Сказание о Юэ Фэе, славном воине Поднебесной - Цянь Цай

Семизвездный горит узор,

А изогнутый лук за плечами

Сотни раз прославлял стрелка.

Он задумал Учжу полонить

У подножия Цзиньшаньских гор —

Преградил реку полководец!

Не спасла чжурчжэней река!

* * *

Мы уже упомянули о том, что Хань Ши-чжун приказал ввести пленника. Связанного Учжу втащили в шатер и поставили на колени.

– Это не Учжу! – вскочил юаньшуай. – Кто ты такой? Как осмелился меня морочить?

– Я Хуанбинну, военачальник из цзиньского войска, – ответил пленник. – Военный наставник Хамичи велел мне так нарядиться из опасения, как бы вы и в самом деле не захватили Учжу в плен. Больше ничего вам не скажу – можете рубить голову!

– Хитер чжурчжэнь! Сумел-таки меня обмануть! – усмехнулся Хань и приказал воинам: – Отведите его в тыловой лагерь и держите под стражей! Как только Учжу попадет в мои руки, казним их вместе! – И когда пленного увели, обратился к сыну: – Ты попался на хитрость, известную в военном деле под названием «цикада сбрасывает личинку». Запомни это и впредь будь внимательней!

Юноша поклонился и покинул шатер. Расстроенный неудачей, Хань Ши-чжун удалился во внутренний лагерь. Госпожа Лян встретила его и спросила:

– Почему вы так расстроены, господин? Мы еще можем схватить Учжу! Я знаю его характер – пусть мы его разгромили, но он не уйдет. Он сейчас думает, что мы упиваемся победой, и сегодня ночью попытается захватить наш лагерь. Давайте сделаем так: вы с подвижными отрядами засядете на берегу, а я возглавлю войско и буду оборонять водный лагерь. Если чжурчжэни нападут, бой не примем, будем только отстреливаться огненными стрелами. Когда чжурчжэни увидят, что я на них не собираюсь нападать, они непременно начнут переправляться через реку. Я же буду следить за ними с самой высокой мачты и подавать сигналы. Ударю в барабан – наступайте, смолкнет барабан – обороняйтесь. В какую сторону будут передвигаться чжурчжэни, я укажу флагом. Пора уже разгромить этих варваров, чтоб они и носа больше не осмеливались к нам сунуть!

– Ты рассчитала не хуже самого Сунь У![93] – воскликнул восхищенный Хань Ши-чжун.

– Если вы согласны со мной, то велите написать приказ, – сказала госпожа Лян. – Если я подам неправильный сигнал, то взыскивайте с меня. Но если вы замешкаетесь, пеняйте на себя!

Супруги договорились обо всем и приготовились к бою.

Госпожа Лян отдала приказания военачальникам, которые должны были оборонять главный водный лагерь, а сама поднялась на мачту, захватив с собой небольшой барабан.

Наступил вечер. Госпожа Лян приказала одному воину из личной охраны встать у сигнального флага.

С высоты мачты ей было видно все, что делается в цзиньском лагере. Хань Ши-чжун с сыновьями, расположившись на берегу, дожидался сигнала к бою.

Восхищенные доблестью госпожи Лян, потомки сложили такие стихи:

Китая праведная дочь

Давно ушла от нас,

Но слава о ее делах

Не меркнет и сейчас!

Сияли серебром луны

Доспехи на плечах,

И солнце золотом цвело

На лезвии меча.

Но, видя беды, видя скорбь

Китайских рек и гор,

Невольно хмурилась она,

И был печален взор.

Не к славе скользкая тропа

Цинь Гуя привела,

О ней же до сих пор идет

Хорошая молва!

Между тем Учжу, избавившись от опасности, добрался до лагеря, перевел дух и сказал военному наставнику:

– Так ничего и не удалось разведать! Понапрасну потерял Хуанбинну. Как будем переправляться?

– Да, надо спешить с переправой – провианта мало. Долго нам не продержаться, – согласился Хамичи. – Давайте попробуем сегодня ночью!

Учжу не возражал. Он приказал старшему военачальнику Няньмохэ возглавить тридцатитысячное войско и на пятистах судах сдерживать противника у горы Цзяошань до тех пор, пока сухопутные войска не продвинутся вдоль южного берега и не овладеют дорогами на Лунтань и Ичжэн. Условились в третью стражу готовить ужин и кормить воинов, в четвертую – сниматься с лагеря, в пятую – начинать переправу. Все приободрились, повеселели.

В третью стражу Учжу поел жареной баранины, выпил вина. Воинов тоже досыта накормили. Было приказано соблюдать тишину, для подачи сигналов пользовались только свистками. Тридцатитысячное войско на пятистах боевых судах отплыло в направлении горы Цзяошань.

Дул южный ветер, и суда под всеми парусами стремительно летели вперед. У горы Цзиньшань дозорные из сунского лагеря заметили противника и доложили в ставку.

Госпожа Лян отдала приказ обстреливать суда чжурчжэней из катапульт и луков.

У горы Цзяошань воины Няньмохэ подняли крик. Но в сунском лагере не было заметно ни малейшего движения. Учжу встревожился.

И вдруг ударила пушка. На суда градом посыпались камни, в воздух взвились тучи стрел. Строй кораблей Учжу распался. Цзиньский полководец поспешно отдал приказ плыть наискось по течению к северному берегу.

Госпожа Лян с высокой мачты заметила его маневр и ударила в барабан. На корабле загорелся красный фонарик, указывая направление, в котором двигались чжурчжэни. Хань Ши-чжун и его сыновья на быстроходных лодках двинулись вслед за ними. Но в бой не вступали. Только когда начало светать, они с трех сторон одновременно ударили на врага.

Чжурчжэней охватила паника. Они повернули корабли и сделали попытку уйти к Хуантяньдану. Госпожа Лян ликовала; не умолкая, гремел ее барабан.

В «Истории династии Сун» так говорится об этом беспримерном сражении: «Хань Ши-чжун нанес неслыханное поражение Учжу возле горы Цзиньшань, а его жена, урожденная Лян, следила за боем и била в барабан».

По этому поводу написаны такие стихи:

Мачты повергает в дрожь

Барабанный бой,

Многотысячное войско —

Сила велика!

И Му Лань[94] бы не сравнилась

В этот миг с тобой!

Образ женщины прекрасной

Не сотрут века!

* * *

Облетела Четыре моря

Слава дочери верной Китая,

Светлой мудрости – нет предела,

Доброте – ни конца, ни края!

Никогда река не забудет

Гром призывного барабана,

И поныне рокочут волны,

Эту женщину вспоминая!

Дело в том, что Хуантяньдан – залив,