднее, смотрел уверенно и – спорил. Дожили, называется. Скорее бы сдать его деду! А то еще пара дней – и я буду конюхом, а он – великим путешественником, главой каравана. Кажется, Риан называл мне слово… да как же он говорил? Ах, да – «дабби» – проводник, определяющий путь торгового каравана. Впрочем, так звали купцов восточнее, по ту сторону степи, на старом Шелковом пути, давно прекратившем свое существование. Окаянные погубили его, увы. Но звучит неплохо – дабби Зимир Гир-Дэгэ. Я сказала малышу. Он расплылся в улыбке и перестал упираться, куда охотнее объявив отдых и обед. Сам засуетился, организуя тень. Видимо, игра в караван ему пришлась по душе.

Мы устроились на войлоке в жалкой тени натянутого полупрозрачного полога. Прожевали половинку сухой лепешки на двоих, запивая водой из фляг.

Когда тени удлинились, двинулись снова в путь. По красной вечерней пустыне, а потом по серой ночной. Именно здесь я оценила Борза по-настоящему. Такой конь имеет право быть капризным! Легкий, мощный, неутомимый, способный без моих подсказок находить лучшую дорогу и держать направление.

За полночь мы все еще были в седлах, правда двигались уже неспешной рысцой. Сияющий Зимир указал на проступающие в светлой ночи скалы справа, за ними начиналась земля Гриддэ. До селения еще верст семьдесят, но уже по родным пескам, прежде бывшим лучшими пастбищами рода. Для него это все меняло. По мне, так родные пески скрипели на зубах так же мерзостно, как бесхозные. Слева из ночной серости вынырнула вторая группа скал, изломанные черными тенями стены начали сближаться, образуя довольно широкий каньон. Мальчик притих и почти беззвучным шепотом выдохнул: чуть дальше и левее начнутся гнезда страшных хаттрами. Ночью они менее опасны, но лучше принять к востоку. Борз презрительно фыркнул: глупости, залягаю и искусаю. Я с ним согласилась. Ночью, вслепую, углубляться в неровные скалистые осыпи, рисующиеся левее, никак нельзя.

Спустя полчаса Зимир указал дрогнувшей рукой на холм с приметной группой камней. Тут их с кобылицей заметили – и погнали.

Любопытство бурлило во мне. Кто они – хаттрами? Порождение окаянных, искаженные творения древних снавей или чудо природы, одичавшее в незнакомом климате? Посоветовав Зимиру ехать к селению, я повернула Борза и двинулась к скалам. Чуть погодя сзади защелкали по звонкой сухой земле копыта Дэгэ. Не бросил. Мужчина.