От Кибирова до Пушкина - Александр Лавров

У «Синтаксиса» есть ясная программа, — подчеркивал Г. Андреев. — Суть ее коротко сводится к неприятию русского национального сознания, а заодно и патриотизма, к утверждению идеалов плюралистического общества (при условии исключения из него представителей русского национального движения); к защите права, независимого от идеологии, к скептическому отношению к религии, а иногда и к откровенному атеизму, а в истории — к отстаиванию позитивистского метода. Таким образом, «Синтаксис» оказывается в ином лагере, чем, скажем, «Континент» или «Вестник РХД», но в близком соседстве с журналами «Страна и мир» и «Форум». Читатель сделает правильно, если постарается во всех этих спорах увидеть не только примитивную склоку, но — прежде всего — отражение исканий людей разных убеждений, верований, манер мышления.[1261]

На протяжении всего периода издания (вышло в общей сложности 37 номеров) в «Синтаксисе», как мы уже попытались показать, регулярно появлялись материалы, содержавшие полемику с В. Максимовым, «Континентом» и А. Солженицыным. Александр Исаевич был для супругов Синявских одной из главных мишеней политических атак. Даже в новейшее, постсоветское время их упорные выпады против А. Солженицына продолжались.

В № 30 (1991) «Синтаксиса» находим иронически-едкую заметку В. Линецкого о «Словаре языкового расширения»; в № 31 (1992) публикуется исключительно резкое «Открытое письмо» Андрея Синявского Александру Солженицыну, написанное еще в 1975 году. «Вы своим непререкаемым, офицерским тоном и гонором, Вы своими анафемствованиями воспроизводите в зачаточном виде образ советской власти», — утверждает А. Синявский, и это лишь один из упреков «лагерника — лагернику», в таком тоне выдержан весь текст. Следом приводится давнее письмо А. Солженицына Р. Рейгану (1982) с комментарием Кронида Любарского: четверть века назад, как поясняет редакция «Синтаксиса», остро полемические заметки К. Любарского не удалось опубликовать ни в одном эмигрантском издании.

О своем отношении к А. Синявскому и третьей эмиграции в целом А. Солженицын достаточно подробно рассказал в мемуарных «очерках изгнания» «Угодило зернышко промеж двух жерновов». Нас сейчас интересует именно реакция В. Максимова и возглавляемого им журнала на многочисленные нападки со стороны «Синтаксиса» и четы Синявских. В № 25 (1980) «Континента» в колонке редактора «Немного об эмигрантских распрях» В. Максимов писал:

Как это ни прискорбно, деятельность считанных единиц среди нас, кто с первых же шагов за рубежом взял себе за правило, не гнушаясь средствами, возбуждать в эмиграции атмосферу перманентного скандала, имеет некоторый успех не только здесь — в изгнании, но и на родине. Они громко прокламируют свою провокационную возню как пример «широты взглядов» и «свободомыслия», но, странное дело, мишенью их нападок, как правило, оказывается круг людей и движений, неугодных Советской власти вообще и КГБ в частности. И, разумеется, прежде всего — Александр Солженицын. — Завершая редакторскую колонку, В. Максимов подчеркивал: — Я хотел бы раз и навсегда, со всей ответственностью определить для нашего читателя в Советском Союзе и здесь, в эмиграции, наше кредо взаимоотношений с этой публикой: никаких «распрей», ибо — много чести для этих господ![1262]

В целом редактор «Континента» оставался верен однажды принятому решению: избегать внутриэмигрантских дрязг на страницах издания. Материалов, посвященных анализу творчества А. Синявского, в журнале было совсем немного. Например, отклик Юрия Иоффе на интервью писателя западногерманской газете «Die Zeit» от 6.2.1981 (приуроченное к 100-летию со дня смерти Ф. М. Достоевского) касался чисто политических моментов. В статье «В тени Достоевского» (№ 40, 1984) Ю. Иоффе подчеркивал, что его цель — «ознакомить русского читателя с недостойными и необоснованными оскорблениями русского писателя Андрея Синявского в адрес русского народа»[1263]. Помещая в № 41 отрицательную и иронически-едкую рецензию Нины Муравиной на очерк А. Синявского «Река и песня» (опубликованный в № 12 «Синтаксиса»), редакция «Континента» также настаивала на «русофобии» писателя. В статье «„Душевные гусли“ Синявского» Н. Муравина писала, что Синявский «испытывает к народным песням брезгливое отвращение» и что «народ знаком Синявскому, как и многим столичным гомункулусам, лишь по литературным источникам». По мнению критика, язык статьи «соткан из готовых литературных штампов, вывернутых наизнанку», а сам автор статьи презирает читателя и «уверен в его неспособности отличить подлинные образы от подделки»[1264]. Тенденциозность и несправедливость подобных отзывов наверняка воспринималась А. Синявским как демонстративный выпад со стороны «вражеского» органа печати.

К тому же В. Максимов опубликовал в «Континенте» несколько публицистических материалов, посвященных лично А. Синявскому: 1. О «руке КГБ» и прочем — № 49 (1986); 2. Ответ А. Синявскому — № 73 (1992); 3. Необходимое разъяснение (о Синявском) — № 78 (1993). Все они были связаны с обвинениями А. Синявского в сотрудничестве с КГБ, основанными на домыслах и слухах. Циркулирование таких слухов усилилось в эмигрантской среде в связи с появлением в израильском журнале «22» (№ 48, 1986) воспоминаний С. Хмельницкого «Из чрева китова». Передавая «Континент» в Россию, В. Максимов даже в последнем номере, подписанном им как редактором (№ 71, 1992), вновь выступил с обвинениями в адрес А. Синявского и перепечатал текст С. Хмельницкого. Однако вскоре ему пришлось извиняться.

В № 34 (1994) «Синтаксиса» было опубликовано «Заявление для печати» В. Максимова: в связи с открывшимся доступом к архивным материалам Лубянки он просил прощения за то, что подозревал супругов Синявских «в вольных или невольных связях с КГБ» и публично высказывал такие подозрения. В этом же номере М. В. Розанова в мемуарных заметках «Абрам да Марья» вновь касалась этого болезненного вопроса, в значительной степени отравившего супругам Синявским годы эмигрантской жизни. Здесь же был помещен большой и сочувственный очерк Булата Окуджавы о Владимире Максимове, которого поэт хорошо знал в 1960-е годы: «Несколько сцен из провинциальной пьесы» (перепечатка из журнала «Родина», № 4, 1991).

Так закончилась многолетняя вражда между журналами и их творцами. Примирению предшествовало то, что В. Максимов и А. Синявский совпали в резко отрицательной оценке обстрела Парламента (Белого дома) в Москве 3–4 октября 1993 года, не приняли официальной версии событий и позиции Б. Н. Ельцина. П. Егидес, В. Максимов и А. Синявский выступили в «Независимой газете» от 16 октября 1993 года с коллективным протестом против кровопролития, против гибели российских граждан. В № 35 (1995) «Синтаксиса» были опубликованы (к несчастью, уже после смерти автора от скоротечного рака) полемические заметки В. Максимова «Возьмемся за руки, друзья!..». Их пафос совпадал с грустными размышлениями Андрея Синявского (помещенными следом, в том же номере) о состоянии демократии в России и позиции, занятой русской интеллигенцией: «Несбывшиеся надежды, утраченные иллюзии». В 1997 году А. Синявский умер, и журнал «Синтаксис» вскоре прекратил свое существование.

Подводя итог, можно сказать, что полемика между «Континентом» и «Синтаксисом» носила открыто политический, идеологический характер. Кроме того, ее участники довольно часто (увы!) переходили на личности и вместо социокультурных споров занимались выяснением отношений, сведением давних счетов. Эстетические пристрастия редакторов «Континента» и «Синтаксиса» не раз декларировались на страницах возглавляемых ими изданий, но трудно вспомнить хотя бы одну дискуссию между журналами, которая всерьез касалась вопросов литературы и искусства, перспектив развития русской словесности. Оба издания публиковали материалы важнейших эмигрантских форумов, посвященных литературе «третьей волны», но в дискуссию по таким поводам не вступали.

В 2004 году в статье «Лаборатория свободы» поэт Дмитрий Бобышев писал:

Абрам Терц в «Прогулках с Пушкиным» продемонстрировал целый набор деструктивных приемов, которыми сейчас широко пользуются критика и литературоведение в родной России. Он также пытался деконструировать (то есть попросту развенчать) две крупнейшие фигуры русского Зарубежья — Солженицына и Максимова, но, к счастью для всех нас (подчеркивал Бобышев. — Е. С.), это ему не удалось, хотя оба объекта его нападений, вероятно, понесли значительный ущерб в смысле их репутации и влияния на Запад.[1265]

Это любопытное и откровенное суждение необходимо, на наш взгляд, слегка уточнить: все-таки развенчать, «деконструировать» Солженицына и Максимова стремился на протяжении всех эмигрантских лет не Абрам Терц, а Андрей Донатович Синявский — писатель, критик, публицист. И, конечно же, его супруга Мария Васильевна Розанова, которая в период перестройки и гласности предостерегала советскую интеллигенцию: